Шарль Эксбрайя - Ночь Святого Распятия

— А вы почем знаете?

— Сегодня утром Мария не пришла на работу… Увидев меня, вы бы сразу заговорили на эту тему…

— Совсем вылетело из головы… все эти заботы…

— Нет, донья Хосефа, даже если вы отправляете очень ценный груз, это не могло помешать вам тревожиться о судьбе девушки, которую, по вашему же собственному признанию, вы всегда считали чуть ли не родной дочерью. Вы не спросили меня о Марии лишь потому, что отлично знаете — в данный момент с ней все более или менее в порядке.

— А откуда у меня может быть такая уверенность?

— Да просто вы же ее и спрятали!

Снова наступила гнетущая тишина, лишь дон Альфонсо чуть слышно застонал у себя в уголке. Этот уже сдался без боя. Но его жена продолжала упорствовать.

— Вы, наверное, пьяны, сеньор Моралес?

— А ну, ведите меня к Марии, да поживее!

Она приблизилась ко мне, сопя, как разъяренный бык. И куда вдруг подевалась медоточивая сеньора Персель? Теперь грубые, словно окаменевшие черты лица и холодный блеск глаз изобличали лишь жестокость и злобу.

— Убирайтесь! — процедила она сквозь зубы. — Сейчас же убирайтесь отсюда! Так будет для вас же лучше!

— Я уйду только вместе с Марией!

Донья Хосефа всей тушей обрушилась на меня. У нас, в ФБР, не принято деликатничать, а потому я хорошенько съездил ей по физиономии. Слегка оглушенная толстуха отпрянула. Дон Альфонсо, в свою очередь, ринулся ей на выручку. Я встретил его прямым коротким ударом в переносицу, и хозяин дома, обливаясь кровью, снова отлетел в угол.

— Вы его убили! — взвыла донья Хосефа.

— Пока нет, но, возможно, придется… Он-то ведь прикончил Эстебана, верно?

Донья Хосефа смертельно побледнела.

— Так вы знаете… и это? — как зачарованная проговорила она.

— Да, и еще много чего другого.

— Ну, тем хуже для вас, господин агент ФБР!

Я настолько не ожидал стремительной атаки, что чуть не угодил впросак — во всяком случае, когти сеньоры Персель прошли лишь в нескольких миллиметрах от моего лица. Дралась она по-мужски, да и силой обладала соответствующей. Добрых десять минут мы боролись, как два бандита, решивших во что бы то ни стало уничтожить друг друга. Дон Альфонсо уцепился за мои ноги. В конце концов мы все трое полетели на пол, и на мгновение я испугался, что не смогу одолеть обоих противников сразу. Жир защищал донью Хосефу от моих ударов, но ее супругу мне удалось хорошенько врезать в солнечное сплетение, и он без чувств вытянулся на ковре. С доньей Хосефой пришлось-таки повозиться. Когда она налетела на меня в очередной раз, я с размаху ударил ее по трахее ребром ладони. Толстуха побагровела и рухнула, судорожно хватая ртом воздух. По иронии судьбы именно в этот момент грянули первые звуки торжественного псалма, исполняемого оркестром, который возглавлял процессию братства «Кристо де ла Салюд и Буэн Вьяхе»[83]. Донья Хосефа, сидя на пятой точке, по-прежнему задыхалась. Я с огромным трудом отволок ее в кресло. И в обычное время сеньора Персель отнюдь не блистала красотой, но сейчас производила просто жуткое впечатление. Ничего не скажешь, поработал я на совесть! Покопавшись в буфете, я обнаружил едва початую бутылку коньяка, сунул горлышко в рот донье Хосефе и заставил отхлебнуть изрядную порцию. Толстуха вздрогнула, отпихнула бутылку, долго сипела и откашливалась и наконец, вновь придя в себя, холодно спросила:

— Ну и что дальше?

— А то, донья Хосефа, что вы сейчас же быстренько скажете мне, где Мария!

— Нет!

— Тем хуже для бедняжки дона Альфонсо…

Я подошел к все еще бесчувственному Перселю и поднял ногу над его физиономией.

— Что вы собираетесь сделать? — прохрипела донья Хосефа.

— Расплющить ему лицо.

Хозяйка дома издала весьма неприятный звук — полустон-полукарканье.

— Нет… оставьте его… — вздохнула она.

Видать, это чудовище женского пола испытывало сильную привязанность к спутнику жизни.

— Мария на складе.

— Живая?

Донья Хосефа кивнула.

— Вы не причинили ей никакого вреда?

— Нет.

— А зачем спрятали?

— Мы просто подчинялись приказу.

— Лажолета?

Толстуха содрогнулась и поникла.

— Ну, уж коли вы все равно в курсе…

Я подошел поближе и склонился над сеньорой Персель.

— Послушайте, донья Хосефа, вам с Альфонсо так и этак крышка… Но мне нужен Лажолет… и мы до него доберемся… Для вас последний шанс — перейти на нашу сторону.

Она, понимая, что спорить бесполезно, пожала плечами.

