Евгений Сухов - Дверь, ведущая в ад

– Хватит, говорю! – Шеф даже слегка прихлопнул ладонью по столу. – Уверен, ты что-то темнишь.

– Да ничего я не темню, – уверенно произнес я голосом кристально честного человека, уж кому-кому, но собственному шефу отнюдь не намеренному говорить неправду.

– Нет, ты определенно что-то знаешь и скрываешь это от меня по непонятным для меня причинам. – Шеф обладал интуицией, ничуть не меньшей, нежели у меня. А своим шестым чувством я очень гордился…

– Да ничего я не знаю, шеф, – невинно сморгнул я. – К тому же, если посмотреть на это дело со стороны, то…

– Ты как партизан на допросе, – перебил меня шеф и буквально вонзил в меня свой взгляд: – Давай говори.

Надо было срочно искать выход из положения. Некий компромисс, который позволил бы и мне как-то умолчать о случившемся в подвале, и шефа более-менее успокоить, не давая ему далее развивать столь неприятную для меня тему.

И я нашелся, что сказать…

– Помните, Гаврила Спиридонович, в нашем с вами последнем разговоре вы попросили меня, чтобы дело о появлении в Измайловском парке нового маньяка, которое вы мне поручили вести, как-нибудь разрешилось само собой. И чем раньше, тем лучше… И чтобы к нашему телеканалу не было бы никаких претензий.

– Ну и?

– Так вот, считайте, что дело разрешилось. И именно так, как вы хотели: само собой. И претензий к нам никаких и ни от кого не будет. Заявляю вам это со всей ответственностью…

– Это точно? – Шеф немного успокоился после этих моих слов, а, может, понял, что, кроме сказанного, больше из меня ему ничего не выжать.

– На все сто! – твердо ответил я. – Все именно так, как я вам сказал. Кроме того, – тут я выдержал небольшую паузу, – пожелание шефа для меня – непреложный закон.

– Ну, блин, ты даешь! Умеешь ты, это… – Что «это», шеф не договорил. – А как разрешилось это дело, ты, конечно, не скажешь.

– Конечно, – округлил я глаза.

– Но оно точно разрешилось? – уже полностью сдался шеф.

– Не сойти мне с этого места, если это не так, – заверил его я.

– Ну… ладно, иди, – махнул рукой шеф и уткнулся в свои бумаги.

– Благодарствуйте, шеф…

Я встал из-за стола, резко кивнул, как кивают генералам гордые поручики, и неспешно удалился, держа спину прямой, как гладильная доска.

Хороший все-таки мужик наш шеф.

Мне не давала покоя Сания Хакимова из города Буинска.

Была ли она в том подвале с железной кроватью и керосиновым обогревателем?

Скорее всего, была. И эти чокнутые Шацкие развлекались с нею, насколько позволяло их больное и извращенное воображение. А позволяло оно такое, что нормальному человеку и в голову-то не придет.

Клементина – а в этом деле именно она являлась главной преступницей – издевалась над жертвой, насиловала в извращенной форме, колола бедную девушку ножом, в то время как Борис, наблюдая за этим, удовлетворял свою похоть. Иначе, наверное, получить сексуальное удовлетворение у него не получалось. А потом они вместе душили жертву, поскольку после того, что они выделывали с ней, отпускать ее было нельзя.

А куда ее девать?

Конечно, закопать. Наверняка Сания Хакимова закопана не очень далеко от того подвала. А Ларису Бекетову они просто не успели закопать и бросили в глуши около болотца. Возможно, их кто-то спугнул. Скажем, те же самые лыжники в лице «олимпийца» Николая Васильевича Сахнина (ведь это именно он обнаружил труп девушки и вызвал полицию). А старики, они птахи ранние…

Стоял вопрос, как мне заканчивать программу. Вернее, чем? Пожалуй, лучше всего оставить вопрос открытым. Дескать, следствие ведется, и о его результатах мы сообщим, когда таковые появятся. И призвать рыжеволосых девушек, посещающих Измайловский парк, не ходить туда поодиночке. А дальше… Может, найдется труп Сании, или кто-нибудь обнаружит тот страшный подвал с железной кроватью и керосиновым обогревателем. Тогда, дав краткую предысторию вопроса, можно будет и закончить программу об «измайловском маньяке»…

Надо было как-то объясниться и с Ириной.

Почему я прекратил расследование? Сказать, что мне настоятельно рекомендовали больше в это дело не соваться? Но подобного рода рекомендации случались и прежде, и они меня не останавливали.

