Михаил Черненок - Ставка на проигрыш

- По семейному преданию часы принадлежали еще моему прадеду.

- И до сих пор идут!

- Мастера той поры делали вещи на вечность. - Степнадзе распахнул дверцу вместительного буфета, плотно заставленного всевозможными бутылками с яркими импортными этикетками. - Хотите выпить, пока буду переодеваться?

- Спасибо, - отказался Слава. - Я, знаете, только чай пью, и то, если не очень крепкий.

- Есть хорошие вина. Импортные, понимаете?..

- В Сибири вырос, к заморским напиткам не привык.

Реваз Давидович недоуменно повел бровями и положил перед Голубевым на стол нарядно-золотистую коробку сигарет:

- В таком случае закуривайте.

- Спасибо, не курю. - Слава улыбнулся и кивком головы показал на ритмично качающийся маятник. - Время поджимает, Реваз Давидович...

- Время, время... неумолимое время... - театрально вздохнул Степнадзе, открывая ключом одну из створок занимающего всю стену платяного шкафа. Несколько секунд он задумчиво рассматривал развешанные на плечиках, как в магазине, костюмы, затем вдруг повернулся к узкой лестнице, ведущей на второй этаж, и громко окликнул: - Мамочка!..

Придерживая полы ярко-синего кимоно, по лестнице спустилась молодая женщина с пышными золотистыми волосами, прикрывающими плечи. Голубев догадался, что это Нина - жена Реваза Давидовича.

- Опять приглашают в уголовный розыск, - глядя на нее, расстроенно проговорил Степнадзе. - По-твоему, что лучше надеть?

- Надень что-нибудь легкое, на улице жарко, - не задумываясь, ответила Нина и сразу обратилась к Голубеву: - Разве нельзя здесь переговорить? Зачем по такой жаре непременно тащиться в уголовный розыск?

Реваз Давидович опередил Славу:

- Угрозыск, мамочка, не парикмахерская...

- Можно подумать, ты виноват!

- Думай не думай - сто рублей не деньги, - хмуро буркнул Степнадзе.

Сняв с плечиков светло-желтый костюм, он закрыл дверцу шкафа и тяжело поднялся по лестнице на второй этаж. Нина подошла к столу, взяла было коробку сигарет, словно хотела закурить, но тут же бросила ее и, доверчиво глядя Славе Голубеву в глаза, тихо заговорила:

- Муж ни в чем не виноват. В угрозыске я сгоряча наплела на него глупостей. Хотела, чтобы милиция припугнула ревнивца. Бабья дурость, понимаете?..

- Значит, Реваз Давидович не прилетал из Ростова в Новосибирск? спросил Слава.

- Естественно.

- Кто же пытался открыть дверь вашей квартиры, когда вы с Овчинниковым вернулись из театра?

- Какой-то провокатор. У Реваза на работе очень много завистников. Скажу по секрету, один из его сослуживцев замучил меня предложениями.

- Кто именно?

- Он по телефону звонит, когда Реваз в поездке. Фамилию ни разу не назвал, но говорил, что вместе с Ревазом работает. Наверняка, этот провокатор угонял нашу машину.

- Как он открыл гараж?

Нина долго сжимала холеные наманикюренные пальцы. Лицо ее то бледнело, то вдруг покрывалось нервными розовыми пятнами. Бросив тревожный взгляд на лестницу, словно опасаясь, как бы не подслушал муж, она наконец зашептала:

- Ради бога, не рассказывайте только Ревазу... В тот день я позабыла закрыть гараж, торопилась перед театром в парикмахерскую... Клянусь всеми святыми, Реваз самый что ни на есть порядочный человек. Если уголовному розыску кажется подозрительным наше богатство, то ведь оно досталось мужу от родителей. Его отец еще до революции был знаменитым профессором математики...

На лестнице послышались тяжелые шаги. Нина, повернувшись к Ревазу Давидовичу, мигом оживилась:

- Рассказываю вот о твоих родителях...

Степнадзе грустно посмотрел на Голубева:

- К сожалению, дорогой, не могу похвастать рабоче-крестьянским происхождением. Но что делать?.. Родителей, как известно, не выбирают. - И сразу повернулся к жене: - Прощай, мамочка!

Глава XXIX

Зарванцев после того, как Маковкина назвала ему свою должность и фамилию, настолько перепугался, что долго не мог ничего сказать. Первой членораздельной фразой Альберта Евгеньевича было:

- За что меня арестовали?

- Вас не арестовали, - сказала Маковкина. - Просто надо кое-что выяснить...

- Нет, меня арестовали! - звонким тенорком выкрикнул Зарванцев. - Мою машину осматривали как преступную. Мне не разрешили из Ташары ехать за рулем. Почему?

- Чтобы предупредить случайность.

- Я не преступник!

- Вы очень взволнованы. В таком состоянии нельзя управлять машиной.

