Марина Серова - Месть пляшущих человечков

– Тут вы правы, – заметила Светлана. – Девочка могла погибнуть. Если бы не вы… А я даже не поблагодарила вас за ее спасение.

– Ерунда, – отмахнулась я, отметив про себя, что обеспокоенности в ее голосе по поводу возможной смерти дочери слышно не было.

Случайно ли? Или она знала наверняка, что с дочерью все будет в порядке? Проверим.

– И ведь самое интересное в том, как он узнал о непереносимости организмом вашей дочери аспирина? Прямо мистика какая-то, – качая головой, произнесла я.

– Понятия не имею. Возможно, заранее с однокурсниками пообщался. В Дашиной группе многие знают о том, как реагирует ее организм на аспирин, – поспешно ответила Светлана. – Да и не это важно. Важно, по чьей вине все это с Дашей приключилось. Вы правильно заметили: Даша отца в глаза не видела. Он даже после всего, что случилось, так и не появился в больнице. И меня не искал, и извиниться не пытался.

Ну, вот вам и мотив. Прекрасно. Теперь я на девяносто процентов уверена, что возню с записками затеяла Светлана. Решила таким образом привлечь внимание к дочери. Вот, мол, папаша, от какой красавицы ты в свое время отказался. И мы, мол, зная о твоих миллионах и о твоей бездетности, не пытались требовать с тебя то, что ты нам за долгие годы задолжал. Если бы не трагическое стечение обстоятельств, не видать тебе дочери, как своих ушей. План понятен. И дом сжигать дотла никто не собирался, это бесспорно. Неверный расчет, только и всего. И дочь травить не думали. Наверняка у них был запасной вариант. Либо противоаллергенные препараты наготове держали, либо в случае моей неявки самостоятельно врача вызвали бы. Столько трудов, и все напрасно. Вдовин так и не пришел к дочери. Какая досада!

– Значит, вот что он вам задолжал? – не повышая голоса, спросила я.

– В каком смысле? Что вы имеете в виду? На что намекаете? – покраснев до корней волос, воскликнула Светлана. – Мне никто ничего не должен. И Вдовин в том числе. Я просто считаю, что после того, что девочка из-за него пережила, он обязан был хотя бы попытаться объясниться. В конце концов, это его дочь! Нельзя же просто взять и наплевать на этот факт?

Своим поведением она выдала себя с головой и сама это понимала. Устало опустив руки на стол, Светлана затравленным взглядом посмотрела мне прямо в глаза и заплакала. Беззвучно. Без гримас и всхлипываний. Слезы градом катились по щекам, оставляя на них все новые и новые борозды. Женщина не пыталась остановить их, не пыталась утереть. Просто сидела и ждала, пока поток иссякнет. От этого зрелища щемило сердце. Вся горечь разочарования была отражена на лице Светланы. Не в силах больше вынести вида плачущей женщины, я встала и прошла на кухню. Там я отыскала пузырек с валерьянкой, накапала несколько капель в чистый стакан, долила воды и вернулась.

– Выпейте. Это поможет вам успокоиться, – протягивая ей стакан, произнесла я.

После того как Светлане удалось взять себя в руки, она заговорила сама:

– Я не думала, что так все выйдет. Я просто хотела немного большего для своей дочери. Немного большего, чем могла дать сама. Понимаете? Мне не нужны миллионы. Мне не нужны виллы на Сейшелах. Не нужны бриллиантовые кольца. Я просто хотела, чтобы Даша получила хорошее образование. И не ютилась больше в грязном общежитии, в одной комнате с людьми, которые ее не уважают. Которые ее не понимают и никогда не поймут.

Светлана отпила еще глоток из стакана и продолжила:

– Это я предложила Даше подстроить так, чтобы Петя вынужден был познакомиться с ней. Я была уверена, что после того, как он с ней встретится, он уже не сможет игнорировать факт ее существования. Наверняка не сможет. Так я думала. Но я ошиблась. – Она разочарованно вздохнула. – Видимо, он сильно изменился с тех пор, когда я его знала. Тот Петя, мой Петя, не смог бы отмахнуться от уже родившегося ребенка.

– Но ведь он сделал это, – вспомнив рассказ Галины Степановны, возразила я.

– Нет, нет. Все было не так. Ведь он просто не поверил мне. Посчитал мои слова женской уловкой, вот и все. Если бы я тогда явилась к нему с животом или с уже родившейся Дашей, он не смог бы отказаться от нее. – Светлана с жаром бросилась защищать бывшего возлюбленного.

– Почему же вы этого не сделали? – спросила я.

– Потому что его жена меня обманула, – призналась она. – О том, что она соврала мне, я узнала гораздо позже. Даше тогда уже лет пять было.

– Расскажите, – попросила я, понимая, что это важно для сидевшей передо мной женщины.

