Чингиз Абдуллаев - Мистерия эпохи заката

Затем Татьяна еще кому-то позвонила, очевидно мужу.

— Виктор, добрый вечер. Да, у меня все в порядке. Небольшая авария, ничего страшного. Да. Да, Видимо, не рассчитал. Нет, легкий ушиб головы и ноги. Я приеду домой. Обязательно приеду. Нет, не волнуйся. Все будет нормально. Конечно. Ты же меня знаешь. Целую тебя. До свидания.

Она убрала телефон и закричала:

— Исмаил, где вы? Я боюсь долго оставаться одна.

Я подошел к окну.

— Куда нам ехать?

— И все равно в Барселону. Только мы сделаем иначе. Поедем к моим друзьям, которые живут в городе. Можете за меня не волноваться. У них дома меня никто не тронет. Это министр внутренних дел Каталонии. Я думаю, что даже наши доморощенные бандиты побоятся лезть в дом чиновника такого уровня. Как вы считаете?

— Да, — счастливо улыбнулся я, — конечно, не полезут.

Мне и в голову не могло прийти, чем закончится этот длинный день. Впрочем, он весь был сплошным недоразумением. Я вспомнил, что уже давно не звонил своему куратору.

—Можно, я отойду на одну минуту? — спросил я. — Кажется, рядом есть киоск. Куплю нам воды.

— Купите, — согласилась она.

Я отошел шагов на пятьдесят, чтобы меня не было слышно, и позвонил Николаю Николаевичу.

— Что вы себе позволяете? — услышал я его голос. — Я жду вашего звонка уже несколько часов. Получен приказ. Немедленно все бросить и первым же рейсом вылетать в Москву. Вы меня слышите? Все бросить и вылетать в Москву.

— Не могу, — тихо ответил я, ошеломленный такой метаморфозой.

— Как это не могу? Вы понимаете, что говорите?

— Понимаю. Мы стоим на пустынной проселочной дороге, и она лежит в машине с переломанной ногой. Рядом на несколько километров никого нет. Может, мне лучше ее убить, прежде чем уйти? Или оставить умирать одну?

Николай Николаевич молчал. Очевидно, обдумывал ситуацию. Нужно было ему помочь, подтолкнуть его.

— Она едет в дом министра внутренних дел Каталонии. Я оставлю ее там и уеду, пообещал я моему куратору. — Это все, что я могу сделать.

— Хорошо, — согласился он. — Сколько вам туда ехать?

— Часов шесть или семь.

— Тогда не выключайте наш телефон. Я сам буду вам звонить.

Договорились. — Я вернулся к машине. Уселся за руль.

— Не нашли воду? — вдруг спросила меня Татьяна.

— Что? — Я не сразу сообразил, о чем она меня спросила.

— Ничего, — улыбнулась она, — поедем, Исмаил. Уже очень поздно. Надеюсь, мы попадем в Барселону хотя бы до рассвета.

— Да, я тоже очень надеюсь, — сдержанно произнес я.

В декабре должны были состояться выборы в Государственную думу. Партии развернули свои предвыборные штабы, начали агитацию. Но это был не обычный год и не совсем обычные выборы. К этому времени четко сформировалось отношение новой власти к олигархам. Их не просто выдавливали из коридоров власти — их выдавливали вообще из российской политики. Умные олигархи все поняли сами, строптивым пришлось несладко. Березовский оказался в Лондоне, Гусинский познал все прелести объявленного в розыск международного преступника. Его поймали в Греции и едва не выдали российскому правосудию. Сбежали из страны Леонид Невзлин, Владимир Дубов, Михаил Брудно. И началась невиданная по размаху кампания против «ЮКОСа», в котором я работал.

На тот момент «ЮКОС» считался не просто образцовой российской компании, а одной из лучших в мире. Выручка его за первые девять месяцев третьего года составила двенадцать миллиардов двести миллионов долларов. Можете себе представить? Чистая прибыль составляла более двух с половиной миллиардов долларов. Но прокуратура, начав уголовное преследование, просто обвалила рынок российских акций. И не только в нашей компании.

Однако все по порядку. Ходорковскому несколько раз намекали, что ему лучше уехать из страны, но он оказался «крепким орешком». Самый богатый человек в России верил в силу денег, в силу своей компании. Он уже привык диктовать свою волю другим и, возможно, не мог даже допустить, что уголовное преследование о неуплате налогов завершится его арестом и развалом его прибыльной компании.

