Александр Бондарь - Железный Крест

Тут Ленка многозначительно остановилась, посматривая на Машу, и, только когда та нетерпеливо занукала, начала снова:

- А дед Захарий и говорит: "О, Горпина, ты спрячь лучше язык подальше". Тут я вошла в хату. Гляжу, а на лавке рубашка лежит, порванная и вся в крови. И как увидела меня, села на неё Горпина сию же секунду и велит: "Подай ей, старый, с полчашки", а сама не поднимается. А мне что, я и так видела. Так вот, думаю, это немца пулей ранило.

Помолчали, обдумывая неожиданно подслушанную новость. У одной глаза прищурились, уставившись неподвижно и серьёзно. У другой забегали и заблестели юрко.

Маша сказала:

- Вот что, Ленка, молчи лучше и ты. Много и так поубивали немцев у нас возле станицы, и всё поодиночке.

Назавтра утром был назначен побег. Весь день провела Маша сама не своя. Разбила нечаянно чашку, наступила на хвост Шмелю и чуть не вышибла кринку кислого молока из рук входящей бабушки, за что и получила здоровую оплеуху от Головня.

А время шло. Час за часом прошёл полдень, обед, наступил вечер.

Спрятались с Ленкой в саду, за разросшимися кустами малины, и стали выжидать.

Спрятались там они рановато, и долго ещё через двор проходили то один, то другой. Наконец пришёл Головень, позвала Топа мать. И прокричала с крыльца:

- Маша! Ма-ашенька! Где ты там делась?

"Ужинать!" - решила она, но откликнуться, конечно, и не подумала. Мать постояла-постояла и ушла.

Подождали. Крадучись вышли. Возле стенки чулана остановились. Окошко было довольно высоко. Девушки нашли большой длинный пень, Ленка взабралась на него, а Маша поддерживала её снизу двумя руками. Ленка осторожно просунулась в окошко.

- Темно очень, - шёпотом пожаловалась Ленка. С трудом зацепив котелок, она потащила его к себе. - Есть!

- Ленка, - спросила её Маша, когда та уже стояла на земле, - а колбасу где ты взяла?

- Там висела рядышком. Бежим скорей!

Проворно юркнули в сторону, но за плетнём вспомнили, что забыли палку с крюком у стенки. Маша - назад. Схватила и вдруг увидела, что в дыру плетня просунул голову и любопытно смотрит на неё Топ.

Маша, с палкой и с колбасой, так растерялась, что опомнилась только тогда, когда Топ спросил её:

- Ты зачем койбасу стащила?

- Это не стащила, Топ. Это надо, - поспешно ответила Маша. - Воробушков кормить. Ты любишь, Топ, воробушков? Чирик-чирик!.. Ты не говори только. Не скажешь? Я тебе гвоздь завтра дам хороший!

- Воробушков? - серьёзно спросил Топ.

- Да-да! Правда!.. У них нет... Бедные!

- И гвоздь дашь?

- И гвоздь дам... Ты не скажешь, Топ? А то не дам гвоздя и со Шмелькой играть не дам.

И, получив обещание молчать (но про себя усомнившись в этом сильно), Маша помчалась к нетерпеливо ожидавшей Ленке.

Сумерки наступали торопливо, и, когда девушки быстрым шагом дошли до сараев, чтобы спрятать котелок и злополучную колбасу, было уже темно.

- Прячь скорей!

- Давай! - и Ленка полезла внутрь. - Маша, тут темно,

тревожно ответила она. - Я не найду ничего.

- А, дурная, врёшь ты, что не найдёшь! Испугалась уже!

Полезла сама. В потёмках нащупала руку Ленки и почувствовала, что рука дрожит.

- Ты чего? - спросила Маша, ощущая, что страх начинает передаваться и ей.

- Там... - и Ленка крепче ухватилась за Машу.

А Маша ясно услышала доносящийся из тёмной глубины сарая тяжёлый, сдавленный стон.

В следующую же секунду, с криком скатившись вниз, не различая ни дороги, ни ям, ни тропинок, обе девушки в ужасе неслись прочь.

В эту ночь долго не могла заснуть Маша. Оправившись от испуга и чувствуя себя в безопасности за крепкой задвижкой двери, она сосредоточенно раздумывала над странными событиями последних дней. Понемногу в голове у неё начали складываться кое-какие предположения... "Кто съел мясо?.. Почему ворчал Шмель?.. Чей это был стон?.. А что, если?.."

Она долго ворочалась и никак не могла отделаться от одной навязчиво повторявшейся мысли.

Утром она была уже у сараев. Отвалила солому и забралась в дыру. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многочисленные щели, прорезали полутьму пустого сарая. Передние подпорки там, где должны были быть ворота, обвалились, и крыша осела, наглухо завалив вход. "Где-то тут", - подумала Маша и поползла. Завернула за груду рассыпавшихся необожжённых кирпичей и остановилась, испугавшись. В углу, на соломе, вниз лицом лежал человек. Заслышав шорох, он

чуть поднял голову и протянул руку к валявшемуся нагану. Но из-за того ли, что изменили ему силы, или ещё из-за чего-то, только, всмотревшись воспалёнными, мутными глазами, разжал он пальцы от рукоятки револьвера и, приподнявшись, проговорил по-русски хрипло, с трудом ворочая языком:

- Пить!

