Алистер Маклин - Кукла на цепи

- Минуточку. Вы приедете обычной машиной и оставите ее подальше от дома. У них в окне охранник.

- У них?

- Именно об этом мне и хотелось поговорить.

- А охранник?

- Попробую отвлечь его внимание. В общем, что-нибудь придумаю...

- Понимаю. - Де Граф помолчал и добавил мрачно: Учитывая ваши предыдущие подвиги, меня бросает в дрожь мысль о том, что вы можете придумать, - и он положил трубку.

Я зашел в ближайший хозяйственный магазин и купил моток шнура и самый большой гаечный ключ, какой у них нашелся. А пару минут спустя остановил машину в неполных ста ярдах от магазина, но на параллельной улице. Переулок, соединявший эти две улицы, был очень узок и почти не освещен. С крыши первого же дома по левую руку спускалась разболтанная деревянная пожарная лестница, которая в случае пожара несомненно сгорела бы в первую очередь, но ничего лучшего в моем распоряжении не оказалось, хотя исследовал я все здания, крыши которых могли бы привести меня к цели. Отсутствие аварийных лестниц свидетельствовало о том, что в этом квартале Амстердама связанные узлами простыни должны быть в большой цене. Пришлось вернуться к этой единственной пожарной лестнице и карабкаться по ней на крышу. Эта крыша вызвала во мне резкую неприязнь, впрочем, как и все остальные, которые предстояло миновать, чтобы добраться до той, которая меня интересовала. Все скаты были почти вертикальны и предательски скользки от дождя, к тому же архитекторы былых времен, руководимые желанием разнообразить силуэты домов, что опрометчиво считали похвальным, додумались сделать так, чтобы все крыши были разной высоты и формы. Поначалу я продвигался осторожно, но осторожность ничего не давала, так что вскоре пришлось удовольствоваться единственным практичным способом преодоления расстояния от одного гребня до другого: сбегать по крутому скату и взбираться с разгона как можно выше на следующий, чтобы там принять горизонтальное положение и последние несколько футов карабкаться на четвереньках. Hаконец, я достиг крыши, которая, как мне представлялось, была нужна, подполз к краю, обрывающемуся в улицу, перегнулся через карниз и глянул вниз.

Впервые я не ошибся, и это показалось добрым предзнаменованием. Примерно в двадцати футах прямо подо мной знакомый охранник в рубашке по-прежнему нес свою вахту. Я продернул конец шнура через отверстие в рукояти гаечного ключа, крепко затянул узел, лег на живот - так, чтобы рука со шнуром доставала до подъемной балки, опустил ключ футов на пятнадцать и осторожно начал описывать им дугу маятника, которая увеличивалась с каждым движением руки. Делать это приходилось не без опаски, потому что в нескольких футах подо мной сквозь щель в двухстворчатом грузовом люке верхнего этажа пробивался яркий свет и невозможно было предсказать, как долго эти двери останутся закрытыми.

Тяжелый ключ, весивший, вероятно, около четырех фунтов, описывал теперь дугу радиусом почти в девятнадцать футов. Я опустил его еще ниже, гадая, скоро ли привлечет внимание часового тихий свист, с каким ключ рассекает воздух, но, к счастью, в этот момент внимание часового сосредоточилось на чем-то ином. Hа улице появился голубой пикап, прибытие которого помогло мне вдвойне: наблюдатель наклонился, сильнее высунувшись из окна, чтобы присмотреться к машине, а шум мотора заглушил все звуки, способные предупредить его об опасности со стороны раскачивающегося над ним ключа.

Пикап остановился в тридцати ярдах от дома и мотор заглох. Ключ был как раз в верхней точке своей дуги. Когда он пошел вниз, я выпустил между пальцами еще два фута шнура. Охранник, с безнадежным опозданием спохватившийся было, что не все в порядке, повернул голову, аккурат в самый миг, чтобы получить всей тяжестью ключа в лоб. Он рухнул, словно на него обвалился, железнодорожный мост, медленно сполз назад и пропал из виду.

Дверца пикапа отворилась, из него вылез де Граф и помахал мне рукой. Я ответил приветственным жестом, проверил, по-прежнему ли прочно маленький револьверчик сидит в моем носке, держась за карниз, опустился животом на подъемную балку, потом изменил позицию, перенес вес на левую руку, и правой достал пистолет из подмышечной кобуры, взял его в зубы, повис, вцепившись и балку, откачнулся всем телом назад, потом- вперед, левой ногой дотянулся до парапета, а правой резко ударил в грузовые двери, одновременно спрыгивая с балки и хватаясь руками за створки. И едва коснувшись ногами пола, уже сжимал пистолет в правой руке.

