Чингиз Абдуллаев - Тверской бульвар

— Он их толкнул, — крикнула я, — не хотел, чтобы об этом узнали! Это Икрам!

— Их Бог наказал, — убежденно заявила мать Арины.

— Мы это проверим, — Игнатьев поднялся, — напрасно вы столько времени все скрывали…

— И буду скрывать, — упрямо пообещала мать. — Вы мою девочку не позорьте. Она вам ничего не скажет, а я от своих слов все равно откажусь. Не позволю ее позорить. Нашу семью очень многие знают, нам после такого позора здесь не жить.

Я подумала, что у каждого своя логика. Мы попрощались с матерью Арины и вышли из квартиры. Когда мы садились в машину, Игнатьев так тяжело вздохнул, что я невольно подумала: он понял, почему так долго молчали Хабибулины, и наверное, сочувствует матери Арины. И еще я решила, что мне обязательно надо родить мальчика. В наше время очень страшно иметь дочь. Ее нужно оберегать в тысячу раз больше. Мне так тогда показалось…

А еще, когда мы сели в машину, я вдруг вспомнила дедушку Антона и решила, что он отчасти прав. Конечно, я не бритый скинхед, но иногда некоторые идеи этих безволосых молодчиков мне нравятся. Они правы, когда говорят о засилии в России мигрантов. Их у нас сейчас столько развелось, что это уже зашкаливает за мыслимые нормы. Куда ни глянь, повсюду эти кавказцы, азиаты, корейцы, китайцы, негры… Сколько можно? Мы, конечно, самая большая страна в мире, но не безразмерная же. А они все едут и едут. В последнее время власти наконец начали избавлять нашу страну от грузин. Хорошо бы избавиться и от всех остальных. Нет, я не расистка, но порой хочется побыть в собственном доме одной.

Сначала таджики с Джамалом везут нам всю эту заразу. Потом украинка Вера Хавренко продает их в школу. Там эту гадость первым пробует полуосетин Костя Левчев, в друзьях у которого татарка Арина Хабибулина, азербайджанец Икрам Зейналов и грузин Иосиф Васадзе. Зачем нам такой интернационал, из-за которого должны погибать наши ребята? Надя Полуянова и Антон Григорьев. Может, его дедушка прав, когда говорит о засилии инородцев с другими традициями, другой верой, другими нормами морали. Зачем они нам нужны? И хотя я сама немного «квартеронка», но чистота крови — вещь очень важная. Господи, ну какую чушь я несу! Какая разница, какой национальности мальчик или девочка, если их родителям одинаково больно? И почему православный Костя Левчев должен считаться почти кавказцем, если у него мама осетинка? И почему мы изначально считаем, что азербайджанцы или татары чужды нам по менталитету? Разве мы не прожили вместе с теми же азербайджанцами почти двести лет? А с татарами даже пятьсот? Так в чем дело? Откуда это в нас сидит такой глупый и нарочито показной национализм? Неужели мы думаем, что, выставив всех инородцев из нашей страны, действительно будем жить лучше, чем прежде? И как определять чистоту крови? Ведь и среди нас много тех, в ком намешано такое количество разной крови, что самому разобраться трудно.

Даже если обоих друзей столкнул Икрам Зейналов, то и тогда это частный случай противостояния, а не азербайджано-русская война, о которой сразу поспешат объявить наши националисты. Но почему Икрам это сделал? Кажется, его мать говорила, что в ту ночь он был вместе с ними в гостях. У южан застолья бывают шумными и многолюдными, там можно и не заметить, если мальчик на время отлучится. Предположим, что Икрам сумел найти время и пройти на стройку, где толкнул своего друга Антона. Примерно так, как еще раньше столкнул Костю Левчева. Тогда для этого должен быть конкретный мотив. Какой? А если он и есть отец нерожденного ребенка Арины? Просто мать девочки не знает всей правды. Или знает, но не говорит? Что тогда? Ведь Икрам азербайджанец, а она татарка. Вполне возможный союз — оба мусульмане. Или он решил таким необычным способом отомстить своим товарищам, которые надругались над его подругой? Откуда я знаю, что Арина была его подругой? Это только мое предположение, потому что они оба мусульмане. Или у них есть какой-то кодекс, защищающий своих женщин? Тогда он вызывает по одному своих товарищей и сбрасывает их вниз. Но при чем тут Надя Полуянова? Неужели и ее он столкнул? Не похоже. Входная дверь в квартиру была заперта изнутри. А если Икрам каким-то образом все-таки проник в квартиру, запер ее изнутри и сумел уйти через балкон? Просто какой-то убийца-скалолаз, а не обычный мальчик. Нет, я видела его мать, видела глаза самого Икрама. На убийцу он не похож. Но тогда кто и зачем убил Антона? Арина в таком состоянии, что тоже не станет убивать. Или станет? Возможно, первый аборт принес ей не только физические, но и моральные страдания. Может, даже лишил ее возможности в будущем родить. И вот она решила отомстить своим обидчикам.

