Грегори Макдональд - Выбор Флетча

После армии Уолш, конечно, изменился. Прибавил двадцать фунтов, волосы поредели. Кожа стала серой, ярко блестевшие глаза всегда смотрели в одну точку, представляющую на то мгновение наибольший интерес.

– Если все пройдет нормально, в шесть вечера ты прибудешь в Фармингдейл. Мэр дает в твою честь обед. Он – один из сборщиков пожертвований на твою предвыборную кампанию, так что соберутся нужные люди.

– А что я должен делать послезавтра утром?

– Я подумал, что тебе следует почитать газеты. Подольше полежать в постели.

– Наметь на утро посещение больницы. В Фармингдейле должна быть больница. И обязательно палаты, где лежат дети с ожогами.

– Да, сэр, – Уолш что-то чиркнул в блокноте.

Губернатор потер глаза.

– Я должен еще что-то знать или на сегодня все?

Уолш глянул на Флетча.

– Ты должен кое-что не знать.

– Что именно?

– Полтора часа тому назад с крыши мотеля прыгнула женщина.

– Разбилась насмерть?

– Да.

– Сколько лет?

– Больше двадцати. Так мне передали.

– Чертовски жаль.

– Похоже, она прыгнула с крыши как раз над окнами твоего «люкса».

Губернатор повернулся к Флетчу.

– Так вот почему вы заявились ко мне сегодня вечером? Проверяли балкон. Дверь, – он посмотрел на Уолша. – И телефон отключили. Вы, я вижу, работаете на пару.

– На балконе топтались люди, – вставил Флетч. – Дверь в «люкс» вы не запираете.

– Ты об этом ничего не знаешь, – напомнил Уолш.

– Знаю, – возразил губернатор. – Я слышал сирену патрульной машины. Видел отблески маячка «скорой помощи». Как я могу делать вид, что ничего не произошло?

– Наверное, она прыгнула вниз, едва ты вошел в вестибюль.

– Никто не говорил, что она прыгнула, – поправил Уолша Флетч. – Мне вот сказали, что женщина была голая, и ее избили до того, как она упала на тротуар.

– Мы ее знаем? – спросил губернатор.

Уолш пожал плечами.

– Как я понял, это политическая маркитантка. Большего выяснить мне не удалось. Нет, мы ее не знаем.

– Политическая маркитантка? – переспросил Флетч.

– Да, – кивнул Уолш. – Есть категория девиц, которые следуют за командой кандидата, точно так же, как в старину маркитантки следовали за армией. Ездят из города в город, стараются останавливаться в тех же отелях. Иногда становятся весьма полезными добровольцами.

– Мы ее задействовали? – спросил губернатор.

– Нет. Доктор Том видел тело. По его мнению, она следовала за нами с неделю. Но никаких поручений ей не давали. – Фамилия?

– Вот фамилию тебе знать ни к чему, папа. Когда репортеры будут спрашивать, о ней, я хочу, чтобы ты с чистой совестью отвечал, что никогда раньше не слышал ее фамилии.

– Ладно. Можем мы что-нибудь сделать? Послать цветы...

– Ничего не нужно. Ее смерть случайно совпала с твоим нахождением в этом мотеле. И задача Флетча – убедить всех, что к предвыборной кампании эта женщина не имеет ни малейшего отношения.

– Ты же сам сказал, что она неделю путешествовала вместе с нами.

– Это твои трудности, – отрезал Уолш.

В «люкс» вошел тощий мужчина в длинном спортивного покроя пиджаке, с черным саквояжем в руке. Он, как и Уолш, не постучал.

– Пора спать, доктор Том, – обратился к нему губернатор.

– Сейчас ляжете. Плохо, что вам не удается спать восемь часов каждую ночь.

– Завтра посплю, – пообещал ему губернатор. – Если все пройдет по плану.

– Пошли, – Уолш дернул Флетча за рукав. – Нам есть о чем поговорить.

– Вы должны спать по восемь часов каждую ночь, – гнул свое доктор Том. – Каждую. Если Уолш не может этого обеспечить, нам придется приглашать другого человека для организации предвыборной кампании.

– Послушай, Боб, часа в четыре я почувствовал жуткую усталость. Не мог думать. Стал повторяться.

– Понятно, – кивнул доктор Том. – Завтра после ленча я дам вам что-нибудь...

Вслед за Уолшем Флетч вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

– Надо занести мамин распорядок дня в ее номер, – бросил Уолш через плечо, шагая по коридору. Его лицо было как каменное.

– Этот доктор Том постоянно сопровождает губернатора? – спросил Флетч.

– Помолчи.

Дверь в «люкс» 758 также не запиралась. Уолш, похоже, знал об этом. Они вошли точно в такую же гостиную. Позолота облупилась на тех же местах. На стене висела та же картина – шхуна под полными парусами. На сервировочном столике стояли те же бутылки, с тем же уровнем спиртного. Только лампы горели в полнакала.

Уолш положил листок с распорядком завтрашнего дня на кофейный столик.

