Светлана Алешина - Бесплатный сыр – в мышеловке

— Привет, Ирина, — Катя действительно выглядела в Вероникином халате забавно — взъерошенная, тощая. — Объясни своей подруге, что меня не нужно опекать, как младенца.

— Так, девочки, — улыбнулась я, — вижу, вы успели подружиться… Какие еще у вас есть жалобы друг на друга?

— А разве мы жалуемся? — в один голос изумились обе.

— А разве нет?

— Нет! — девочки переглянулись и рассмеялись.

— Так это и есть та самая знаменитая Катя, — сказал Володя, проходя в комнату, — из-за которой моя супруга опять носится сломя голову по городу, забыв покой и сон?

— Не преувеличивай, Володя, — попросила я мужа, смутившись, — вовсе я не ношусь и ничего не забыла.

— Не смущайся, Ирина, ты действительно много для меня сделала, — без тени улыбки сказала Катя. — И не только для меня. Надеюсь, что теперь мы вместе сможем спасти не одну жизнь, а много. Как только придет Костя, я расскажу вам все, что смогу, хотя это не положено, но вы и так много знаете, а мне в таком состоянии одной не справиться, потребуется помощь.

— Катенька, — заверещала Вероника, — мы так не договаривались. В кои-то веки у меня гости, а ты сразу о серьезном. Сначала попотчую вас, а дела подождут. Ирина, пойдем со мной, поможешь мне на кухне.

Я пожала плечами и удалилась за неугомонной Вероникой, успев краем глаза заметить, как Валерий бросает на мою подругу заинтересованные взгляды. Не знаю, в его ли вкусе она как женщина, но ее «кормительное» кредо ему явно импонирует.

Мужчины говорили с Катей, которая на некоторое время опять прилегла, чтобы не переутомиться, а мы с Вероникой накрывали на стол. Вот ведь интересная вещь получается: если бы я жила одна — не дай бог, конечно, — то вряд ли научилась бы так готовить, как моя подруга. Скорее всего, я окончательно забыла бы и то, что умела, полностью перейдя на полуфабрикаты. Вполне возможно, что моя стряпня по вкусу не уступает Вероникиной, но вот по эстетизму проигрывает много очков. Причем всю эту красоту моя подруга ухитряется делать очень быстро, словно профессиональный повар в китайском ресторане. Я как-то спрашивала ее, где она научилась этому, а она отмахнулась и сказала, что не видит в своей стряпне никакого мастерства: ей просто нравится, чтобы все было красиво и необычно. Вот мы с ней и выставляли на стол не салаты, а какие-то трудно поддающиеся идентификации вычурные композиции.

Мой Володя, который впервые попал к Веронике на званый ужин, смотрел на все это с опасливым восхищением, а в конце концов не выдержал и спросил у меня, есть ли среди всего того, что мы поставили на стол, хоть что-то съедобное.

— Не пугайтесь, Владимир, — ответила вместо меня Катя, — когда мне сегодня утром Вероника принесла манную кашу, я сначала решила, что это какая-то пластиковая подделка и хозяйка просто демонстрирует мне свое хобби. Кашка не просто лежала на тарелке стандартным шлепком с потеками сливочного масла, а была уложена волнами, в углублениях которых золотились аккуратненькие стружечки маслица, — рассмеялась Катя и шепотом добавила: — Убиться можно, мне бы в голову даже такое никогда не пришло, а ей вот не лень возиться! Какая разница, как еда выглядит, если она свежая и вкусная?

— Ну не скажите, — возразил мой муж, собираясь поспорить с Катей о кулинарной эстетике, а я вернулась на кухню.

— Вероника, — спросила я подругу, — скажи честно, ты на меня не в обиде за то, что я тебе столько хлопот доставила?

— Да ты что, Ирина, какие хлопоты? Это же удовольствие!

Ну и ладно, больше я к ней с извинениями приставать не буду, тем более что стол уже накрыт, а в дверь звонят. Это наверняка пришел Костя, значит, все собрались, и можно наконец-то приступить к разрушению недолговечных шедевров моей подруги, а потом поговорить о деле.

Примерно часа через полтора, когда деликатная Вероника удалилась на кухню мыть посуду, из-за чего я, признаться, испытала чувство стыда — ну ведь свинство же, оставить ее там одну, а самой спокойно сидеть и слушать! — Катя начала рассказывать:

— Я приехала в Тарасов не только и не столько за документами для училища. Это было довольно удачное прикрытие. Не буду вдаваться в подробности, но мое командование достаточно давно имело информацию о том, что ведется активный контрабандный обмен с чеченцами: оружие меняется на наркотики. Война — это всегда грязь и кровь, но когда находятся люди, которые наживаются на этом, то хуже уже просто ничего не может быть. Имелись данные, что в Тарасове расположена перевалочная база, с которой некая группировка распространяет наркотики дальше. Меня отправили сюда, чтобы я попыталась нащупать ниточки к тому, кто этим всем здесь заправляет. На каком-то участке — теперь я догадываюсь, на каком именно, — произошла утечка информации: о цели моего приезда здесь уже знали. Сначала попытались подкупить, потом решили устранить.