Маша сделала шаг вперёд. Блеснул немецкий значок и Маша

едва не крикнула от удивления, узнав в раненом когда-то вырвавшего её у Головня незнакомца.

Пропали все страхи, все сомнения, осталось только чувство острой жалости к человеку, когда-то так горячо заступившемуся за неё.

Схватив котелок, Маша помчалась за водой на речку. Возвращаясь бегом, она едва не столкнулась с Марьиным Федькой, помогавшим матери тащить мокрое бельё. Маша поспешно шмыгнула в кусты и видела оттуда, как Федька замедлил шаг, любопытствуя, поворачивал голову в её сторону. И если бы мать, заметившая, как сразу потяжелела корзина, не крикнула сердито: "Да неси ж, дьяволёнок, чего ты завихлялся?", то Федька, конечно, не утерпел бы

проверить, кто это спрятался так поспешно в кустах.

Вернувшись, Маша увидела, что незнакомец лежит, закрыв глаза, и шевелит слегка губами, точно разговаривая с кем во сне. Маша тронула его за плечо, и, когда тот, открыв глаза, увидел стоящую перед ним совсем молодую девушку, что-то вроде слабой улыбки обозначилось на его пересохших губах. Напившись, уже ясней и внятней незнакомец спросил:

- Немцы далеко?

- Не очень далеко. Но здесь они не показываются.

- А в соседней станице?

- Партизаны, кажись...

Поник головой раненый и спросил у Маши:

- А ты... ты никому не скажешь?

И было в этой фразе столько тревоги, что вспыхнула Маша и принялась уверять, что не скажет.

- Ленке разве что!

- Это с которой вы в Турцию бежать собирались?

- Да, - смутившись, ответила Маша. - Вот и она, кажется.

Засвистел соловей раскатистыми трелями. Это Ленка разыскивала и удивилялась, куда пропала её подруга.

Высунувшись из дыры, но не желая кричать, Маша запустила в неё легонько камешком.

- Ты чего? - спросила Ленка.

- Тише! Лезь сюда... Надо.

- Так ты позвала бы, а то на-ко... камнем! Ты б ещё кирпичом запустила.

Спустились обе в дыру. Увидев перед собой незнакомца и тёмный револьвер на соломе, Ленка остановилась, оробев.

Незнакомец открыл глаза и спросил просто:

- Ну что, девчонки?

- Это вот Ленка! - и Маша тихонько подтолкнула её вперёд.

Незнакомец ничего не ответил и только чуть наклонил голову.

Из своих запасов Маша притащила ломоть хлеба и вчерашнюю колбасу.

Раненый был голоден, но сначала ел мало и больше всего тянул воду.

Ленка и Маша сидели почти всё время молча.

Советская пуля прошила офицеру ногу; кроме того, три дня у него не было ни глотка воды во рту, и измучился он сильно.

Закусив, он почувствовал себя лучше, глаза его заблестели.

- Девушки! - сказал он уже совсем ясно. И по голосу только теперь Маша ещё раз узнала в нём незнакомца, крикнувшего Головню: "Не сметь!" - Вы славные девушки... Я часто слушал, как вы разговаривали... Но если вы проболтаетесь, то меня убьют...

- Не должны бы! - неуверенно вставила Ленка.

- Как, дура, не должны бы? - разозлилась Маша. - Ты говори: нет, и всё... Да вы её не слушайте, - чуть ли не со слезами обратилась она к незнакомцу. - Честное комсомольское... ну, то есть это... честное слово, не скажем! Вот провалиться мне, обещаю...

Но Ленка сообразила и сама, что сболтнула она что-то несуразное, и ответила извиняющимся тоном:

- Да я, Маш, и сама... что не должны значит... ни в коем случае.

И Маша увидела, как незнакомец улыбнулся ещё раз.

...За обедом Топ сидел-сидел да и выпалил:

- Давай, Маша, гвоздь, а то я мамке окажу, что ты койбасу воробушкам таскала.

Маша чуть не подавилась куском картошки и громко зашумела табуреткой. К счастью, Головня не было, мать доставала похлёбку из печки, а бабушка была туговата на ухо. И Маша проговорила шёпотом, подталкивая Топа ногой:

- Дай пообедаю, у меня уже есть.

"Чтоб тебе неладно было, - думала она, вставая из-за стола. - Потянуло же за язык".

После некоторых поисков выдернула она в сарае из стены здоровенный железный гвоздь и отнесла Топу.

- Большой больно, Маша! - ответил Топ, удивлённо поглядывая на толстый и неуклюжий гвоздь.

- Как, большой? Так это и хорошо, Топ. А что маленький: заколотишь сразу - и всё. А тут долго сидеть можно: тук, тук!.. Хороший гвоздь!

Вечером Ленка нашла у Онуфрихи кусок чистого холста для повязки. А Маша, захватив из своих запасов кусок сала побольше, решилась раздобыть йоду.