Наверное, скажу, что прекратить расследование меня попросил шеф, и чтобы не подставлять его, я согласился…

Так я и сказал, когда она спросила меня, как мои дела.

– И что ты намерен делать? – поинтересовалась Ирина.

– Затаиться, – ответил я.

Зима закончилась без особых происшествий. В самом ее конце наделало много шума убийство Бориса Немцова на Большом Москворецком мосту. По моим сведениям, это было уже третье убийство представителей пятой колонны в России, деятельность которых финансировалась американским Международным республиканским институтом, созданным Рональдом Рейганом и ставящим своей задачей помогать «продвижению демократии». Именно этот институт финансировал «цветные» революции и государственные перевороты в Латинской Америке, Ираке, Ливане, Киргизии, Грузии и Украине. Скорее всего, этот институт финансирует и господина в пуловере песочного цвета от Кельвина Кляйна, что в прошлом году наведывался ко мне в гости…

Естественно, наш телеканал (в частности, меня) и близко не подпустили к расследованию дела об убийстве Бориса Немцова. Поскольку знать простому народу об отстреле представителей пятой колонны не положено.

Весна 2015 гола выдалась ранней, но прохладной. Мы со Степой снимали сюжеты для телеканала, его рейтинг держался на высоте, так что претензий ко мне не было.

Пару раз мы созванивались с Володькой, и я ненавязчиво спрашивал его о ходе дела по убийству Ларисы Бекетовой. Он в основном отмалчивался, но все же по некоторым его фразам я смог понять, что у подполковника Георгия Валентиновича Зимина ни хрена пока не выходит.

А в мае, перед самым праздником Победы, захоронение Сании было обнаружено. Как я и предполагал, оно было совсем недалеко от подвала, метрах в сорока – сорока пяти. Подвал пока не был найден, но, похоже, это лишь дело времени.

А потом мы со Степой Залихватским, моим оператором, в день праздника Победы ходили по улицам и снимали лица людей. Пожилых, а им было за девяносто, которые понимали, что это за праздник – 9 Мая.

Снимали георгиевские ленточки, привязанные к антеннам и зеркалам машин. Детей с флажками, радующихся, что сегодня они наконец-то вместе с обоими родителями.

Нам даже удалось взять интервью у одного из участников Великой Отечественной войны, имеющего боевые, а не юбилейные награды. Пехотинцу Степану Ивановичу Петрову было под сто, но он был еще вполне бодр и имел аж целых восемь собственных зубов. Он возвращался с какого-то приема в честь ветеранов войны и был слегка выпивши.

– А что, принял сто грамм наркомовских, – объявил он. – Имею сегодня полное право.

Нет, он не говорил о боях, о немцах, о героизме и крови. Не говорил о двух своих ранениях, одном легком и одном тяжелом. Не говорил о том, что в составе 46‑й армии 3‑го Украинского фронта под командованием маршала Федора Ивановича Толбухина брал в феврале тысяча девятьсот сорок пятого года город Будапешт, а позже, весной, участвовал в Венской операции и освобождал от фашистов Венгрию и Австрию. Он говорил о двух своих фронтовых товарищах, Антоне Яковлеве и Виталии Кашине. Один погиб в декабре сорок четвертого года под городком Шахты во время контрнаступления немцев, а другой уже в январе сорок пятого в Пеште, восточной окраине венгерской столицы.

– Совсем немного до Победы не дожили… А я вот, вишь, выжил, – как бы с сожалением добавил Степан Иванович.

А потом мы вместе с ним спели одну славную песню. Правда, не до конца. Закончили на третьем куплете из четырех…

Потом в горле Степана Ивановича булькнуло, он посмотрел на меня повлажневшими глазами и замолчал. Как и «олимпиец» Николай Васильевич Сахнин, Степан Иванович Петров любил старые песни. Старики вообще народ сентиментальный и любят петь. Неужто не замечали? А еще они продолжают верить, что завтрашний день будет лучше, чем вчерашний.

Да, я видела (нем.).

Секрет – (здесь) засада, потайной схрон, тайное убежище.

См.: Эротические были Древней Руси. СПб, 1877, стр. 76.

Статья 319 «Оскорбление представителя власти» гласит: «Публичное оскорбление представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением – наказывается штрафом в размере до сорока тысяч рублей или в размере заработной платы, и иного дохода осужденного за период до трех месяцев, либо обязательными работами на срок от ста двадцати до ста восьмидесяти часов, или исправительными работами на срок от шести месяцев до одного года».