Очень логично. Вызывает ребят на стройку и сбрасывает их вниз. После смерти ее подруги, которая сама выбросилась, такое наказание кажется даже символичным. Что только не придет в голову озлобленной девушке? Но вчера и позавчера ее не было в Москве. А если мать нарочно создает ей необходимое алиби, чтобы защитить свою дочь? Чудовищная и глупая версия. Девочку нужно лечить, а я подозреваю ее в убийствах. Тогда кто и почему? Или это угрызения совести толкают ребят на самоубийства? Одновременно у всех троих? Так не бывает. И не очень похоже. К тому же Костя в последние дни находился в таком состоянии, что его совесть не могла до него достучаться. Он был уже растением, а не человеком. Нет, ничего не понимаю.

— О чем вы думаете? — поинтересовался Денис Александрович.

— Об этих проклятых наркотиках, — призналась я. — Тысячи людей занимаются тем, что сначала выращивают эту гадость, потом ее перерабатывают, потом доставляют на место, потом передают перекупщикам, затем мелкооптовым продавцам, в общем, по огромной цепи эта пакость доходит до детей. Вот собрать бы их всех и показать им тело Кости Левчева. И попытаться объяснить, как плохо они поступают. Только они ничего не поймут. Ни афганский крестьянин, который выращивает эту траву на своих плантациях, чтобы не умерла с голоду его семья, ни таджикский декханин, который перевозит этот товар через границу, чтобы прокормить свою семью, ни перекупщики, которые доставляют наркотики в Москву и которым тоже нужно заработать деньги. В общем, никто не виноват, а виноваты мы все. Но не знаем, как с этим бороться. И не бороться тоже нельзя.

— Нельзя, — согласился Игнатьев. — А я думаю про этого парня. Икрама Зейналова. Не похож он на убийцу. Зачем ему убивать своих товарищей? Какой мотив? Из-за девушки? Не похоже. Они все были в одинаковом состоянии. Тогда почему? И если он единственный, кто остался в живых из этой группы, то это еще не повод подозревать именно его в совершении этих преступлений. Должен быть мотив, но я его пока не вижу.

— Мать Икрама обещала вчера с ним поговорить, — вспомнила я. — Может, ей удалось убедить его быть более откровенным. — Я все время чувствовала, что мальчики недоговаривали, старались уклониться от беседы, не хотели идти со мной на контакт. Нужно было разговаривать с ними более настойчиво.

— Никто не знал, с чем мы столкнемся, — сердито буркнул Игнатьев.

— Может, вызвать оперативную группу? — обернулся к нему водитель. — У вас есть оружие?

— Нет, — усмехнулся Денис Александрович, — нам оно не нужно. У нас есть такое секретное оружие, как госпожа Моржикова. Она все точно узнает и выяснит без вмешательства оперативной группы.

Мы вышли из автомобиля, и в этот момент зазвонил мой мобильный телефон. Я достала аппарат. Это был Виктор. Сначала он узнал, как я себя чувствую, а потом сообщил, что квартиру на Тверском бульваре нужно посмотреть прямо сегодня.

— Если успею, — жалобно ответила я, понимая, насколько не права.

— Ты опять поехала в милицию, — понял Виктор. — По-моему, это уже становится навязчивой страстью. Тебе не кажется, что ты явно перерабатываешь?

— Кажется. Но, пожалуйста, договорись на завтра, — попросила я мужа, — честное слово, завтра я буду свободна.

— Постараюсь. А ты возвращайся домой пораньше и желательно не в таком состоянии, в каком ты была вчера вечером.

Виктор отключился. Все-таки обиделся. Я на его месте просто лопнула бы от возмущения. И как он еще терпит, не понимаю. Мы вошли в дом. Я еще подумала, что сейчас мы наконец узнаем правду. На звонок нам сразу открыли. На этот раз перед нами стоял парень, удивительно похожий на Икрама, очевидно, его брат.

— А где Икрам? — поинтересовался Игнатьев. — Нам он срочно нужен.

Парень оглянулся на выходящую из комнаты мать. Очевидно, здесь право голоса имели старшие члены семьи.

— Здравствуйте, — сказала мать, — а Икрам уехал минут двадцать назад. Ему позвонили, и он уехал.

— Кто позвонил? — хором спросили мы с Денисом Александровичем. И этим напугали его мать.

— Не знаю, — ответила она, — какой-то женский голос. Его позвали на вокзал.