Игорь Галеев - Лень, алчность и понты

- Остановиться бы, замереть, не двигаться, осмыслить пройденное, подумать бы, - бормотал он.

- Философ ты мой! Ты должен написать книгу о русском харектере - об этой бескрайней созерцательности.

- Ничего я никому не должен!

- Неугомонный ты мой! Как я понимаю твое вечное недовольство, твою бескрайнюю тоску!

И она действительно понимала, обещала выполнить последнюю дорогостоющую программу, а там - только творчество, только небесное, только космос...

- Я же бесконечно люблю тебя, милый мой!

И он знал, что она действительно его любит. Она флиртовала с мужчинами, доводила многих до кипения, но оставалась ему верна.

Она была счастлива.

- Счастье, - говорила она, - это когда ставишь цель и судьба сама стремится осуществить её.

Каждый вечер она колдовала над листком "память-желание", остальные листы были оставлены в Москве, и только Афанасий знал местонахождение тайника. Они никогда не обсуждали последние дни пребывания в Переделкино, они понимали, что не справились с этой бумажной тайной, которая чуть не довела их до сумасшествия. Они боялись хотя бы в воспоминаниях вновь пережить то жуткое состояние, в которое их погрузил некий Игоречек. Это был третий приход фантома, как назвала его Елена. Никто не сможет объяснить и описать их состояние и тот период, который они пережили. Одно они помнили: Игоречек разложил их плоть сначала на буквы, составляющие их имена, а затем на звуки, содержащиеся в этих буквах. В таком состоянии их сознание погрузилось в огромное ритмическое пространство, где со стремительной скоростью неслись осколки иных сознаний, слышались мириады голосов и звуков - порой очень четких и гармоничных, порой невыносимых и безумных. Афанасий сравнил бы этот процесс с просеиванием - словно огромное сито беспрерывно вибрировало, сортируя некие полувещественные частички, не важные и побочные... И только потом, медленно приходя в себя, они догадались, что побывали не то внутри бумаги, не то в каком-то неведомом механизме. Фантом-Игоречек ушел, но очередного его прихода они не стали дожидаться, поняв, что ещё раз подобного эксперимента они не выдержат.

Все произошедшее постепенно помутнело, острота переживаний притупилась, но обсуждать это они все ещё боялись.

- Давай на пару дней слетаем в Гималаи, - поцеловала она его в губы.

- Мы ещё там не оставили свое дерьмо? - улыбнулся он. - Ездим и разбрасываем по миру свои фикалии.

- Ты как всегда оригинален.

- Мне нужно в Москву. Ольга больна.

- Я поеду с тобой.

Все дело в том, что Елена никого и ничего не боялась, за исключением фантомов Игореш-Игорьков-Игоречков. Заветный листочек гарантировал ей и Афанасию безопасность от любых посягательств и преследований. С его помощью она разрушала планы завистников и излишне любопытных. Но в Москве они не были три года, хотя окольными путями несколько раз добирались до Урала, где Афанасий действительно содержал археологическую экспедицию. Раскопки пока не дали результатов, но надежду на удачу подпитывал ответ листочка: "Результат возможен". А далее шла ссылка на иной информационный уровень, из чего можно было понять, что данные о более древней истории человечества заключены в свитках. Но они понимали, что ни один черт не найдет ключ к ним.

Один свиток они возили с собой и не раз отдавали его именитым экспертам. Те только руками разводили - не было аналогов, чтобы подойти к расшифровке...

Москва их встретила апрельским солнышком, и хорошо было прокатиться по зазеленевшим улицам, узнавать памятные местечки.

- Можно ли однажды выдавленной пасте вернуться назад в тюбик?

- У тебя катастрофическое сознание, любимый.

- Зато у тебя катастрофическая попка.

...Ольга лежала в больнице, ей сделали сложную операцию.

- Ты возмужал, Афа. Хорошо выглядишь, - она была бледна, глаза - как два темных пятна.

- Я выгляжу, как все шарлатаны.

- Мы тебе поможем, - давно Елена не чувствовала себя так неловко, врачи говорят, что ты быстро поправишься.

- Я не хочу, - запнулась Олъга, - чтобы вы мне помогали.

- Хорошо, хорошо, ты не волнуйся, мы же твои друзья! - Афанасию было нестерпимо смотреть, как она плачет.

- Да, - сказала Елена уже в машине, - я только сейчас поняла, как она тебя любит.

- Да пошли вы все!.. Поезжай в гостиницу, я прогуляюсь, - он хлопнул дверцей и зашагал, не оглянувшись.

"Все имеют право на существование - вот в чем ужас! - зачем-то философствовал он, - потому-то и живем, как на помойке, среди обглоданных полуиспользованных биологических организмов. Скоро и я таким же стану."

