Патриция Вентворт - Мисс Силвер приехала погостить

Катерина натягивала перчатки, тщательно разглаживая пальчики.

— И что же они фотографировали, с чего снимали форму?

Миссис Фаллоу подошла поближе и сказала жарким шепотом:

— Следы.

— Следы? — Катерина на шаг отступила. .

Миссис Фаллоу придвинулась к ней.

— Следы, — сказала она. — Прямо под окнами кабинета в кустах сирени. Там кто-то стоял в то время, когда убили мистера Лесситера. Они все сфотографировали, измерили и теперь могут сказать, кто это сделал. Слава богу, они не навесят это на мисс Рету, потому что, говорят, следы маленькой ножки, а про нее так не скажешь. У нее нога узкая, но не маленькая, тут уж никуда не денешься. И Сирил отпадает. Мы все знаем, что он за птица, но в дамских туфлях четвертого размера он бы и шагу не сделал. И мне не пришлось беспокоиться о яичках — миссис Мейхью преобразилась, такая радостная, прямо не узнать, и на завтрак съела копченую селедку и три тоста с мармеладом. Вот я и подумала — пойду скажу новость вам, если вы еще никуда не ушли. Но я не могу задерживаться, мисс Рета на меня рассчитывает.

Они быстро вышли из ворот, и Катерина села в автобус.

— Конечно, дорогая, можете посидеть в гостиной. Бесси заранее разожжет камин.

— Очень мило с твоей стороны, Сесилия.

Это и вправду было очень мило, потому что Сесилия умирала от любопытства, и ей было невероятно трудно убедить себя, что нельзя, просто запрещено задавать кому-либо вопросы о его личных делах. Моральные принципы — отвратительная вещь, как с ними можно жить?! От этих усилий у нее раскраснелось лицо. Но когда машина шефа полиции подкатила к воротам, она в третий раз повторила, что и не подумает, к ним врываться, и закрылась в столовой, вспомнив, что еще в школе Мод раздражала ее своей сдержанностью.

В гостиной мисс Силвер пересказала Марчу беседу с Катериной Уэлби и поведала откровения Алана Гроувера. По поводу последнего Марч сразу отмахнулся, позволив себе заметить, что сказанное клерком нотариуса — это не доказательство. С чем мисс Силвер согласилась, добавив покашливая, что на нее произвела впечатление откровенность юноши, и она просто не хочет, чтобы в полиции считали, что она утаивает информацию.

Шеф полиции был в заметно лучшем настроении, чем вчера. Он засмеялся и сказал:

— Этого вы никогда бы не сделали!

Он говорил улыбаясь, она — вполне серьезно.

— Только по очень веским причинам, Рэнди. А теперь я хотела бы тебе кое-что предложить. Возможно, это уже сделано, но если нет…

— Что?

— Это касается телефонных разговоров в среду вечером.

— Телефонных разговоров?

— Да. Мы знаем, что Катерина Уэлби имела десятиминутный разговор с мисс Крей, от восьми двадцати до восьми тридцати…

— Позвонила Катерина?

— Да. Мисс Крей отказывается сообщить, о чем они говорили. Когда я высказала предположение, что о бизнесе, она согласилась: «Можно и так это назвать», а когда я спросила, не связано ли это с мистером Лесситером, она испуганно воскликнула: «О!» Миссис Уэлби рассердилась и по-моему была потрясена, когда я упомянула об этом звонке. А при упоминании пропавшего документа, я уверена, ее на миг охватил страх. Сложив все мелочи, которые я увидела или узнала из местных толков, я пришла к заключению, что после возвращения мистера Лесситера миссис Уэлби оказалась в ужасном положении. Миссис Лесситер меблировала Гейт-хаус. Время от времени туда добавлялись некоторые предметы, иногда очень ценные. Миссис Уэлби давала всем понять, что все это ей подарено. И вот возвращается мистер Лесситер. Естественно, он потребовал доказательств, что его мать сделала миссис Уэлби так много ценных подарков. Уже достоверно известно, что он обыскал весь дом в поисках некой бумаги, и я уверена, что речь шла о перечне или описи, который он упомянул в разговоре с мисс Крей. Миссис Фаллоу, которая работает в Меллинг-хаусе, рассказала домработнице миссис Войзи, что он «перерыл весь дом» из-за бумаги, которую ему оставила миссис Лесситер. Мы знаем, что эта бумага была найдена, потому что мисс Крей видела ее на его столе. Но там ее так и не нашли. Я думаю, из этого неизбежно следует вывод, что документ касался некого человека, который и предпринял шаги, чтобы его унести. Я не захожу так далеко, чтобы предполагать, что он и есть убийца, но это не исключено. По-моему, документ касался миссис Уэлби. Мне кажется, в нем было доказательство, что содержимое Гейт-хауса ей всего лишь дано взаймы. Если она что-то продала, а я в этом уверена, то…

— Моя дорогая мисс Силвер!

