Олег Вихлянцев - Контрольный выстрел

- Да я точно видел, как сюда, сначала один забежал, он с козырька крыши спрыгнул, когда мы еще только подъезжали. А потом второй. Тот со двора уходил. Я еще прикинул, что прыткий больно. Через заборчик почти без касания перелетел, как на полосе препятствий.

- Ну, на полосе препятствий ты у нас самый лучший, С этим никто не спорит. А к глазнику сходи.

- Да видел я! - упорствовал Коновалов.

Чего ж он такой упрямый? Другой на его месте давно бы подумал, что показалось. А этот уперся как бык, то есть баран, то есть конь. Зоркий. А пацан, видать. хороший, правильный. Жалко, если Витек его замочит.

Хотя как он его замочит? Может, его близко здесь нет, и все мои предположения - туфта голимая. Ну-ну. А Коновалову показалось, да? Ни хера ему не показалось! Здесь Конопля.

Я же своими глазами видел, что в цехе негде схорониться. Разве что вот в этой самой куче песка. Мне удалось спрятаться, а Конопля что, лох последний? Не-е-ет! Витек - воробей стреляный. И он где-то рядом.

Бойцы ОМОНа продолжали осматривать цех. Но делали это скорее всего для очистки совести, фига ли здесь осматривать? Все и так как на ладони. Я пришел к такому выводу, потому что в противном случае они разгребли бы песчаную кучу и вытащили бы меня за уши.

- Петров, а ну притащи со двора палку какую-нибудь. Песок ковырнем, сказал старший.

Сердце мое ушло в пятки. Трындец. Картина Репина "Приплыли". Сейчас они разгребут песок. Я сразу для себя решил, что сопротивляться не буду. Да и глупо это. Ради чего стрелять, убивать пацанов? Я все равно приговорен. Лишний грех на душу.

А Конопли нет. Он, наверное, нашел-таки лазейку и слинял из этого цеха. Что ж, вольному воля. Видно, не суждено мне расквитаться с ним. Вытащат меня ребятки, браслеты на лапы примерят. По ребрам надают - таков обычай. И в "Кресты". А там, глядишь, следствие, суд, приговор. "Вышка" гарантирована, к гадалке не ходи.

Может, самому вылезти и сдаться?

А может, не надо? Вдруг не найдут меня? Бывает же такое: ищут и не находят. "Господи, помоги!" подумал и сам себя обругал последними словами. Мне ли после всех подвигов к Богу обращаться? Сатана, падший Люцифер, толкнул меня на подвиги. И теперь отрекся, чего и следовало ожидать.

- Петров! Ты скоро там?! - услышал я недовольный голос старшего.

- Иду! - отозвался боец. Тоже недовольно. Мужики, не копайте, а? Ну на черта я вам сдался? Я ж нормальных людей не мочу. Только сволочей одних.

А Сашка? Она погибла из-за меня. И только из-за меня. Девчонка совсем. О свадьбе думала, планы на жизнь строила. Красивая, милая...

- Женька, представляешь, как все будет хорошо! Мы с тобой в следующем году поженимся, я тебе ребеночка рожу! Толстенького такого, румяного и веселого! На тебя похожего. И будем мы с тобой жить-поживать, добра наживать...

Это я ей втюхивал. Погоди, говорю, Сашка. Вот поработаю у Вадика еще годик, деньжат накоплю. И сделаю тебе официальное предложение. Свадьбу сыграем. И отправимся в круиз по Средиземному морю! Сыграли. Отправились.

Нашла бы себе парня хорошего и была бы счастлива, не повстречайся я тогда на дороге со своей идиотской привычкой всюду совать свой нос.

А мама Сашкина?

Она блокаду пережила. Всю войну в военном госпитале на Комендантском аэродроме медсестрой. Мне Сашка о ней много рассказывала. Я представил себе мысленно, как голодные, истощенные люди бредут в блокадную зиму на Неву за водой, как тянут в дом для обогрева самое драгоценное - кусок полена, невесть где отрытого. Как ежедневно хоронят умерших своих детей, родителей, соседей. И паек блокадный. Сто двадцать пять граммов хлеба из целлюлозы и мельничной пыли. Лепешки пекли из клея. На олифе и масляной краске. И выжили! Сашка говорила, что мать как только о блокаде вспомнит, так ей с сердцем плохо.

А я ее убил. По моей вине она умерла. Все одно... О! Да у меня мандраж наступил! Страшно, да? Омоновцы - не дети. Откопают и ребра пересчитают. Поделом тебе, Козаков.

- Давай, Петров! - командует старший бойцу, который вернулся со двора и, вероятно, притащил с собой шест, палку или что там еще. - Где тебя носило столько времени?!

- Товарищ лейтенант! - возбужденно заговорил Петров.- Там, у дома, пацаны из третьего взвода какого-то Костыля взяли!

- Есть в Питере такой - Жорик Костыль. Ну и что? - спросил старший.

- Да я такое видел! Подполковник Хлопотов из ГУВД, с Литейного!..

- Что Хлопотов?! - раздражался старший.

