Иван Любенко - Босиком по 90-м

Пришёл в себя не сразу. Открыв глаза, понял, что сижу. Руки были заведены назад, за спинку стула. Их крепко держали.

– Ну что, сука, доигрался? – спросил меня худой долговязый тип с наколками на руках. Не дожидаясь ответа, он налил в стакан водки и выпил. Снова налил и попытался влить в рот мне. Я мотнул головой.

– Пей! Чисто конкретно говорю: пей!

– Не хочу, – прошептал я разбитыми в кровь губами.

– Хочу-не хочу! Это ты бабе своей будешь говорить. – Незнакомец пережал пальцами мой нос, сунул в рот горлышко бутылки и влил водку. Я сделал несколько глотков, поперхнулся и закашлялся. Он вновь повторил процедуру, и водка обожгла пищевод.

– Вот это другое дело. А теперь поехали.

– Куда? – чуть слышно пролепетал я.

– Плавать… А ты, фраер, борзый. Правильному пацану, походу, челюсть сломал. – Он посмотрел на меня внимательно и неожиданно ударил в лицо коленом.

У меня закружилась голова, и на несколько секунд я потерял сознание. Меня тут же подхватили под руки и вывели из номера. Не забыли прихватить дипломат с документами и сумку с вещами. Пройдя по служебному коридору, мы вышли прямо во внутренний двор гостиницы. Позже, я узнал, что ключ от пожарного перехода был только у главного администратора, и машины почти никогда не заезжали во двор «Сибири». Для этого требовалось специальное разрешение руководства. В моём же случае, всё было спланировано и согласовано заранее.

Когда я пришёл в себя, то понял, что нахожусь на заднем сидении «Жигулей». Двое уголовников сидели впереди и один, с разбитой челюстью, рядом со мной. Всю дорогу он тихо скулил от боли. Я сразу понял, что машина несётся за город.

На моё счастье, водитель притормозил на светофоре. Это был шанс. Я вышиб ногой дверь, выскочил из машины и бросился через пустырь к пятиэтажкам. Как назло, вокруг не было ни души. За мной гнались. Перед глазами маячили круги, но я несся, как мог, надеясь забежать в чью-нибудь квартиру, захлопнуть дверь и вызвать милицию. Я пропустил первый крайний подъезд и влетел во второй. И опять мне никто не попался. Так я оказался на последнем, пятом этаже. А мои преследователи уже не спешили. Они поднимались по ступенькам четвёртого этажа, и, обращаясь ко мне, говорили в полный голос:

– Ну чо, овца, будем тебя резать.

Я поднял глаза вверх – на люке, ведущем на крышу, висел замок. Путь к спасению был отрезан. Скользнув взглядом по стене, я вдруг заметил садовую мотыгу, оставленную в углу. Видно, старушка из какой-то квартиры приготовила для дачи. Я схватил её и занял позицию у последней ступени.

– Размозжу голову каждому, кто подойдёт. Мне терять нечего! – не своим голосом закричал я.

Они замерли на секунду и стали перешептываться. А я, не спуская с них глаз, стал стучать каблуками в двери квартир и кричать: «пожар!», «спасите!», «пожар»!..

Сзади меня завопил женский голос:

– Убирайтесь отсюда! Я вызвала милицию!

Потихоньку стали показываться и другие жильцы. Судя по всему, открылись двери квартир и на других этажах. Уголовники спрятали ножи и торопливо спустились вниз. Вскоре послышался звук милицейской сирены….

Я стоял с мотыгой и трясся, не веря, что всё закончилось. Неожиданно передо мною возник сержант милиции. Стоило мне опустить своё «оружие», как на моих запястьях защёлкнулись наручники.

Милицейский «УАЗ» доставил меня в отделение. Дежурный – уже немолодой капитан милиции – сразу же затребовал документы, которых, естественно, у меня не было. Мой дипломат и сумка остались у нападавших. Однако я назвал имя и фамилию, упомянул про гостиницу, где делали ксерокопию моего паспорта, и хотел было уже рассказать обо всех перипетиях моей командировки, как капитан распорядился поместить меня в камеру.

Это была небольшая, похожая на гроб комната, с цементным полом и стенами «под шубу». Кроме меня, там находился ещё один постоялец, задержанный вневедомственной охраной в чужой квартире. Он сидел на привинченном к полу табурете и курил. Из кармана выглядывали сигареты. На мою просьбу поделиться куревом, ответил отказом.

– Тебя всё равно скоро выпустят, а мне ещё несколько лет чалиться. Поищи бычки на стене. Тут их всегда ныкают. А огонька дам, не переживай.

Не прошло и полминуты, как за ним пришли.

Оставшись в одиночестве, я отыскал два окурка в углублениях «шубы», но спичек не было. Удивительно, но меня очень поверхностно обыскали. Доллары так и лежали в трёх разных карманах: в каждом по сто.