Она вскинула голову.

— Я в этом уверена. Ее доходы чрезвычайно малы, а одежда слишком дорогая. Она очень встревожена. Она не предвидела возвращения мистера Лесситера.

— При всем моем уважении к вашей убежденности…

Она одарила его чарующей улыбкой.

— Если хочешь, можешь считать, что я разбираю гипотетический случай. Но вот что произошло. Мистер Лесситер находит бумагу в среду — где-то, скажем, между половиной седьмого и восемью. Он звонит миссис Уэлби, дает ей знать, что она нарушила закон. Когда разговор заканчивается, она звонит мисс Рете Крей. Я могу сделать заключение о связи этих двух звонков. Про один из них мы точно знаем, что он был. Нужно свидетельство, что был и второй, и свидетельство о том, что было сказано в обоих случаях. Вы опрашивали телефонистку на коммутаторе?

— Думаю, нет, иначе Дрейк доложил бы. До сих пор ничто не давало повода думать, что разговор Реты Крей имел какое-то отношение к убийству.

— Тогда, Рэнди, проследи, чтобы эту девушку допросили, причем сейчас же. Мы должны знать, какие звонки исходили из Меллинг-хауса в тот вечер, и если она слушала, то о чем они говорили. И не подслушала ли она часть разговора мисс Крей с миссис Уэлби.

— Считается, что они не подслушивают.

Мисс Силвер улыбнулась.

— Все мы делаем многое из того, что не принято делать. Мистер Лесситер вызывал большой интерес в деревне. Мне кажется, мы узнаем, что Глэдис Лукер была настолько любопытна, что подслушала.

— Вы даже выяснили, кто тогда дежурил?

— О да, племянница миссис Гроувер. Очень милая девочка. Она никому ничего не пересказывала, но домработница миссис Войзи дружна с ее теткой, и она полагает, что Глэдис что-то известно.

Рэндал засмеялся.

— Мне придется ее допросить, но я не удивлюсь, если мы получим сведения только про какую-нибудь перебранку из-за пропущенного свидания с бойфрендом. Кстати, Дрейк скрежещет зубами из-за следов ног, найденных вами. Мой долг благодарности к вам все растет.

— Мой дорогой Рэнди!

— Моя дорогая мисс Силвер, вы понятия не имеете, как я не люблю этого достойного человека, и я не могу об этом сказать никому, кроме вас. Рвение, рвение и еще раз рвение! Возможно, вам будет интересно узнать, что, по его заключению, дама, оставившая эти следы, носит четвертый номер.

— У меня четвертый, Рэнди. — Мисс Силвер покашляла. — И у миссис Уэлби тоже.

Катерина Уэлби выбралась из автобуса на рыночной площади и прошла переулком в Фриар-роу. Фриар жил так давно, что от него осталось только имя, но среди витрин сегодняшних магазинов Мейн-стрит мелькали старинные дома. В одном из них находился офис мистера Хоулдернесса. Книжный магазин на первом этаже не раз переходил из рук в руки, но фирма «Стануэй, Стануэй, Фулперс и Хоулдернесс» занимала верхние этажи в течение уже полутора столетий. Стануэй остался только один — инвалид, который все реже и реже показывался в офисе. В свое время его племянник получит доступ в фирму, а сейчас он заканчивал службу в армии. Темные портреты родословной Стануэев изображали их как господ выдающейся респектабельности, каждый имел твердый рот и пронзительный взгляд. Этот тип с годами не изменился. Фулперс был только один, он умер почти сто лет назад, и тогда же появился первый Хоулдернесс — его мать была Амелия Фулперс, отец по женской линии из рода Стануэев. Такие старинные семейные концерны еще встречаются кое-где в провинциальных городах.

Катерина вошла в открытую дверь рядом со входом в магазин. Выстланный каменными плитами пол вел к сумрачной лестнице, поднимающейся на второй этаж, к двери, за которой сидели сотрудники Хоулдернесса. На соседней двери висела табличка с именем последнего Стануэя, но прочесть ее можно было только в яркий солнечный день.

После минутного колебания Катерина вошла в пустую комнату, предоставленную под картотеку, и открыла дверь в следующую. Стук пишущей машинки прекратился, девушка подняла на нее глаза и тут же опустила. Ей навстречу поднялся Алан Гроувер.

Позже он будет много раз вспоминать этот день. Единственное окно комнаты выходило на Фриар-роу. Здесь почти всегда был включен свет, кроме особенно светлых дней. Горел он и сейчас, отчего ее волосы блестели золотом и сверкала бриллиантовая брошь на груди. Свет подчеркивал синеву ее глаз. Она принесла с собой дыхание красоты и романтическое чувство — в двадцать один год его так нетрудно пробудить. Юность сама хочет быть очарованной. Он услышал ее «Доброе утро» и заикаясь поздоровался.