Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар

— Ну, выкладывай, — сказал Вик. — У меня нет лишнего времени.

— Ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Полиграф? — спросил я.

Он застыл. Несколько мгновений он стоял, как статуя. Потом моргнул.

— Конечно.

— Он пал от столбняка.

— Ну да.

— А ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Нестегт?

Если бы я уколол его иголкой, он и то бы меньше дернулся. Удар попал в точку. Вик ничего не сказал.

— Когда Нестегт родился, — сказал я небрежным тоном светской болтовни, — было точно неизвестно, кто его отец. Было два жеребца, и оба они могли покрыть кобылу. Поэтому заводчик сделал анализ крови.

Вик был в точности похож на Лотову жену.

— Кровь Нестегта оказалась сходной с кровью одного из жеребцов и совершенно несходной с кровью другого. Результаты тестов сохранились.

Вик оставался безмолвен.

— Родной брат Полиграфа стоит сейчас на конюшне в Ньюмаркете.

Молчание.

— Я попросил сделать анализ крови коня, который сейчас известен как Нестегт, — невозмутимо продолжал я. — Мы с тобой оба знаем, что результаты теста окажутся отличными от тех, которые были сделаны, когда Нестегт был жеребенком. Кроме того, я заказал анализ крови родного брата Полиграфа. И его тип крови должен полностью совпасть с тем, что обнаружат у коня, который сейчас считается Нестегтом.

— Уб-блюдок! — выпалил Вик. Это звучало тем более странно, что он по-прежнему оставался неподвижен.

— С другой стороны, — продолжал я, — анализы еще не сделаны, и при определенных условиях я мог бы их отменить.

Вик снова обрел способность дышать и пошевелился.

— При каких? — спросил он.

— Я хочу, чтобы ты познакомил меня с одним человеком.

— С каким?

— С твоим приятелем. С тем самым, который составил соглашение с владельцем жеребенка от Транспортера. Который приказал поджечь мою конюшню.

Вик заерзал в кресле.

Я спокойно сказал:

— Либо это, либо я напишу в страховую компанию «Хай-Пауэр».

Он принялся машинально перебирать ручки, лежавшие на столе.

— А что ты собираешься делать, когда встретишься с этим моим... моим приятелем?

— Заключить мирный договор на вечные времена. Вик взял со стола календарик, бросил на него невидящий взгляд, положил на место.

— Сегодня суббота, — сказал я. — Анализы крови назначены на понедельник. Если я встречусь с твоим приятелем сегодня или завтра, я их отменю.

Вик был скорее зол, чем испуган, но он знал не хуже меня, что эти анализы для него — первый шаг к скамье подсудимых. Чего я не знал — это согласится ли Вик, как и Фред Смит, проглотить пилюлю, так сказать, держа язык за зубами.

— Ты всегда будешь грозить мне этими анализами! — сказал Вик. — Это просто шантаж!

— Ну да, своего рода шантаж, — согласился я. Вик сморщился, как от зубной боли. Я видел, что он лихорадочно ищет выход.

— Лицом к лицу с твоим приятелем, — сказал я. — Пяти минут за глаза хватит. Это не так много, если подумать, что ты потеряешь в противном случае. — Я жестом указал на веселенькую комнатку и великолепный бассейн. — Это ведь все выстроено на страховку Полиграфа, не так ли?

Вик стукнул кулаком по столу, так что ручки подпрыгнули.

— Это все этот чертов Файндейл протрепался! — рявкнул он. — Больше некому! Убью крысюка!

Я не стал отрицать. Просто сказал ровным тоном:

— Ты не учел одной мелочи. Мой брат Криспин работал в компании «Хай-Пауэр».

Когда я вернулся от Вика, Криспин стоял во дворе и выглядел угрюмым и несчастным. Я остановил машину и вышел.

— В чем дело? — спросил я.

— А!.. — Криспин безнадежно махнул рукой, указывая на ровную площадку на месте конюшни и на новенькие леса, взбирающиеся к обгоревшей части крыши. — Все это... Если бы я не напился, этого бы не случилось.

Я посмотрел на него.

— Не думай об этом.

— Не могу! Если бы я был здесь... если бы в доме горел свет... этот человек не полез бы поджигать...

— Ну, это еще неизвестно.

— Но ведь это кажется разумным?

— Нет. Пошли в дом, тут холодно.

Мы вошли в кухню. Я сделал кофе. Криспин, по-прежнему в покаянном настроении, смотрел, как я наливаю воду и кладу кофе в кофеварку.

— Лучше бы ты дал мне умереть.

— Хорошо, что ты отрубился в ванной, — сказал я. — Это единственная комната, в которой есть естественная вентиляция через пустотелый кирпич.

Это его не обрадовало.

— Лучше бы я задохнулся!

— Тебе хлеба поджарить?

— Прекрати болтать о еде! Я говорю, что тебе следовало дать мне умереть!

