Светлана Алешина - Вниз тормашками

Михаил вставил в дисковод зеркальный, радужно переливающийся диск и нажал кнопку.

После пятнадцатиминутного взирания на экран он спросил сам себя:

— Ты что-нибудь понимаешь? — и сам же себе ответил: — Ни хрена!

Дмитрий был не только хорошим оператором и шпионом, еще он замечательно разбирался во всевозможных новинках компьютерных технологий. Играючи составлял сложнейшие программы, для элементарной разминки сочинял вирусы, которые потом сам же и уничтожал, при желании он мог бы даже стать хакером, но для этого у него не было хорошей техники. В компьютерном классе на мехмате да у друзей, у кого дома стояли сильные «винды», — вот, собственно, и все, что было в его распоряжении. Свой собственный компьютер Дмитрий собрал из чего пришлось. Но получилась вполне работающая штучка.

Короче, на диске, который Михаилу дала Ольга, находилась только зашифрованная информация, состоящая из каких-то цифр, латинских бессмыслиц и прочей китайской грамоты для непосвященного человека. Михаил выключил бесполезно работающий телевизор, вынул диск из дисковода и брякнулся в кресло, подняв тучу пыли. Запиликал сотовый.

— Алло? О, Антоха, а я о тебе думаю. Слушай, у меня тут дело есть. Может, встретимся?

Он договорился о встрече возле мехмата в четыре часа дня на завтра, так как сегодня у Антона было какое-то ответственное совещание.

— И что же мне теперь делать? — спросил сам у себя Михаил и посмотрел на медведя. Тот продолжал молча таращиться в потолок…

«Да-а, — размышляла Лариса, — приехали! Для чего Антону убивать своего же друга? Ладно, могу допустить, что это сделал Михаил, у него все же какой-никакой мотив был — он Ольгу любил, но Горелов? Может быть, Антон был должником Дмитрия? Какой же должна быть сумма, чтобы из-за нее убивать человека? Да и Дмитрий, по словам Ольги, был далеко не богачом, чтобы одалживать большие деньги Антону. Были бы у него эти деньги, он бы давно женился, хотя вполне возможно, что свадьба была отложена как раз из-за того, что деньги он одолжил Горелову? Копил-копил Дима рублики или баксы, а тут дружбан приходит. Так и так, позарез нужна энная сумма денег. Как отказать другу? Вот Дмитрий и отдал Антону заначку, а теперь лежит в могиле. Грустно, конечно, но все могло бы быть именно так, по банальной денежной причине».

Или, скажем, Дмитрий не копил деньги. Тогда что? Если Антон его очень-очень попросил, то Дмитрий мог одолжить нужную сумму у кого-нибудь из состоятельных знакомых. Осталось узнать, есть ли у Дмитрия состоятельные знакомые и одалживал ли он у них деньги. Но еще раз встает вопрос — какой именно была сумма? У Ларисы в голове не укладывалось, как один человек мог убить другого из-за денег. Из-за какого-то количества шуршащих бумажек.

«Легко рассуждать, что деньги — социальное зло, когда их у тебя навалом, — сама себя укорила Лариса. — Или когда у тебя их нет совсем. Бомжи, как правило, тоже весьма неприхотливые и немеркантильные личности. Их интересы вертятся вокруг самых бытовых проблем — пожрать, бухнуть, поспать в сухом и теплом месте, причем по большей части плевали они на качество этих самых удобств. Не то что средняя прослойка между маргиналами и новыми русскими. Если оставить в покое интеллигенцию, то как раз средний класс весьма охоч до денег. Им средств всегда не хватает. Но что-то я расфилософствовалась! Нужно подвести итоги.

Самая логичная версия, если считать подозреваемым Горелова, — денежная. Поскольку о нежных чувствах между Ольгой и Антоном даже речи не заходило, стало быть, личные причины здесь ни при чем. Хотя, может быть, обида какая-нибудь застарелая есть? Месть или ненависть?

Надо бы выяснить. Да еще узнать и о появлении Антона на студии».

Ее мысли были прерваны появлением Насти. Дочь присела на край кровати и сказала:

— Все-таки телефон Веронике подарил именно Глазов. Алена в этом уверена. Ума не приложу, как он мог это сделать?

«Да ничего удивительного, если вспомнить, что его как раз в тот день увозили якобы на операцию. Даже не в тот день, а накануне», — подумала Лариса.

— Может быть, Вероника его спутала с кем-нибудь? — спросила она вслух.

— Алена говорит, что Вероника настолько была увлечена всеми хоть сколько-нибудь симпатичными молодыми людьми, которые мелькают на нашем ТВ, что она просто не могла бы спутать Глазова ни с кем.