Николай Николаевич встречался со мной почти ежедневно. Теперь, спустя несколько лет, я понимаю, что они собирали все материалы по «ЮКОСу». До сих пор не знаю, что тогда произошло. Расхожая версия о том, что Ходорковский погорел на своих политических амбициях, не выдерживает никакой критики. Якобы он финансировал оппозиционные «Яблоко» и коммунистов. На самом деле это был секрет Полишинеля. Об этом финансировании в Кремле знали давно. Здесь же были причины не только политического, но и глубоко личного характера.

Согласно некоторым сведениям, все-таки просочившимся в печать, Ходорковского сдали американцы.

Он достаточно откровенно говорил о своих политических притязаниях, уверяя, что станет новым президентом, сменив нынешнюю власть. Более того, позволил себе ряд личных выпадов против серых и стертых фигурантов современного российского истеблишмента. А также дал понять, что не уважает стоявших у власти людей и готов либо сменить их, либо перекупить. Можете себе представить состояние президента, которому услужливо и подробно об этом доложили? Если бы у Ходорковского были просто политические амбиции, он легко мог бы их удовлетворить, как это сделал второй человек из списка самых богатых людей в России. Роман Абрамович стал губернатором Чукотки, откровенно издеваясь и над собственной властью, и над своим народом.

Абрамович, безусловно, сделал много полезного для Чукотки, но в мировой истории еще не было губернатора, который руководил бы своим регионом с другого конца земного шара, из Лондона. И лишь временами навещал свою вотчину. Его неслыханные траты поражали весь мир. Невероятно дорогие яхты, которые он скупал одну за другой, его личные гигантские самолеты, его дома и поместья, раскиданные по всему миру, его футбольный клуб, который покупал самых дорогих, футболистов мира, — все это не вызывало такого раздражения и ненависти у действующей власти, какую вызывал успешный Ходорковский, не покупавший яхт и самолетов, не коллекционирующий машины и виллы, а помогающий оппозиционным партиям, создающий благотворительные фонды и школы-интернаты для сирот.

Но его личные притязания на абсолютную власть, его личные, выпады, его откровенное пренебрежение к высшим чиновникам оказались для него слишком опасными. Тем, кто был готов интегрироваться в процесс построения нового государства, признав государственную власть в России сакральной и абсолютной, разрешили остаться на своих местах. Это были Алекперов, Потанин, Фридман, Вексельберг, Маганов, Кукура, Богданов, Прохоров. Несогласных удаляли и разоряли, преследовали и наказывали.

И вместе с тем благодаря неслыханному росту цен на нефть и газ росло число миллионеров и миллиардеров в самой России. В третьем году их уже было семнадцать против семи к моменту начала путинского правления. В следующем году их стало уже двадцать пять человек.

Самого Ходорковского арестовали двадцать пятого октября две тысячи третьего года в новосибирском аэропорту Толмачево. Расследование длилось почти полтора года. За это время «ЮКОС» был практически разорен. Его нефтегазодобывающую компанию «Юкаснефтегаз» выставили на аукцион в следующем году и сразу купили. Причем миллиарды долларов нашла неизвестная фирма, зарегистрированная в Твери. Никто не удивился, когда буквально через три дня новая тверская компания была куплена государственной фирмой «РОСНЕФТЬ».

Как только объявили об аресте Ходорковского, произошел резкий обвал акций фондового рынка. По разным данным российские компании потеряли до сорока миллиардов долларов. Но рост ценна энергоносители перекрывал все потери, а политические дивиденды от устранения опасного конкурента были получены уже в декабре 2003-го года, когда состоялись очередные парламентские выборы. Пропрезидентская партия получила почти тридцать восемь процентов голосов. Коммунисты, которые до этого почти всегда выходили лидерами парламентских выборов, набирая стабильные двадцать пять—тридцать процентов, получили на этот раз только немногим более двенадцати процентов. А блок «Яблоко» вообще не попал в Государственную думу.

Под новый 2004-й год я стал подполковником. И мне предложили покинуть «ЮКОС». Я уже сам понимал, что здесь моя работа закончена. Николай Николаевич впервые назвал мне имя Артура Абрамова, против которого было возбуждено уголовное дело. Абрамов успел сбежать в Лондон, куда перевел большую часть своих активов, и теперь мне рекомендовали возобновить с ним старые связи. Что я и сделал в наступившем году.