Вскоре меня вновь отвели к дежурному. Он посадил меня напротив, пододвинул пачку «Магны», спички и пепельницу. Я с удовольствием закурил.

– Мы пробили тебя по базе. Всё сходится. И в «Сибири» засвидетельствовали, что ты поселился там несколько дней назад. У них есть ксерокопия твоего паспорта с красноленинской пропиской. Только вот не понятно, что произошло в гостинице? В номере всё перевёрнуто верх дном, кровь на полу… И зачем ты в пятиэтажке хулиганил?.. Я бы отпустил тебя, да понять не могу, что ты за птица. Так что давай, выкладывай всё по порядку, без вранья и фантазий.

Не знаю, почему, но старый милицейский служака вызвал у меня доверие. Потом я многократно сталкивался с его коллегами, когда уже работал адвокатом. Все эти годы я соблюдал незыблемое правило: никогда не верить ни одному слову милиционера (а если и верить, то внутренне быть готовым к обману). Это же относилось к прокурорским работникам, и к следователям. А тут я раскрылся и поведал всю историю, начиная от полёта в Шарджу до моего спасения. Когда я закончил, он сказал:

– Я отпущу тебя, но есть одна просьба: перейди на другую сторону улицы, ладно?

– Зачем?

– А это уже другой район. Тебя же всё равно убьют. Так пусть хоть не у нас. – Он помолчал, затушил в пепельнице нервными толчками сигарету и спросил: – Признайся, небось, за Ельцина голосовал, да? – Я кивнул. – А чего ж ты теперь хочешь? Вот и получай свою демократию с бандитским беспределом! Хотели жить, как в Америке? Нате! Живите! Вот вам и гангстеры, а вот и продажные дудкины…Я, если хочешь знать, с ним в одном классе учился. А вот возьму и позвоню ему, скажу, что ты здесь. Глядишь, и майора дадут, а? Что молчишь? Думаешь, я на такое не способен?.. Да, ты прав, не способен, потому на пенсию капитаном и уйду. А Дудкин всегда был гнидой. Помню, договорились всем классом с урока сбежать и в кино пойти. Даже девчонки-отличницы и те согласились. А он остался…. Остался, потому что на золотую медаль шёл. Но ведь и те две одноклассницы тоже рассчитывали на золото. Только вот они из-за этого случая остались без медалей. А он получил. – Капитан поднялся, посмотрел в окно и сказал: – В пятидесяти метрах от нас дежурят белые «Жигули». Видать, тебя ждут. Но ничего, не дрейфь. Мы их всё равно обманем. У тебя деньги есть?

– Немного.

– Сто баксов найдётся?

– Да.

– Это хорошо. У меня двоюродный брат таксует. Я вызову его, он подъедет к соседней улице. Выйдем к нему через двор. Сядешь в машину и в Новосибирск. Только сто долларов отдай сразу – жадный он у меня. – А эти придурки пусть ждут пока Ильич в мавзолее проснётся.

Он подошёл к столу, вынул откуда-то газетный свёрток и протянул мне.

– Перекуси. Тут бутерброды. Вот чайник, кофе… не стесняйся. Когда ещё поесть придётся… А я пока Серёге позвоню.

Я жевал хлеб с варёной колбасой и мысленно благодарил Бога, что встретил этого человека.

До Новосибирска мы добрались за три с половиной часа. В этом городе я чувствовал себя спокойнее. Но возникла новая проблема – у меня не было паспорта. Из-за этого я не мог купить билет на обычный рейс до Москвы. Пришлось договариваться с экипажем грузового АН-12, летевшего в Краснодар.

На следующий день я оказался в Красноленинске. Мои скитания закончились. Но то, что я узнал, придя в офис, повергло меня в шок: за четыре дня моего отсутствия Алик успел продать две квартиры и сбежал со всеми накопленными деньгами. Говорили, что он собирался купить квартиру в Москве. Счёт фирмы был пуст. Он забрал компьютер, кофеварку, бар-глобус, снял со стены даже свой портрет и часы, купленные мною в Стамбуле. Оставил только картину с моей физиономией и мебель. Вместе с ним уехал и Женька.

Постепенно я узнавал и другие подробности. На самом деле, не было никакого конфликта с братом Самира. Алик выдумал эту историю. Десять тысяч долларов, якобы отданные братве, он присвоил. Так называемые, ежемесячные вознаграждения до людей Шаха не доходили. Да и маляву – предмет своей гордости – он написал сам. Всё, за исключением продуктовых передач в СИЗО, оказалось блефом. Об этом я узнал от Шаха, чьё уголовное дело к тому времени закрыли. Мне надо было во всём разобраться, и я с ним встретился. Так же обстояло дело и с товаром: его поставлял знакомый Алика из Краснодара. Шах был вне себя от ярости и поклялся, что отыщет Клейста даже в джунглях Амазонки.