— Не только тебя, — перебил Валерий Катю и рассказал ей о смерти Александры Богдановны.

Она немного помолчала, обдумывая услышанное, потом снова заговорила:

— Видимо, здешний заправила всерьез задергался и решил убрать всех, кому хоть что-то известно. Боюсь, что мы с вами здорово опоздали: нужно было начинать действовать еще вчера. Валерка, у тебя с собой цветочки и ампулы?

— Да, — ответил он.

— Это хорошо. Костя, а ты привез то, что я просила?

— Привез, — Костя подал девушке небольшой заклеенный пакет. — Никогда не думал, что в моей квартире можно что-то так надежно спрятать. Я даже с твоими указаниями минут сорок искал.

Мне было ужасно любопытно, что все это значит, но спросить прямо я не решалась. Оставалось только слушать и пытаться сообразить самостоятельно, а Катя вдруг посмотрела на меня и сказала:

— Ирина, спасибо тебе за все, но сейчас вам с мужем лучше уйти. Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. Ты и так услышала более чем достаточно, чтобы понять, какую важную роль сыграла в этом деле. Но игры для дилетантов закончились. Прости за жесткость, но так будет лучше для всех.

Вот так сюрприз! Нет, я, конечно, понимаю, что наркобизнес и торговля оружием — вещи крайне серьезные и опасные, но вот так взять и спокойненько выгнать меня на самом интересном месте? Честное слово, обидно до слез! А вот Володя был с Катей совершенно согласен. Он поднялся со своего места, пожал ей руку и сказал:

— Удачи вам, лейтенант Горина. Надеюсь, что все будет хорошо. — Потом муж повернулся ко мне: — Пойдем, Ириша, нам с тобой пора.

И мне ничего не оставалось, как тоже подняться и попрощаться с присутствующими. Не ожидала я такого щелчка по носу, словно несмышленую девчонку поставили на место: спасибо вам за все, дорогая Ирина Анатольевна, а теперь отправляйтесь заниматься своим «Женским счастьем». А тут еще Вероника вышла с кухни и принялась меня утешать:

— Ирина, ты не расстраивайся, мне еще вчера вечером Катя сказала, что так будет, она и у меня в гостях долго задерживаться не собирается, говорит, что для меня это очень опасно. Не нашего все это женского ума дело, — вздохнула моя подруга. — Лучше с такими вещами не связываться…

— А тебе страшно стало, когда ты поняла, в чем дело? — спросила я.

— Нет, не страшно. Жутковато, правда, немного, — она заметила мой покаянный взгляд и поспешила добавить: — Нет, Ирина, ты не думай, я на тебя не обижаюсь, что ты! Просто понимаю, что поселить у себя на время заболевшую девушку — это одно, а лезть в ее дела — совсем другое.

— И тебе не обидно, что в твоей квартире секретничают совершенно посторонние люди, а ты в это время посуду моешь? — поразилась я, никогда не подозревая за Вероникой отсутствия любопытства.

— Представь себе, не обидно, — спокойно ответила она. — Да и какие же они посторонние? Они твои, а значит, и мои друзья. А их секреты… Знаешь, Ирина, это не те секреты, которые хочется узнать.

Оказывается, моя подруга обладает более философским взглядом на жизнь, чем я. Вот чего за ней никогда бы не заподозрила! Пока я потрясенно переваривала Вероникины откровения, Володя тепло попрощался с ней и пригласил заходить в гости. Я только молча кивала, невесело улыбаясь.

Всю дорогу до дома я молчала, пытаясь погасить обиду. Умом-то я понимала, что Катя права: дилетантам вроде меня действительно нужно держаться подальше от таких дел. Но сердце упрямо не хотело расставаться с чувством праведного негодования: как же, меня, Ирину Лебедеву, вдруг попросили выйти вон! В голову упрямо лезли оскорбительные эпитеты в адрес неблагодарной солдафонки, предателя-Гурьева и просто нехорошего человека Шилова, так как при всем своем гневном состоянии подходящего оскорбления я для него подобрать никак не смогла.

Володя тоже молчал, понимая, что я сейчас могу взорваться от любого слова, и неизвестно, чем этот взрыв закончится: вполне возможно, что и слезами. Я ведь только вчера вечером каялась ему в своем грехе, на который пошла ради Катерины, а она взяла меня и выставила. Только дома муж решился меня успокоить, правда, получилось у него это плохо. Запершись в ванной, я как дура проревела целый час. Но после слез стало легче, я смогла уснуть.