Можно поймать жар-птицу и не удержать её в руках, выловить золотую рыбку, но не сформулировать свое желание, стать императором, но остаться серой мышью в истории. Можно познать чужое чудо и чужую сказку, но не обнаружить в себе чудотворца и сказочности. И Афанасий давно понимал главное: нужно увидеть себя не только в доисторическом прошлом но и в постисторическом будущем - именно это открытие подсказал ему так измучивший его листок "память-желание". Но как и что значит - Увидеть Себя?

Так терзал себя Афанасий, пока не позвонил в дверь квартиры своего приятеля Мишки Федотова. Долго не открывали, хотя явно разглядывали в дверной глазок.

- Ты один? - раздался потусторонний шепот.

- Извини, что не позвонил. Один я.

Дверь приоткрылась. Встревоженный мишкин глаз обшарил лестничную площадку.

- Откуда ты?

- Из Нью-Йорка.

- Иди ты! Я думал - тебя замочили.

- Ну, впускай что ли.

Мишка открыл дверь.

Он по-прежнему жил так, будто не прошли три с половиной года. Прихожая и две комнаты были заставлены ящиками и сумками с товаром.

- Висяки, - скорбно пояснил хозяин, - столько денег в них, а продать не могу, завалили все рынки. Не те времена, не те. Один геморрой с этим бизнесом. Ты-то, я смотрю, поднялся, прикид у тебя крутой. Молодец! Выкопал, значит, кассу?

- Везет дуракам, хочешь сказать?

- Да нет, просто я не думал, что ты такой рисковый. Тебя же тогда очень большой человек искал. Я ему наплел про тебя чепуху, он даже заплатил за это. Видишь, какой я гад!

- Это я сам тебя втянул, забудь.

Мишка рассказал о судьбах общих знакомых, о своем треклятом бизнесе, о разводе с "дурой-женой", о том, что страна-Россия отдана на поругание бандитам и чиновникам, что её имеют все, кому не лень.

Слушая его жалобы, Афанасий вновь испытал порыв - попытаться использовать бумаги для возрождения отчизны. "Смести эту нечисть диктаторским правлением!" - засела у него мысль.

- И много там было? - наконец не удержался Мишка.

- Десять штук твоих, - и Афанасий положил деньги на стол.

Мишка проглотил слюни и прослезился.

- Прости меня, Афоня!

- За что?

- Я бы так не поступил.

- На то мы все и разные, дружище. Чего тебе в этой Москве тухнуть, ты же археолог. Поехали в экспедицию!

- Да ты просто спаситель!

- Козел я, Мишка, а не спаситель! Был у меня шанс, а я его просрал, ума не хватило.

- Ну, бля, до чего же жаден человек! Все у него есть, и даже работа любимая, а ему все мало! Это у тебя сплин от ихней сладкой жизни. Мы теперь с тобой такое откопаем!..

А в это же самое время в номер к Елене Сергеевне постучали.

Она быстро спрятала листок и разрешила: "войдите!"

Вошли три коротко стриженных человека, один из них, коротко сказал:

- Только не делайте лишних движений, мадам!

Двое других стали быстро обыскивать номер. Побросали кое-какие вещи в сумку, поковырялись в документах, общупали Елену Сергеевну, которая запоздало поняла, что совершила оплошность - не подумала себе обеспечить безопасность на российских просторах. Одно дело - зарубежное пространство, и другое - алогичная обособленная территория России.

В машине ей завязали глаза и везли около получаса. Она и не думала сопротивляться, она давно усвоила, что каждый наемный профессионал стремится четко выполнить чужую задачу. Но она все-таки изумилась, когда ей развязали глаза, и она увидела огромный зал с музейной мебелью - это была настоящая роскошь!

- Добрый день, прекрасная Елена! - встал из-за огромного стола улыбающийся молодой человек с длинными русыми волосами, - давненьно мы вас ожидаем, давненько...

Помимо костюма на нем была темно-синяя шелковая плащеница, и глаза у него - голубые-голубые, ясные-ясные.

- Присаживайтесь, прекрасная Елена. Что будете пить?

В зале были ещё двое - толстый седовласый субъект с презрительно сжатыми губами и мрачного вида бородатая личность, беспристанно перебиравшая бусинки четок.

- Спасибо, я выпью воды.

Толстый налил и подал:

- Вы оказались на редкость мудры, - с улыбкой презрения сказал он, но вы сделали ошибку, вернувшись сюда.

- Называйте его Царем, меня Отечеством, а господина с четками - Верой.

Господин с четками вскинул брови, мотнул головой и хмыкнул.

Голубоглазый улыбнулся:

- Так вам будет удобней понять нас.