Анна Данилова - Солнце в ночном небе

– Постойте! – Ольга даже встала, подошла к камину и швырнула туда полено. – Стойте! Даже если предположить, что Юрген убил Серафиму ради того, чтобы ей ничего не досталось, где гарантии того, что, убив настоящую наследницу, явившуюся сюда из России, он получит наследство Хоффмана? С какой стати? Тем более что все переведено на ваше имя! Он же сам упрекал вас в этом.

– Я была бы следующей.

– В смысле? – не поняла Валентина.

– Люлита имеет в виду, что Юрген заставил бы ее составить завещание на его имя... Силой, понимаешь? Я правильно поняла вас, Люлита?

Люлита некоторое время смотрела на огонь, после чего медленно перевела взгляд своих блестящих глаз на Валентину:

– Он добрался бы и до меня. Человек, переступивший грань, совершивший убийство одного человека и готовый совершить второе, не остановится перед смертью какой-то там старухи. Он был страшным человеком.

– Это вы столкнули его с лестницы? – прошептала Ольга, глядя на Люлиту широко раскрытыми глазами. – Ведь так? Вы хотели спасти нас и избавиться от убийцы... От своего потенциального убийцы...

– Да, это я столкнула его. Я проделала это уже сотни раз мысленно, прежде чем решилась на такой поступок... Вы удивитесь, когда узнаете, что я пришла в пансион с кухонным ножом, я не могла допустить, чтобы он остался жив... Я планировала настоящее убийство... По счастью, Юрген сам свернул себе шею, и мне не понадобился нож... Но поймите и вы меня: идти в полицию и заявлять на Юргена, не имея никаких конкретных доказательств его причастности к смерти Серафимы? Себе дороже... Я бы все равно ничего не доказала. Заявить им о том, что Юрген собирается убить русскую девушку, – тоже бездоказательно. Я же не могу употреблять такие слова, как «наследница» или «дочка беглого преступника Гюнтера Хоффмана», «два миллиона марок в номере отеля «Регент», «обещание, данное Ульрикой Хассельман»... У меня не было выхода.

Ольга пожала плечами и принялась ворошить кочергой угли в камине.

– Ну и кашу заварил этот... Гюнтер... – вздохнула Валентина.

– Он утверждал, что ты – его дочь, – заметила Люлита.

– Не знаю... Ничего не знаю! Мне кажется, что я смотрю какой-то фильм ужасов с убийствами, наследством, побегами из тюрьмы... Настолько все это нереально.

– Но я убила его, – напомнила Люлита. – Я сделала это осознанно, я готовилась к этому. Вот только как мне теперь жить после того, как я стала убийцей? Знаете, я боялась, что меня станут мучить кошмары, что мертвый Юрген станет преследовать меня в моих снах... Но нет, ничего такого не случилось. Я сплю крепко. Больше того, с сознанием выполненного долга. Ведь теперь я спокойна за Валентину, за Сабину, за девочек... Я избавила всех нас от этого... чудовища! И мне почему-то кажется, что Ульрика, если она видела все это оттуда, сверху, не осуждает меня.

– Оля, спроси ее, зачем она так долго морочила нам голову письмами от Симы, деньгами, роликами... Чего она добивалась?

Ольга перевела. Люлита, нисколько не смутившись, ответила:

– Мне хотелось, чтобы у вас перед Рождеством были какие-то деньги, чтобы вы ни в чем не нуждались. А ролики... Я медленно подводила вас к тому, чтобы вы наконец пришли ко мне за разъяснениями и чтобы, сопоставив все факты, письма и видеосюжеты, догадались, что Сима использовала свое сходство с Валентиной. Ведь тот ролик, где она в пижаме позирует в моей спальне, говорит о многом. И там она действительно очень похожа на вас, Валентина.

– Оля, скажи ей, что мы ни о чем не догадались. Больше того, я с каждым днем все больше уверялась в том, что Сима жива, скоро появится, расскажет о своей новой жизни. Больше того, я стала бояться Люлиту. Хотя нет, об этом ей лучше не говорить, она и так взволнована. Но все равно, Оля, Люлита, мы вот все говорим о каком-то наследстве, о каком-то преступнике, якобы оставившем мне это самое наследство, но это же не я... Все это – какая-то случайность, колоссальная ошибка, совпадение. У меня есть отец...

– Я не знаю, кто кому отец, но дом, в котором вы сейчас с Ольгой живете, и деньги, которые хранятся на счетах в швейцарских и германских банках, – все это ваше, Валентина, – торжественно произнесла Люлита и даже встала. В глазах ее стояли слезы. – Мне жаль только, что Ульрика не дожила до сегодняшнего дня...

– Но, может, все-таки спросим мою маму? Мне бы не хотелось, чтобы вы вручили все это богатство постороннему человеку.

Люлита вышла из комнаты и вернулась с телефоном в руках.

– Позвоните своей маме, Валентина, и спросите ее, была ли она знакома с Гюнтером Хоффманом, – глотая слезы, прошептала Люлита. – Сделайте это ради меня, прошу вас... Я уже так устала от этой истории, от этого груза ответственности...

Валентина посмотрела на Ольгу, та уверенно кивнула головой. Валя набрала номер домашнего телефона и, испытывая сильнейшее волнение, подошла к окну, скользнула помутневшим от слез взглядом по замерзшим деревьям, серой дороге...

– Алло? Папа? Привет, это я... Что? Нет, я не смотрела почту. А что? Что-нибудь случилось? А... Понятно. Ладно, каюсь, я действительно в Германии. У Оли тут родственники живут. Не знаю, думала, что не отпустите. Простите меня... Да, все хорошо, нормально. И со здоровьем все хорошо. Как Гера? Да? Лапочка... Я так соскучилась... А где мама? Здесь, рядом с тобой? Дай ей трубку... Мама! Это я. Папа тебе все расскажет... Мам, у меня к тебе только один вопрос. Ты только ответь: да или нет, хорошо? От этого будет многое зависеть... Нет, ты не переживай, все очень хорошо. Мама, у тебя есть одна фотография... Одного американского актера. Ты каждый раз называешь его разными именами, но ни одного из этих имен в природе не существует... Подожди, не перебивай меня. Тебе очень нравится этот киноактер, его фотография постоянно с тобой, где бы ты ни была, куда бы ни ездила. Этот американец дорог тебе. А может, он не американец, а немец... и его зовут Гюнтер Хоффман? Скажи: да? Он мой отец?!

– Да, Валя, да, это Гарри Олдман... Что, Сережа? – Голос ее стал тише, она разговаривала уже с отцом. – Да нет, ничего особенного, просто Валя спрашивает, какой актер играл там... в одном фильме...

– Мама, пятнадцать лет тому назад он... погиб, этот Гюнтер Хоффман, но он оставил мне наследство... Я не знаю, где ты с ним познакомилась и действительно ли он мой отец?

– Да, это он... Гарри Олдман, Валя...

– Мама, ну что ты плачешь?

– Он приезжал к нам, в Москву... Пробыл всего неделю...

– Папа знает?

– Нет, нет... Умоляю тебя! Ради бога! Береги себя...

– Я люблю тебя, мама...

– Я тоже. И Гера с папой... Мы все любим тебя!

Она отключила телефон и вернула его Люлите. Хотела что-то сказать, но не смогла... Почему-то ей вспомнилась маленькая Гера, и она заплакала.

– А ты говоришь: заячья губа, заячья губа... – потрепала ее по плечу Ольга, все понявшая по ее взгляду. – И родинка тебе твоя никогда не нравилась. Эх, ты, фройляйн Хоффман!