- Да пристрелил он того Костыля...

- А Костыль что, побежал, что ли?

- Нет вроде бы... А Хлопотов пристрелил...

- Значит, побежал, - с нажимом сказал старший.

- Может... как бы... кажется... - замямлил Петров.- Точно! Побежал!

- То-то же! - засмеялся старший. - Не хера бегать от милиции.

Я обалдел, услышав все это. Жорик, я в этом уверен, никуда не бегал. Видно же было, что он сразу, как только менты приехали, лег лицом на капот своей "вольво" и не дергался! И тут догадка разрешила все мои сомнения. Подполковник Хлопотов из ГУВД - тот самый мент, о котором мне рассказывал Жорик. И прикончил он Костыля, чтобы тот на допросах в "Крестах" чего лишнего не сболтнул. "Хороший индеец - мертвый индеец".

- Ты давай-давай, Петров! Приступай! - прикрикнул старший.

И Петров принялся ковыряться чем-то твердым в песчаной насыпи. Я слышу шуршание песка совсем рядом и прощаюсь уже со свободой и жизнью. Вот оно, мое геройство. Страх овладел так, что визжать охота и просить пощады у мужиков в милицейской форме.

От легкого прикосновения я вздрогнул. И закричал бы, наверное. Но, закапываясь, я соорудил для себя из собственной куртки нечто похожее на воздушный пузырь. Чтоб песок не забился в глаза, нос и уши. И теперь в это свободное от песчаного грунта пространство проникла чья-то рука. Не овец, определенно. Петров шестом песок прощупывает. Значит, кто? Кто?! Да Конопля же это!!! Это его рука! Когда бойцы стали проверять насыпь, Витек засуетился. Нервишки подвели.

Непроизвольно я схватил его за пальцы, моля лишь об одном: чтобы он не выдал нас неверным движением. Ладонь конвульсивно содрогнулась. И больше - ни одного порыва. Конопля тоже сообразил, что наткнулся на меня. Что ж, браво, скотина! Теперь жди, пока нас с тобой вытащат отсюда и прикончат.

- Ну, что там, Петров?!

- Да фиг ли здесь тыкать?! - вяло отвечает Петров. - Нету ни хера! Говорю ж, блин, померещилось Коновалову! Или ушли они отсюда. С другой стороны цеха я окна разбитые видал. Чё они, дураки - торчать здесь и нас дожидаться?

- Нет так нет, - разочарованно ответил старший.- Пошли к машинам!

По железному полу вновь загромыхали ботинки. Шаги становились все тише и тише. А вскоре и вовсе воцарилась гробовая тишина. Ага! И могилка песчаная. Очень уютная. И воздуха почти не осталось. В этом импровизированном пузыре можно продержаться от силы полчаса. И то при условии, что будешь дышать правильно. Как правильно - это уже другая история. И вряд ли я успею вам ее рассказать. Раскапываться нужно.

Да-а, Петров! Ты не Коновалов. И слава Богу! Поручи старший осмотреть песок Коновалову, звиздец бы нам пришел неизбежно. А так...

Я принялся энергично работать головой, плечами, локтями и коленями, чтобы побыстрее выбраться из-под песка. Уверен, что Конопля был занят тем же.

"Техника выживания и маскировки в сыпучих барханах" - отдельная тема из курса спецподготовки разведывательно-диверсионных подразделений. Находясь еще в Азадбашском учебном полку, я всеми матерными словами, какие были мне известны, мысленно крыл капитана Кошевого, который гонял нас, своих подчиненных, до седьмого пота, заставляя чуть ли не жрать песок. Кто бы мог подумать, что эта наука пригодится мне через одиннадцать с половиной лет. И не в пустыне, а чуть ли не в центре Санкт-Петербурга.

Я чувствовал, что рядом откапывается и Конопля. Если еще минуту назад мы с ним были придавлены песчаной массой и не представляли друг для друга какой-либо опасности, то сейчас каждый спешил выбраться наружу. И кто окажется первым, тот и победит в этой затянувшейся схватке.

Раскидав песок, мы вскочили на ноги одновременно. Почти. У меня вышло на какие-то доли секунды раньше. Это "почти" и выручило меня. Каждый из нас, оберегая свое оружие от песка при закапывании, упрятал его глубоко под одежду. И теперь предстояло его оттуда вытащить.

- Стоять! - Я уже держал в руке свой пистолет. Успел даже оттянуть затворную раму и взглянуть на ударно-спусковой механизм - не забился ли песок. Действие возвратной пружины вернуло раму на место, вогнав патрон в казенную часть ствола. - Не двигаться!

Конопля успел только сунуть руку себе за пазуху.

- Только дернись мне, - холодно и угрожающе произнес я, направив на него оружие. - Даже не дыши.

Ему пришлось замереть в такой позе. Он стоял, часто моргая, пытаясь стряхнуть с ресниц налипший песок. Сделать это было не так просто, потому что слезовыделение буквально зацементировало веки. Я подождал, пока он проморгается, лишь для того, чтобы впоследствии дать ему просраться.