«И тем не менее спутала его с родным братом», — мысленно отметила Лариса.

— Алена сильно пострадала при взрыве?

— Нет, — сказала Настя, — взрывчатка в телефоне была заложена таким образом, что, как бы это правильнее выразиться, была направлена на уничтожение одного человека.

— Локальный взрыв? Но ведь это чертовски сложно устроить, — заметила Лариса. — Да и зачем Виталию Глазову убивать девушку, с которой он не был знаком?

Внезапно у нее сильно застучало сердце.

«Стоп! Почему Алексея Глазова положили в больницу? Потому что его избили на улице неизвестные бандиты. Однако выясняется, что вместо Алексея в больнице лежит его брат Виталий, который вообще-то должен находиться в наркологической клинике. Что же это получается?

Глазов-старший пропал, а Глазов-младший убил ни в чем не повинную девушку. Почему?

Причина должна быть обязательно! Не бывает бессмысленных поступков, хотя если Виталий наркоман, то от него всего можно ожидать… Итак, Алексей, скорее всего, боялся за свою жизнь. Причем настолько, что вместо себя в больницу „подложил“ брата, подставляя его под удар. Я знаю, что к Виталию в больницу приходили какие-то „братки“, оставившие ему телефон. Вполне возможно, что избиение Алексея, если оно имело место быть, и визит „братков“ имеют между собой что-то общее. Например, заказчика или организатора! Таким образом, Алексей, понимая, что угроза его жизни еще остается, сбегает из больницы, уговаривая брата стать на время „больным телеведущим“. Не знаю уж, как он убеждает брата, но факт налицо.

Итак, Виталий занимает койку в палате Курочкина. К нему приходят „братки“, дают телефон, Виталий подозревает, что с аппаратом что-то нечисто, и… Ищет первую встречную девушку, чтобы проверить на ней свою догадку относительно взрывчатки? Господи, что за бред! Разве так можно поступать?!

Почему именно эта девушка? Или она ни при чем? С одной стороны, можно было просто выбросить телефон. Хотя нет, если детонатор сработал при приеме сотового сигнала, то кто-то должен был нажать кнопку ответа, иначе бы телефон не взорвался. Вот он и отдал его Веронике. Но почему именно ей?»

— А где Вероника встретила Глазова? — спросила Лариса.

— Алена сказала, что она вышла прогуляться до магазина «Мандей». На углу Посадской и Волжской стоит такая шестнадцатиэтажка, знаешь? Там еще твоя знакомая, Марина, живет. Вот там Вероника и встретила Алексея, — ответила Настя.

«Угол Посадской и Волжской, это… это же рядом с больницей! Буквально в двух кварталах от нее. Значит, Виталий просто вышел из больницы и отдал телефон первому встречному! В больнице он не мог этого сделать хотя бы потому, что сам мог случайно пострадать. Ему нужен был человек с улицы! Тогда он снова договаривается с врачом и уходит ранним утром.

Вероника, таким образом, совершенно четко вписывается в схему. Она с ним незнакома, случайно она просто и есть первая встречная! Утро было раннее, район „спальный“, народу на улицах практически нет. Он очаровывает ее и отдает смертоносный телефон. Вот и все!»

— Какой кошмар! — вслух сказала Лариса, не заметив, что дочь уже ушла, оставив ее в одиночестве. — Так запросто обречь на смерть другого человека! Это даже не столько бесчувственность, сколько полнейшее отсутствие обычных человеческих качеств. Выродок! Как его только воспитывали?!

«Таким образом, — подумала Лариса, — смерть неизвестной мне Вероники обретает свое объяснение — девушка просто стала жертвой эксперимента Глазова-младшего. Он взорвал телефон, чтобы удостовериться в том, что его хотят убить. Кошмар!»

Лариса похолодела от ужаса, столкнувшись с таким полнейшим безразличием к человеческой жизни. Причем смерть девочки была совершенно бессмысленной…

Она пододвинула к себе телефон и позвонила Карташову.

Утро следующего дня настигло Ларису в больнице. Она хотела осведомиться о самочувствии Ольги, которую, как она узнала от Курочкина (который, в свою очередь, выяснил это у своего знакомого врача), уже перевели из реанимации в обычную палату.

Ларисе вновь пришлось надевать ужасный больничный халат и ковылять в спадающих с ног шлепанцах на четвертый этаж. По дороге она разговорилась со старенькой техничкой, которая, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тоже поднималась наверх.

— Я к своей племяннице иду, — сказала Лариса, — в триста седьмую палату.

— Это которую сегодня-то перевели? Северцеву?