— Знаю, знаю. Все это ужасно глупо. Я не хочу, чтобы ты умирал. Я хочу, чтобы ты был жив и здоров и спокойно жил в Суррее.

— Ты меня не принимаешь всерьез! — Его голос был полон обиды.

Мне вспомнились все наши прежние разговоры на эту тему. Мне следовало дать ему утонуть, когда он заснул в ванне. Мне следовало дать ему врезаться в дерево, когда я отобрал у него ключи от машины. Мне следовало позволить ему свалиться со скалы в Брайтоне, когда он по пьянке подошел к самому краю пропасти.

Обвиняя меня в том, что я не дал ему умереть, Криспин тем самым сваливал на меня все свои невзгоды.

Ход рассуждений был следующий: это я виноват, что он все еще жив, следовательно, это я виноват, что он ищет утешения в выпивке. Его раздражение против меня служило оправданием для того, чтобы жалеть себя, любимого.

Я про себя вздохнул и принялся делать тосты. Сегодня либо завтра опять напьется.

Вик пропал. Я весь день работал у себя в кабинете либо смотрел скачки по телевизору, а Криспин добросовестно старался вникнуть в мои счета.

— Когда ты работал в «Хай-Пауэр», — спросил я, — не слышал ли ты чего-нибудь о лошади по кличке Полиграф? За нее выплатили большую страховку...

Криспин фыркнул.

— Ты же прекрасно знаешь, что я сидел в отделе пенсий, а не в выплатах!

— Я просто подумал — а вдруг ты слышал...

— Нет.

Мы пили кока-колу и кофе, я пожарил на ужин бараньи отбивные, а Вик так и не позвонил.

Наутро — то же самое. Ни слуху, ни духу. Я грыз ногти и прикидывал, что будет, если мой рычаг не сработает. Если Вик ничего не скажет, а этот его приятель не пожелает его спасти. Анализы крови могут погубить Вика, но этот приятель останется на свободе и скоро найдет себе другого помощника, и все начнется снова, словно раковая опухоль.

Я бродил по тому месту, где стояла конюшня, машинально пиная попадавшиеся под ноги камушки.

Во двор завернула неизвестная мне машина, и из нее вышел человек, который тоже был мне совершенно незнаком. Молодой, высокий, белокурый. «Нет, вряд ли это тот приятель Вика», — подумал я и, как оказалось, был прав. В машине с ним было еще двое. С заднего сиденья вылезла Софи.

— Привет! — увидев мое лицо, она улыбнулась. — А ты кого ждал? Судебных приставов?

Она представила мне своих друзей, Питера и Сью. Они ехали в гости к родителям Сью, но, если я хочу, Софи может остаться у меня, а на обратном пути они ее заберут.

Я сказал, что, конечно, хочу. Друзья Софи помахали нам рукой и укатили, а Софи взяла меня под руку.

— Ну так как насчет свадьбы? — спросил я.

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что ты любишь устрицы, а я их терпеть не могу.

Я улыбнулся и повел ее в дом. Ответ как ответ, ничем не хуже любого другого.

Криспину не сиделось на месте, и он был совсем не рад видеть Софи.

— Я пойду прогуляюсь, — заявил он. — Вижу, я здесь лишний.

— Оставайся дома и свари нам кофе, — твердо сказал я. Мы посмотрели друг на друга. Оба мы знали, что, если он пойдет прогуляться, прогулка закончится в пабе.

— Ладно! — бросил Криспин. — Тиран проклятый! Я приготовил ленч — бифштекс с жареными помидорами. Криспин заметил, что этим следовало бы заняться Софи, а Софи ответила, что никогда не следует хозяйничать на чужой кухне. Они недружелюбно смотрели друг на друга. Каждый явно желал, чтобы другого здесь не было. «Не самый приятный воскресный ленч», — подумал я. А когда мы сели пить кофе, позвонил Вик.

— Мой знакомый с тобой встретится, — сказал он. — Но только на пять минут, как ты и просил.

— Где? — спросил я.

— Здесь. У меня дома. В шесть вечера.

— Я приеду, — ответил я.

— Ты отменишь эти анализы? — спросил Вик. В его решительном голосе звучала тревога.

— Отменю, — сказал я. — Но только после встречи.

Я вернулся на кухню. Софи курила. Криспин смотрел на чашку с кофе с таким видом, точно это был его злейший враг. Когда мы бывали дома вдвоем, Криспин довольно часто брал на себя труд сложить тарелки в посудомойку, но я знал, что сейчас, при Софи, он этого делать не будет. Он считал само собой разумеющимся, что, когда в доме есть женщина, всю домашнюю работу должна делать она, даже если это гостья. Ну а Софи не видела причины заниматься грязной работой, которую она терпеть не может, только потому, что она принадлежит к женскому полу. Мой брат и девушка, которая никогда не будет моей женой... Я смотрел на них с печальной улыбкой.