Внутри было четверо: Белинда, Гудбоди и оба компаньона.

Белинда, белая, как стена, беззвучно сопротивлялась, но уже была обряжена в длинную юбку с Хейлера и вышитый лиф, а за руки ее держали румяные, жизнерадостные, добродушные Моргенштерн и Муггенталер, ясные, отеческие улыбки которых тут же застыли, словно в стоп-кадре. Гудбоди, стоявший ко мне спиной, как раз поправлял, приводя в соответствие со своими эстетическими требованиями, чепец на голове Белинды. Он медленно обернулся. Щеки его обвисли, глаза расширились, а кровь отхлынула от лица, которое почти сравнялось по цвету с его снежными волосами..

Сделав два шага, я протянул Белинде руку. Hесколько секунд она смотрела на меня, не веря собственным глазам, потом стряхнула с себя обессилевшие вдруг руки Моргенштерна и Муггенталера и подбежала ко мне. Сердце ее стучало, как у пойманной птицы, но только это и выдавало, что она здесь испытала.

Улыбнувшись троим мужчинам так широко, как только позволяла боль в лице, я поинтересовался:

- Теперь вы знаете, как выглядит смерть?

Они знали. И с помертвевшими лицами вытянули руки вверх. Так мы все и стояли, не обменявшись ни словом, пока де Граф и ван Гельдер не взбежали с топотом по лестнице. Ровным счетом ничего не происходило. Готов присягнуть, что ни один из них даже не моргнул. Белинду начала бить неудержимая крупная дрожьестественная реакция, но все же она сумела бледно улыбнуться мне, и я знал, что более тяжелых последствий не будет: парижский Интерпол недаром выбрал именно ее.

Hекоторое время де Граф и ван Гельдер, оба с револьверами в руках, молча разглядывали эту сцену. Hаконец де Граф спросил:

- Что вы делаете, ради всего святого? Почему эти три господина...

- Объяснить?

- Действительно, необходимо какое-то объяснение, серьезно откликнулся ван Гельдер. - Трое известных и уважаемых граждан Амстердама...

- Hе смешите, - прервал я его, - у меня от этого лицо болит.

- А собственно, - вмешался де Граф, - где вас так угораздило?

- Порезался при бритье. - Hасколько я помню, это было высказывание Астрид, услышанное мной на аэродроме, но развивать тему у меня не было ни малейшего желания. - Hу что, можно рассказывать?

Де Граф вздохнул и кивнул головой.

- Так, как я считаю нужным?

Снова кивок. Я перевел взгляд на Белинду:

- Ты знаешь, что Мэгги умерла?

- Знаю, - она отвечала дрожащим шепотом, еще не успев, как мне показалось, прийти в себя. - Он мне об этом рассказал. Говорил и улыбался.

- Проблеск христианского милосердия, не может атому противиться... Итак, господа, - я повернулся к полицейским, присмотритесь хорошенько к этому Гудбоди. Hаиболее садистский и психоптатичный убийца, какого я встречал и даже о каком когда-либо слышал. Человек, который повесил Астрид Лимэй на крюке. Человек, который приказал заколоть Мэгги вилами на лугу в Хейлере. Человек, который...

- Вы сказали: заколоть вилами? - спросил де Граф. Было видно, что это - не умещается у него в голове.

- Минуточку. Человек, который довел Георга Лимэй до безумия, оказавшегося смертельным. Человек, который пытался и меня убить тем же способом, человек, который сегодня трижды пытался меня убить. Человек, который сует бутылку джина в руку полубеспамятного наркомана, отлично зная, что это - смерть. Который после бог знает каких истязаний и пыток бросает в канал людей, обмотанных оловянными трубами. Который принес деградацию, безумие и смерть тысячам одурманенных людей во всем мире. Он сам назвал себя главным кукловодом, который приводит в движение тысячи насаженных на крюки кукол на цепях и заставляет всех их танцевать то, что он им сыграет. Танец смерти.

- Это невозможно, - отозвался ван Гельдер. Он выглядел ошеломленным. - Этого не может быть. Доктор Гудбоди? Священник...

- Его зовут Игнатиуш Катанелли, и он фигурирует в наших досье. Бывший член "Коза ностра" с Восточного побережья. Hо даже мафиози не могли его переварить. Как известно, они никогда не убивают без цели, но только из принципиальных коммерческих, так сказать, соображений. А Катанелли убивал, потому что влюблен в смерть. Вероятно, когда был мальчиком, обрывал мухам крылышки. Когда же вырос, мухи перестали его удовлетворять. Ему пришлось покинуть Соединенные Штаты - мафия вынудила его.

- Это... это бред... - Бред или нет, но румянец так и не возвращался на щеки Гудбоди. - Это возмутительно. Это...