- В Ташаре я не был взволнован. Я, говорю, не преступник! Официально заявляю вам жалобу на незаконные действия милиции. Меня не имеют права подозревать в том, чего я не делал!

- Не имеют права обвинять, если на то нет убедительных доказательств, - уточнила Маковкина.

Зарванцев мигом повернулся к Бирюкову:

- У вас есть убедительные доказательства?

- Нет, - спокойно ответил Антон.

- Вот видите!..

- Если вы в чем-то виновны, доказательства обязательно появятся.

- А если нет?

- Тогда вам нечего пугаться. Ну что вы, в самом деле, так взвинчены?

- Я не взвинчен... - Зарванцев с трудом начал брать себя в руки. - Я никогда не имел дела с милицией. Даже в вытрезвитель, как Овчинников, ни разу не попадал. Почему вы его не арестовали?..

- За что? - быстро спросил Антон.

- Разве Саню Холодову не Анатолий столкнул с балкона?

- Нет, не Анатолий.

- Значит, мой преподобный дядюшка это сделал? Представьте себе, товарищ Бирюков, в пятницу после вашего ухода мне вдруг позвонила Люся Пряжкина и такое рассказала о Ревазе, что я, придя в ужас, немедленно уехал в Ташару.

- Что же такое страшное Пряжкина вам рассказала? - стараясь взять инициативу допроса в свои руки, спросила Маковкина.

Зарванцев слово в слово повторил "исповедь" Пряжкиной перед нянечкой Ренатой Петровной. Затем, чуть поколебавшись, добавил:

- Еще Люся говорила, что видела, как после несчастья с Саней Холодовой Реваз выбежал перепуганный из Юриного подъезда. Уверяю, дядя наверняка покушался на изнасилование!

- Пряжкина следила за Ревазом Давидовичем?

- Нет, она зачем-то шла к Деменскому, и буквально на ее глазах случилось несчастье.

- Что Пряжкиной нужно было у Деменского?

- Не знаю. Видимо, Люся там с Анатолием Овчинниковым встречалась, пока Юры дома не было.

- Она специально позвонила вам, чтобы рассказать о Ревазе Давидовиче?

- Нет, Люся искала Овчинникова, чтобы ехать с ним в Шелковичиху, на дачу Реваза.

- Зачем? - продолжала спрашивать Маковкина.

- Этого не могу сказать, не знаю.

- Что ж не поинтересовались?

Альберт Евгеньевич приложил руку к сердцу:

- Представьте себе, испугался. Думаю, за такие разговорчики, чего доброго, меня соучастником посчитают.

- Кто увез Пряжкину от кинотеатра "Аврора" на машине Реваза Давидовича?

Зарванцев вроде бы насторожился, однако ответил почти мгновенно:

- Сам Реваз и увез. Люся ведь сказала...

- Степнадзе не было в тот день в Новосибирске. Он в Омске был, у двоюродного брата, - глядя Зарванцеву в глаза, сказала Маковкина.

- У Гиви?!. - довольно искренне удивился Альберт Евгеньевич. - Гиви может соврать, если его Реваз предупредил.

- Соседи подтверждают.

- Гиви, спасая брата, может всех соседей купить.

- Всех "купить" невозможно.

- Вы не знаете способностей Гиви!

- А не могла, скажем, Нина дать "Волгу" одному железнодорожнику... предположительно начала Маковкина.

- Нет у нее никаких железнодорожников! - почти выкрикнул Зарванцев, но тут же опустил глаза. - Впрочем, за Нину ручаться не могу. Знаю лишь одно: в тот вечер она была в опере, где, к слову сказать, и я собственной персоной присутствовал.

- Понравилась опера? - внезапно вставил вопрос Бирюков.

Зарванцев угодливо повернулся к нему:

- Ничего. Как-никак москвичи...

- Кто партию Игоря исполнял?

- Этот... О, как его... Представьте себе, я не любитель оперной музыки, артистов совершенно не запоминаю.

Бирюков переглянулся с Маковкиной. Та достала из папки оплаченные переводы наложенного платежа, изъятые Голубевым на почте, и, показывая их Альберту Евгеньевичу, спросила:

- Не объясните нам, что это значит?

Зарванцев натянуто улыбнулся:

- Это дядя с книголюбами обменивается.

- Деньгами?

- Зачем... Он им шлет книги наложенным платежом, они ему таким же образом присылают.

- Почему переводы идут на ваш адрес?

Альберт Евгеньевич нервно подергал на груди замок старенькой кожаной куртки.

- Нина ругает Реваза за то, что он тратит деньги по пустякам. Вот Реваз и придумал...

- Прежде, помнится, вы говорили, что не поддерживаете с Ревазом Давидовичем отношений, - вставил Бирюков.

- Затеянный Ревазом книгообмен - единственная связь между нами. Не мог же я в таком пустяке отказать дяде.

Маковкина достала бланки переводов, изъятые на Главпочтамте.

- А это что?

Вспыхнувшее было на лице Зарванцева удивление мгновенно сменилось растерянностью: