Буало-Нарсежак - Мистер Хайд

Теперь лед окончательно растаял. Врач просто пришел в восторг от открывающихся перед ним возможностей.

— На первый взгляд, — проговорил он, — складывается впечатление, что вы сами ищете себе наказание.

— А на второй взгляд? — попытался пошутить Жантом.

Бриюэн покачал головой.

— На второй взгляд, уважаемый мсье, объясните мне лучше, почему вы не хотите обратиться к специалисту по психоанализу? Я просто невропатолог. Конечно, я могу вам помочь, но послушайте… Дайте мне закончить. Вы не пошли к психоаналитику. Вероятно, намеренно. Возможно, из страха признаться в неприятных вещах, о которых вы сами еще не имеете достаточного представления. Я ошибаюсь?

— Откровенно говоря, — ответил Жантом, — не знаю. У меня нет впечатления, что я скрываю какие-то ужасные прегрешения. Я бы об этом помнил.

— Необязательно. Вам уже приходилось обращаться к психиатру?

Жантом поколебался.

— Нет. Но раньше, очень давно, я страдал чем-то похожим на лунатизм, меня лечили, но мне известно это только по словам моих родных.

— Сколько вам тогда было лет?

— Семь или восемь.

— Кто вами занимался?

— Доктор Лермье из Мана.

— Прекрасный врач, — одобрил Бриюэн. — Я его хорошо знал. Перебравшись из Мана, он обосновался здесь рядом, на улице Катр-Ван. Недавно умер. Ему исполнился девяносто один год, но, поверьте, голова у него оставалась ясной. Вернемся к вам. Как долго длилось лечение?

— Не знаю. Единственное, что могу сказать, — рецидивов больше не случалось.

— А что происходило во время приступов? Вы бродили по квартире? Хотели из нее выйти? Куда-то убежать?

— Не знаю.

— А потом вы убегали?

— Никогда.

— Во время полового созревания не возникало каких-либо проблем?

— Нет.

— Вам часто снятся сны?

— Сны?.. Боже мой, думаю, как у всех.

— Кошмаров не бывает?

— Нет. Не думаю. Или не помню.

— А раньше, когда вы вставали ночью?

— Может, и были.

— Вам снились животные?

— Нет, не могу припомнить.

— А «Бириби». Почему такое название?

— О! Нет ничего проще. Это имя или, скорее, прозвище, которое дали довольно трудному подростку, одному из тех крутых парней, о которых говорят: «Он кончит в Бириби». Бириби — это место ссылки для солдат Иностранного легиона.

— Да, знаю.

— В этом ничего больше нет, уверяю вас.

— Но вы сами чувствовали себя злым, восставшим против всего мира?

— Нисколько.

— Пусть так. Но еще раз задам вопрос, который считаю очень важным. Вам не случается просыпаться оттого, что вы видите какую-то тяжелую сцену? Бывают сны, которые сразу забываешь, потому что внутри нас действует мощный голос, говорящий: «Нет». Но тем не менее хоть на секунду, преодолевая препятствия, какие-то образы остаются.

Жантом сжал голову ладонями, задумался. Врач положил руку ему на плечо.

— Перестаньте. Вспомнится само собой. Не надо себя мучить. Я просто хочу, чтобы вы согласились со мной, что ваше бесплодие, от которого вы так страдаете, исходит от вас самого. Впрочем, вы уже это знали, когда звонили ко мне в дверь. Что у вас неважно со здоровьем — это другая проблема, и я ею займусь. Вы действительно не хотите обратиться к специалисту?

— Нет. Не хочу. Предпочитаю иметь дело с вами, просто разговаривать, как сейчас. Мне уже легче.

— Ладно. Ну что же, поговорим о вашем окружении, прежде всего о семье. С этого мне и следовало бы начать. И запомните: естественно, мне можно говорить все.

— Тем лучше, — вздохнул Жантом, — ведь рассказ будет не из приятных.

— Если хотите курить, не стесняйтесь.

— Спасибо, не откажусь… С чего начать? Отец был мукомолом, неподалеку от Мана. Мельница стояла на Сарте. До сих пор у меня в ушах стоит шум падающей воды.

— Вы жили на мельнице?

— Да. В просторном доме прямо на берегу реки. Матери там не нравилось из-за сырости и еще из-за одиночества. Родители не очень хорошо ладили. Вернее, совсем не ладили. Отец зарабатывал много денег. Но пил. Весь день в пыли среди мешков с мукой, представляете?

— Вполне.

— Однажды вечером по так и не установленной причине загорелся склад. Ходили разговоры об умышленном, с целью получить страховку, поджоге. Короче, когда пожарные приехали, сгорело уже все. И в довершение несчастий в огне погиб служащий отца.

— Вы тогда находились дома?

