Роберт Голдсборо - Последнее совпадение

— Да, насколько мне известно. Слушай, Арчи, но ведь юный Джеймс сам признался! Почему Вульф считает, что он невиновен?

— Молодец, тонко подкапываешь, — похвалил я. — Однако больше мне пока добавить нечего.

— Эх, Арчи, я ожидал от тебя большего, — укоризненно произнес Лон, на что я остроумно заметил, что до сих пор не включен в штат платных осведомителей «Газетт». В ответ Лон употребил одно излюбленное Кремером словцо, и швырнул трубку.

Не у спел я положить свою трубку, как позвонили в дверь. Выходя в прихожую, я обдумывал, что понадобилось Кремеру на сей раз, и был несказанно удивлен, увидев в прозрачное с нашей стороны стекло нашу клиентку.

— Заходите, — любезно пригласил я. — Хотя, должен признаться, что не ожидал вас увидеть.

Судя по её лицу, Норин всю ночь проплакала или вообще не смыкала глаз. А может и то, и другое сразу.

— Я… должна была увидеться с вами, — произнесла она прерывающимся голосом.

— О'кей, — кивнул я, усаживая её в красное кожаное кресло, а сам устроившись на своем стуле. — Я весь внимание.

— Это я его убила! — провозгласила Норин. — Своими руками.

— Вы убили Линвилла? Вы?

— Да. — Она смотрела сквозь меня невидящим взглядом.

— А полиция об этом уже знает?

— Нет, я… думала, что лучше сначала сказать вам. Мне ужасно стыдно, что я… солгала и вам и мистеру Вульфу.

— И вы согласились, чтобы ваш брат взял вашу вину на себя? — резко спросил я.

— Что вы — нет, конечно! Поначалу я надеялась, что он откажется от своих показаний, но он не отказался! Это просто ужасно!

— Еще бы. Ну хорошо, Норин — как именно вы убили Линвилла?

— Вы уже это знаете, — жалобно проскулила она. — В гараже… с помощью этой железной штуковины…

— Вы имеете в виду монтировку?

Она кивнула.

— А откуда вы знаете, где он держал свою машину?

— Я… Он как-то упомянул про это, когда мы… были вместе. Он очень любил свою машину и часто про неё рассказывал.

— А у вас завидная память. Долго вы дожидались, пока он приедет?

— Больше двух часов.

— В гараже или на улице?

— Господи, ну не все ли вам равно? — взмолилась Норин.

Я был непреклонен:

— Полиция все равно захочет это знать. Они не любят, когда концы с концами не сходятся. Скажите, сколько раз вы ударили? Крови было много?

— Господи, не знаю я! Я ничего не знаю! — Она уже кричала так громко, что перепуганный Фриц всунул голову в дверь — проверить, не требуется ли его помощь. Я жестом отослал его прочь.

— Сказал ли он что-нибудь после того, как вы его ударили? — не унимался я. Впрочем, нужды продолжать уже не было: Норин, уронив голову на колени, сотрясалась от рыданий. Я вручил ей носовой платок.

— Послушайте, Норин, — увещевающе заговорил я, когда речка чуть пообмелела, — я даже не могу погладить вас по головке за это нелепое представление. У мистера Вульфа и без того достаточно забот, чтобы беспокоить его такой ерундой. Да вздумай я только пересказать ему ваши слова, он бы вмиг меня уволил — и был бы прав! Однако лично я готов вас простить, поскольку вы наверняка пытались спасти своего брата. Это так?

Она кивнула, утирая моим платком замурзанную мордашку.

— Вы… вы держались со мной грубо, — всхлипнула она.

Я коротко хохотнул.

— Заявись вы со своими байками в полицию, вот тогда вам показали бы, что значит «грубо». — Я кинул взгляд на часы. — Послушайте, Норин, до прихода мистера Вульфа осталось меньше десяти минут. Я думаю, вы сами понимаете, что вам лучше исчезнуть подобру-поздорову. В том случае, конечно, если вы хотите остаться его клиенткой.

Норин снова кивнула, и я позволил ей в течение двух минут припудрить и легонько намазать заплаканное лицо. Она была настолько убита горем, что больше не раскрывала рта, и мне удалось выпроводить её на улицу без трех минут одиннадцать.

Четыре минуты спустя громыхание лифта возвестило о прибытии Вульфа с двухчасового свидания с орхидеями.

Он протопал через кабинет к своему столу, воткнул в вазу обильно цветущий онцидиум шиллериана, усадил свою тушу в кресло и удостоил меня привычным приветствием.

— Прежде чем вы начнете просматривать почту, большая часть которой это обычный мусор или нечто в этом роде, у меня есть для вас одна новость и один вопрос, — сказал я.

Вульф столь же привычно изогнул брови, а я продолжил:

— Во-первых, только что забегала наша клиентка. Призналась в убийстве Линвилла.