– Закрой дверь, – попросил он Флетча. – Давай присядем.

Полумрак, похоже, вполне устраивал Уолша. Он плюхнулся в кресло, в каком только что сидел в номере отца, у торшера.

– Мама прилетает из Кливленда во втором часу ночи. Так что мы можем поговорить.

– Я не знал, что твои родители живут раздельно, – и Флетч выбрал стул, стоящий на том же месте, что и в 748-м «люксе».

Уолш не отреагировал, предпочтя ответить на вопрос Флетча, заданный в коридоре.

– Да, доктор Том постоянно сопровождает нас. Его услугами пользуются кандидат и его жена, члены команды кандидата, журналисты, водители автобусов, весь обслуживающий персонал. Звенит в ушах? Обратитесь к доктору Тому. Что-то с желудком? Доктор Том вам поможет.

– Я имел в виду совсем другое, Уолш.

– Да, ты имел в виду совсем другое, – Уолш глубоко вдохнул. – Мои родители не живут раздельно. Но во время предвыборной кампании останавливаются в разных номерах, потому что у каждого свой распорядок дня. А полноценный сон для них – едва ли не самое главное. Кстати, и помогают им разные команды.

– Куда подевалось твое чувство юмора? – полюбопытствовал Флетч.

– Мне не нравятся глупые вопросы в коридоре отеля.

– Но в коридоре не было ни души. Уже половина первого.

– Все равно, нас могли подслушать.

Флетч отметил, что дверь в спальню закрыта.

– Или ты осознаешь, Флетч, о чем я толкую, или возвращаешься в Окэму, штат Флорида, и занимаешься своими делами.

– О чем же ты толкуешь, лейтенант? Разобъясни мне, только доходчиво.

– Верность, Флетч. Абсолютная верность. Мы участвуем в кампании, цель которой – избрание моего отца, губернатора Кэкстона Уилера президентом Соединенных Штатов. Я хочу, чтобы ты стал нашим пресс-секретарем. Многое из того, что ты увидишь и узнаешь, находясь на этой должности, вызовет вопросы. Задавать их ты будешь мне, и только когда мы окажемся вдвоем. Ты вот увидел, что доктор Том после полуночи принес в номер отца черный саквояж. И хотел спросить меня об этом в коридоре отеля.

– А такое недопустимо.

– Именно так. То, что ты увидишь и узнаешь, возможно, тебя удивит, тебе не понравится. Тебе уже достаточно лет, чтобы воспринимать мир не таким идеальным, как он представляется в розовом детстве. Совершенства не найти нигде и ни в чем. Если такое случится, твое дело – молчать в тряпочку.

– То есть, если твоя мать отменяет визит в ожоговый центр, чтобы поиграть в теннис с тремя...

– Ты не должен указывать на это прессе. Если же пресса до этого докопается, ты обязан найти удобоваримое объяснение.

– Уолш, мне бы не хотелось прерывать твой монолог, но все это я уже знаю. Более того, согласен почти со всем.

– И ты должен следить за своими шутками. Америка желает укладываться спать, думая, что кандидат и его жена делают то же самое: спорят, кому первому идти в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ, читают при свете общего бра, желают друг другу спокойной ночи. Логика требует, чтобы они спали в отдельных номерах, но простой избиратель этого не приемлет. Образ кандидата должен быть безупречен. А так у некоторых возникают подозрения, что отдельный номер позволяет отцу проводить ночь в обществе других женщин, а в больном мозгу подозрения могут трансформироваться в убежденность, что так оно и есть на самом деле.

– Я же пошутил. Наедине с тобой.

– Видишь ли, Флетч, образ и реальность всегда разнятся.

– Правда?

– Мы пытаемся создать образ единения губернатора и его жены. Они вместе ведут предвыборную кампанию, поспевают всюду, произносят речи, дают интервью, гладят детей по голове, переезжают из города в город, но при этом живут, едят, спят, как обычные люди. Конечно, в действительности все иначе. Такое просто невозможно.

– Доктор Том может манипулировать твоим отцом с помощью таблеток. Уколов. Или чего-то еще.

– Доктор Том помогает отцу засыпать каждый вечер, будит его каждое утро, дает стимуляторы днем. Это реалии предвыборной кампании. И делается это на самом высоком научном уровне под полным медицинским контролем.

– А на твоего отца это никак не влияет?

– Разумеется, влияет. Пилюли позволяют ему вести предвыборную кампанию. Выкладываться до конца, выдерживать нечеловеческие нагрузки.

– Что бы мы делали без химии.

– Возьми человека восемнадцатого столетия. Заставь летать чуть ли не со скоростью звука. Протащи через толпу орущих людей, жаждущих пожать ему руку, причем в кармане любого может оказаться нож или пистолет. Посади перед телекамерой, чтобы он говорил с двухсотпятидесятитысячной аудиторией, когда взвешивается каждое слово, оценивается любая перемена в лице. И так изо дня в день, в течение месяцев. И посмотри, что с ним будет. А человеческая конституция с той поры практически не изменилась, ты же знаешь.