— Нет. В пансионе «Четырехруких братьев», как его называли в Мане. Ничего не видел.

— Сколько вам было лет?

— Семь.

— Как вы ко всему этому отнеслись?

— Эти события у меня в памяти покрыты какой-то пеленой. Надо вам сказать, что меня забрали из школы и я стал жить у старшей сестры матери Элоди. Было проведено следствие. Виновным признали отца. Он отправился в тюрьму, а мать в состоянии глубокой депрессии поместили в лечебницу, где она через два года умерла.

Жантом затушил окурок и попытался изобразить улыбку.

— По воскресеньям, — продолжал он, — тетя водила меня утром в лечебницу поцеловать мать, а после обеда в тюрьму повидаться с отцом. Это я помню довольно хорошо. Я совершал путешествие по комнатам для свиданий.

— Скажите откровенно… рассказывая об этом, вы не испытываете внутреннего волнения?

— Нет! Доктор, уверяю вас… Впрочем, можете пощупать пульс. Он в порядке. Что было, то прошло.

— Хорошо. Продолжайте. Что стало с отцом?

— Вы спрашиваете. Через несколько лет он вышел из тюрьмы и совершенно спился. Умер много лет тому назад.

— Значит, вас воспитывала тетя.

— Не совсем. Скорее Жюльенна, ее старая служанка. Тетя была не замужем и все свое время посвящала животным. В доме их водилось множество. В определенном смысле и я был брошенным животным, но дети ее не интересовали. Практически она отдала меня на попечение Жюльенны.

— Подождите, не так быстро. Вы — интересный случай, мсье Жантом. Какие у вас сложились отношения с тетей?

— Думаю, что отвратительные. Не люблю женщин, отдающих себя целиком глупым увлечениям.

— Не стоит говорить об этом. Итак, о вас заботилась добросердечная служанка. Вы ходили в лицей?

— Да. Учился я хорошо. Но никогда не чувствовал в себе уверенности. Ведь одно мое имя вызывало самые разнообразные толки. Стоило только кому-нибудь на меня пристально посмотреть, и я сразу замыкался в себе. Даже тетя, разговаривая со мной, жалостливо покачивала головой.

— Давайте подведем итоги. Обоснованно или нет, но вы все время испытывали ощущение, что находитесь в изоляции?

— Именно так. И я видел только один способ вырваться из нее: работать больше других. Любой ценой добиться успеха. Но меня преследовал злой рок. По вечерам тетка запирала свой зверинец в большом флигеле в глубине сада. И вот однажды этот сарай загорелся.

— Вы при этом присутствовали?

— И да и нет. Я занимался у себя на чердаке. Начавшийся шум заставил меня подбежать к слуховому окну. Мне удалось восстановить ход событий, но все это очень расплывчато. Тетка разбудила Жюльенну. Вдвоем они побежали к сараю. Приехали пожарные. Спасти удалось не много, а тетя умудрилась получить ожоги на руках. Санитары в белых халатах отнесли ее на носилках к машине «Скорой помощи».

— Э-э… простите, тот же вопрос: сколько вам было лег?

— Думаю, около десяти, я ведь учился в четвертом классе. Потом меня поместили интерном в лицей. Я никогда не выходил за его стены. Тетка, не знаю почему, возненавидела меня до такой степени, что вы не можете себе даже представить. В ее глазах я был сыном поджигателя. А в мозгу у нее между двумя событиями установилась какая-то мистическая связь. По счастью, получив аттестат, я смог устроиться в редакцию газеты «Депеш де л’ Уэст». Всего лишь рассыльным, мальчиком на побегушках, но у меня появилось время читать, расширять свои знания. Но главное — я вдыхал запах чернил, рукописей, печатного текста. Я очутился в прихожей писательского ремесла. И уже не захотел из нее выходить. Связал себя с бумагой. Все остальное исчезло. Свое убогое детство, эту сплошную череду неудач, я выкинул из-головы. Я как будто заново родился в издательстве Дельпоццо. Вырос там, добился успеха. Мало- помалу, как девушка становится женщиной, я превратился в писателя. Вы и все прочие принимаете пищу, чтобы вырабатывать кровь. У меня же все, что я поглощаю, превращается в слова. Вернее, превращалось, увы. Эта удивительная алхимическая реакция прекратилась.

— Полноте, — проговорил врач, — не будем терять хладнокровия. Эта алхимическая реакция, как вы говорите, исчезла — как? Постепенно или сразу?

— Почти сразу.

— А точнее?

— С момента свадьбы.

— Вот как! Значит, искать надо в этом направлении.

Зазвонил телефон. Врач снял трубку, резким тоном ответил:

— Прошу вас, Жермена. Не отвлекайте меня. Ни под каким предлогом.