— А что я, по-вашему, могу сделать? Если я заговорю — он нас прикончит… а если нет, тогда вы…

Я не дал ей договорить.

— Я знаю, как спасти вас от смерти: вы говорите мне, где можно найти Лажолета, а я тут же веду вас с мужем в тюрьму.

— В тюрьму?

— Там вы отсидитесь в полной безопасности, пока мы не разделаемся с теми, кого ищем…

Глаза доньи Хосефы сверкнули.

— Неглупо придумано…

Она глубоко вздохнула.

— По рукам, дон Хосе!

— Ты что, спятила, Хосефа?

Это влез в разговор уже очнувшийся Альфонсо. Не хватало только, чтобы все сорвалось из-за такого кретина! Он, пошатываясь, добрался до нас и вцепился в подлокотник кресла жены.

— Не слушай его, Хосефа! Не слушай его! Это ловушка!

Но сеньора Персель упрямо покачала головой.

— Не суйся в это дело, Альфонсо… Дон Хосе прав — лучше выйти из игры, пока не поздно!

И тут я услышал, как за спиной у меня тихонько отворилась дверь, но не повернул головы, не сомневаясь, что это Алонсо.

— Чтобы найти Лажолета, дон Хосе, вам достаточно просто…

И вдруг она увидела Алонсо. Толстуха тут же вскочила и снова набросилась на меня, ухватив по пути тяжелый медный подсвечник, стоящий на столе. Послышалось негромкое «плоп!» Донья Хосефа на секунду замерла, и на лице ее отразилось полное недоумение. Сеньора Персель хотела крикнуть, но изо рта хлынула кровь, и толстуха ничком повалилась на пол. Вся мебель в комнате, казалось, вздрогнула от грохота. Я даже не успел сообразить, что произошло, как вдруг Альфонсо бросился на моего коллегу. Когда он пробегал мимо меня, я снова услышал приглушенный хлопок, и верхняя часть черепа маленького коммерсанта буквально исчезла на глазах. Я резко повернулся к улыбающемуся Алонсо.

— Как удачно, что я сообразил привинтить к пушке глушитель, а, Пепе?

Меня так и затрясло от ярости.

— Черт возьми! Какого дьявола тебе вздумалось палить?

Алонсо ошалело таращил на меня глаза, видно, не находя слов.

— Ну ты даешь, — наконец с горечью заметил он. — Я спасаю тебе жизнь, а вместо благодарности…

— Ты спас мне жизнь? Уж не вообразил ли ты часом, что эта жирная старуха могла со мной справиться, а? Или недомерок Альфонсо — задушить голыми руками? А теперь я не только не успел выудить у обоих все, что они знали, но, помимо прочих радостей, у нас на руках еще два трупа! Ты стареешь, amigo…

— Тьфу, пропасть… Тебя уже черт знает сколько раз пытались прикончить. Приехав сюда, первое, что я увидел, — скрепы и пластырь на твоей башке… И после этого ты хочешь, чтобы я сидел сложа руки, видя, как на тебя в очередной раз нападают вдвоем? Знал бы я…

— Вот потому-то я и не хотел брать тебя с собой…

Бедняга Алонсо совсем расстроился. Он подошел к обоим покойникам, перевернул и поднял глаза.

— Так ты считаешь меня… убийцей, Пепе? — почти робко спросил он.

Я обхватил друга за плечи.

— Не стоит преувеличивать, Алонсо! Ты отправил на тот свет двух отъявленных мерзавцев… Вот только мы ни на шаг не приблизились к Лажолету…

— Уф! Ты меня успокоил… Так-то оно лучше. А то я уж черт знает что начал думать… Этак и комплекс неполноценности заработать недолго! А что до Лажолета, то теперь он у нас в руках, старичок…

— Как так?

— Сам подумай, Пепе! Мы загнали Лажолета в угол! Мы и так постоянно вмешивались в его дела, портили спокойную жизнь, а теперь еще ухлопали двух его людей… Так что Лажолету волей-неволей придется как-то отреагировать. Поверь мне, Пепе, сейчас это лишь вопрос времени, и наш подонок вот-вот высунет хотя бы кончик носа…

Предсказания Алонсо выглядели весьма оптимистично, но пока перед нами на полу лежали трупы Альфонсо и Хосефы, и я очень плохо представлял себе, каким образом от них избавиться. Проще всего было замаскировать это под обычную уголовщину. Не говоря ни слова Алонсо, я подумал, что тогда комиссару Фернандесу почти не составит труда спрятать концы в воду. Мы пооткрывали ящики и рассыпали содержимое по полу, вспороли подушки и тюфяки, короче, проделали все, что могло взбрести в голову грабителям, вздумавшим искать деньги и драгоценности. Наконец, когда мы закончили операцию, в доме царил невообразимый хаос. Я даже стал подумывать, не перегнули ли мы палку. Мой друг несколько изумился, почему мы не бежим освобождать Марию, если я имею хоть отдаленное представление, где ее искать, но я ответил, что, право же, девушке вовсе незачем смотреть на наши «подвиги» в этом доме.