— Детский лепет, — презрительно фыркнул Вульф, звоня, чтобы принесли пиво.

— Совершенно верно. Я продемонстрировал ей короткий — и очень мягкий образчик полицейского допроса, и она удалилась.

— Ребячество. Попытка выручить брата. Я ожидал от неё лучшего, — произнес Вульф.

— Согласен. Теперь — обещанный вопрос. Меня раздирает любопытство, почему вы отказались встретиться с мистером Памсеттом вчера вечером. Бедняга битых два часа просидел в гостиной, развлекая себя журналами, пока не вернулся я.

— Он не условился о встрече, — процедил Вульф, начиная просматривать почту.

— Вы правы, но ведь мы расследуем убийство! Такое, во всяком случае, у меня создалось впечатление. Я, конечно, виртуоз по части допроса, но тем не менее с присущей мне скромностью признаю, что вам — гению, как известно, порой удается выудить кое-какие сведения, которые ускользают от моего ограниченного внимания. Вполне возможно, что нечто подобное могло случиться, соизволь вы пообщаться с мистером Памсеттом.

Вульф раздраженно приподнял голову.

— Поскольку я не соизволил, то положусь на твое ограниченное искусство. Докладывай.

Я дословно пересказал ему разговор с Памсеттом, причем Вульф слушал меня с закрытыми глазами.

— Ты поверил, что миссис Джеймс и в самом деле была у него? — спросил Вульф, когда я закончил.

— Да. Если её я и мог заподозрить во лжи, то Памсетта — никак. Из него лгун прескверный. Ставлю семь против двух, что он не наврал. Кстати, что из того, что они были вместе до полуночи? Что это доказывает? Любой из них мог потом преспокойно добраться до Семьдесят седьмой улицы и ухлопать Линвилла. Если верить Кремеру и газетным сообщениям, то Линвилл был убит после полуночи.

— А откуда они могли знать, где у него гараж? — спросил Вульф.

Я пожал плечами.

— Майкл Джеймс, судя по всему, тоже этого не знал. По его собственному признанию, которому можно верить или нет, он просто ошивался перед неприятельским домом и дождался, пока Линвилл заехал в гараж. Этот гараж и впрямь находится в нескольких шагах от его дома. Если поверить Майклу, то так же могли поступить Миган или Памсетт.

— Или кто-то еще, — заметил Вульф.

— Совершенно верно. Забавно, что именно в ту ночь, когда расправились с Линвиллом, в Нью-Йорке как бы случайно очутился и Дойл Джеймс, который обычно живет в Джерси. А в довершение всего алиби у него тоже отсутствует по крайней мере на время убийства. А где была в это время Норин? Шаталась по ночным улицам — свидетелей нет. А Полли Марс? Сидела одна дома — опять же свидетелей нет. То же самое с Роджеком. Даже Холлибертон и тот утверждает, что торчал в это время дома. Самое интересное, что даже я сам остался бы без алиби, не впусти меня домой Фриц в четверть первого. И наконец…

Я замолчал, потому что Вульф меня не слушал. Он откинулся на спинку кресла, поочередно втягивая и выпячивая губы. В это время связь с внешним миром у него отсутствует. Вульф и сам не в состоянии объяснить, что происходит с ним в такие минуты. Впрочем, я глубоко убежден, что, принеси сейчас Фриц блюдо с жареными скворцами — а это, возможно, самая любимая еда нашего гурмана, — и подсунь ему под самый нос — так Вульф даже тогда не очнется. Лично я во время этих его упражнений молча сижу за столом и засекаю время. Так вот, лишь четырнадцать минут спустя Вульф наконец моргнул, открыл глаза и выпрямился.

— Арчи, в нашей машине есть монтировка?

— Конечно, как и в любой другой.

— Как выглядит наша?

— Понятия не имею, никогда её в руки не брал.

— Вынь её и принеси сюда. Прямо сейчас.

— Пожалуйста, — пожал плечами я, всерьез опасаясь, что на сей раз гениальный мозг дал осечку. Вульф позвонил, чтобы Фриц принес пиво, а я выбрался из дома и зашагал к нашему гаражу, который помещается на Десятой авеню между Тридцать пятой и Тридцать шестой улицами и в котором мы уже испокон веков держим свои машины. Войдя в гараж, я поздоровался с Биллом Карреном, который там заправляет, и сказал, что хочу кое-что взять из нашего «мерседеса».

— Пожалуйста, Арчи, он на обычном месте, — сказал Билл, продолжая растирать до зеркального блеска свой «ягуар», о котором заботился как о единственном ребенке; хотя я знал, что на самом деле у Билла дома трое детей. Наш «мерседес» и впрямь стоял на обычном месте — между «бентли» и ещё одним «ягуаром». Я открыл багажник и вынул из него матерчатую сумку с инструментами, выглядевшую так, как будто к ней ещё ни разу не прикасались. Я попрощался с Биллом и унес с собой всю сумку.