– Она пришла в университет. Вызвала меня в коридор прямо с лекций и показала справку. Обыкновенный медицинский бланк. Точно такой же выдали мне, когда определили мою беременность. Что я могла противопоставить этому? Что мой ребенок зачат раньше? Я предпочла отойти в сторону. Чаша весов была не на моей стороне, и мне пришлось смириться с этим. Я забрала документы из института и уехала к тетке. С тех пор я здесь и живу.

– Ну, а потом, когда узнали, что у Вдовина нет детей? Почему промолчали? – задала я вопрос.

– В тот момент я не желала делить своего ребенка с кем бы то ни было. Даша была моей дочерью, и ничьей больше. Вдовин не заслуживал возможности быть отцом, – с вызовом произнесла Светлана.

– Что же изменилось? – не удержалась я.

– Жизнь, – коротко ответила Светлана и, подумав, добавила: – Жизнь порой заставляет нас пересматривать свои убеждения.

– И тогда вы решили заставить Вдовина познакомиться с Дарьей, – резюмировала я. – Почему вы просто не пришли к нему и не рассказали о дочери?

– Потому что боялась, что он не станет меня слушать. И не захочет общаться с дочерью, а уж тем более помогать ей материально, – проговорила женщина. – А тут – случайность встречи, угрызения совести от осознания того, по чьей вине пострадала девочка, и вообще внезапность возникновения уже взрослого ребенка в его жизни должны были, по моим расчетам, сработать так, как нужно мне. Где-то я допустила ошибку.

– Не думаю. Просто Петр Аркадьевич сейчас не имеет и секунды свободной. Вашими стараниями он последнее время из полиции не вылезает. А теперь и вовсе арестован, – заявила я.

– Арестован? Как? За что? – В глазах Светланы читался неподдельный испуг.

– А разве это не ваших рук дело? Не вы наслали на его офис свору ищеек? – подначивала я, опасаясь, что она снова начнет юлить и не захочет говорить мне всю правду про записки.

– Я ничего подобного не делала, – начала оправдываться женщина.

– А что вы делали? Выкладывайте, – потребовала я.

И Светлана принялась рассказывать. Рассказ длился долго, но я не перебивала ее. Произнеся последнее слово, она спросила:

– Что теперь будет? Я имею в виду, что будет со мной? Меня посадят?

– Как с вами поступить, будет решать Петр Аркадьевич, – заявила я, вставая. – Единственное, что требуется от вас, это сидеть и не предпринимать никаких действий. Ждите, скоро я с вами свяжусь.

Я стояла возле входной двери в квартиру главного свидетеля по делу Вдовина. Тот, кто находился за дверью, мог повернуть судьбу Петра Аркадьевича так, как ему заблагорассудится. Я осознавала важность свидетельских показаний Гришакова Анатолия Юрьевича, заявившего о том, что в ночь, когда погибла девушка на Сокурском направлении, он видел, как Петра Аркадьевича Вдовина подвозила к конторе некая машина. И время якобы запомнил, и приметы Вдовина хорошо разглядел. Очной ставки еще не проводили, это я знала наверняка. Но это не за горами. Не позднее завтрашнего дня Гришакова вызовет следователь, ведущий дело моего клиента, и тогда-то все решится.

Дольше оставаться в бездействии я не могла. Нажав кнопку звонка, я вслушивалась в звуки, доносящиеся из-за двери. Издалека послышались шаркающие шаги. Звук этот разлился по душе живительным бальзамом. Дома кто-то есть. Из компетентных источников мне было известно, что Гришаков проживает один. Значит, можно надеяться на то, что это его шаги я слышу в настоящий момент.

Я не ошиблась. Дверь несмело открылась, и в узкой щели появился глаз. Изучающе глядя на меня, хозяин апартаментов спросил:

– С чем пожаловали? – и тут же приложил к щели ухо, из чего я сделала вывод, что слышит мужичок не очень.

– Здравствуйте. Я к вам по делу. Пустите? – намеренно повышая голос, чтобы он разобрал каждое слово, прокричала я.

– Дела, говорите? Да какие ж со мной теперь дела? Я ж последний понедельник доживаю. Пошла бы, доча, моложавого себе отыскала. Для своих-то дел, – просипел мужичок, и было непонятно, шутит он или говорит на полном серьезе.

– Неудобно так разговор вести. Вы бы открыли дверь, а то тут сквозняки. Еще продует вас, – предупредила я.

– Ох ты. И верно. Дует-то как по ногам! Спасибо, доча, подсказала. А то ведь щас настоюсь на сквозняке, а к завтрему и слягу. А кто ухаживать станет за стариком-то? Некому, доча, один я остался. Плохо одному-то, доча, страсть как плохо, – запричитал мужичок, силясь сбросить цепочку, не дающую двери открыться полностью. – Вот ведь напасть. Опять застряла. Так вот в один прекрасный день закроюсь, а открыться уже не смогу. И сгнию тут от голода. И будут меня потом с пола отскребать. Лопатами.