Хизер Террелл - Тайна похищенной карты

— «На этой священной основе покоятся наши открытия».

Они исследовали миниатюрный саркофаг. Древний скульптор украсил его мраморными канатами, инкрустировал кораллами и жемчугом, обвязал золотыми морскими узлами.

Вместе они приподняли невероятно тяжелую каменную крышку. Отодвинув ее в сторону, посветили фонариками внутрь. Там лежал свиток.

Мара протянула к нему руку, но Бен ее остановил.

— Обязательно трогать? Мы можем ему повредить.

— Мы не для того проделали столь долгий путь, чтобы отказаться узнать, что спрятано в этой комнате.

Мара вынула свиток из хранилища. Бен держал над ним фонарь, пока Мара с огромной осторожностью разворачивала документ. Она боялась, как бы он не раскрошился от ее прикосновения.

Каждый поворот деревянной ручки разворачивал во всей красе изображение мира. Континенты, океаны и острова кружили на холсте в веселом танце. Даже в темноте свиток поражал живыми яркими красками. А по краям карты мерцали в грациозном ритме китайские иероглифы.

Бен не мог глаз отвести от шедевра. Он еще не заговорил, а Мара знала, что он скажет.

— Это та самая карта. Именно ее я нашел на раскопках.

— Я знаю. Но как такое возможно? Сюда никто не спускался уже несколько веков.

Он помолчал, прежде чем ответить.

— Погодите секунду. Посмотрите на правый угол. Видите крест ордена Христа?

— Да.

— На моей карте в этом углу изображен лотос. — Он посветил на правый угол карты. — Мне кажется, крест нанесен поверх лотоса. Но в остальном эти две карты идентичны.

Все фрагменты мозаики сошлись.

— Эрманно был прав. Сведения о китайской карте достигли Европы еще до начала эпохи Великих географических открытий. Создатель карты, должно быть, сделал копию, и она каким-то образом была доставлена в Португалию.

Бен кивнул.

— Выходит, у португальцев с самого начала была первая карта мира, и благодаря ей они получили в свое время мировое господство. Это на самом деле основа их открытий.

— Вот именно. Но мы ошибались насчет «Поклонения», — сказала Мара.

— Что вы имеете в виду?

— В первоначальной версии святой Винсент держал в руке вовсе не архитектурные планы. Он держал в руке эту карту. И профессор обещал ордену Христа хранить тайну вовсе не о первом этаже. Он поклялся хранить тайну карты. В первом варианте «Поклонение», вероятно, рассказывало историю о том, как Господь — через посредничество святого Винсента — передал эту карту мира ордену Христа, чтобы Португалия могла распространить христианство и получить господство в торговле. Эту историю португальцы затем скрыли: сначала зарисовали фрагмент на «Поклонении», затем построили этот этаж и наглухо его закрыли.

— А когда профессор решил нарушить обещание, данное ордену Христа — и, вероятно, Богу, — и поделиться этой важной тайной с нами, он не мог сделать это прямо. Возможно, ему пришлось даже скрыться. Но почему он вообще поделился с нами тайной?

— Вы говорили о профессоре, как о человеке кристальной честности. Наверняка он понимал, что карта, издавна скрываемая орденом, которую он, разумеется, никогда не видел, должна быть предана гласности, как только мы найдем нашу карту. В своей записке он намекает, что совесть не позволяет ему дольше хранить клятву.

— Я чувствую себя ужасно, Мара. Словно это я вынудил профессора Силву пойти на такой шаг.

Мара дотронулась до его руки.

— Бен, пожалуйста, не вините себя. Он рассказал нам обо всем по собственной воле.

Бен крепко сжал ее руку.

Мара продолжила:

— Он хотел, чтобы мы нашли и этот этаж, и эту карту. Без него мы в конце концов все равно нашли бы китайскую карту, но никогда не узнали бы обо всем этом.

— Так где же моя карта?

— У Диаша.

— Мне казалось, Диаша не существует.

— О нет, он существует. Диаш — это виконт Томар.

Бен недоуменно уставился на нее.

— Что?

— Это логично, ведь так? Виконт — теперешний грандмейстер ордена Христа, а также известный коллекционер карт, а его род уже несколько веков управляет комплексом. И он страстно отстаивает необходимость сохранять историю Португалии и добивается для своей родины места в Европейском союзе, обеспечивая ее экономическое будущее. Кто еще может быть Диашем, как не он?

— Боже мой, вы правы.

— Давайте теперь посмотрим, что хранится в этих шкафах. У нас осталось не так много времени.

Они разошлись по разным сторонам, обратившись к резным деревянным шкафам вдоль стен. Мара потянулась к дверце одного особенно роскошно украшенного шкафчика, надеясь, что древесина не сгнила за прошедшие века. Дверца не рухнула, не развалилась, когда Мара ее открыла.

Луч ее фонаря высветил внутри целую гору свитков, очень похожих на ту карту, что они обнаружили в саркофаге. Боясь повредить их, Мара тем не менее взяла один сверху. Развернув свиток, она увидела древнюю морскую лоцию африканского побережья.

Она обернулась к Бену, который в эту секунду тоже посмотрел на нее.

— Карты. Шкафы забиты картами.

На верхнем этаже раздались шаги прямо у них над головами. Мара и Бен замерли. Когда шаги затихли, Бен прошептал:

— Берите карту.

Мара потянулась было к ней, но на полпути застыла. Если она возьмет карту, то чем она тогда будет отличаться от воров, которых преследует? А с другой стороны, разве можно оставить здесь карту? Она ведь ключевое звено в загадке, которую они с Беном пытаются раскрыть, чтобы найти китайскую карту.

Мара схватила свиток, свернула его и передала Бену. Он спрятал его в тубус с архитектурными планами и убрал в рюкзак. Мара боялась быть пойманной, но мысль оказаться запертой в этом каменном замшелом мешке наводила на нее ужас. Они по очереди поднялись по веревке наверх.

Осень 1424 года и зима 1425 года

Пекин, Китай

Вернувшихся из похода моряков встречают холодно. Никаких награждений, никаких похвал. Новый император Хунси и его мандарины осыпают мореплавателей лишь презрением. И приказывают разжечь костры.

На пурпурных стенах в Запретном городе играют отблески почти сотни костров. От их огня ночное небо светится как днем, а воздух пропитывается запахом горящих свитков.

Во время вечерних молитв дым проникает в мраморный зал, отведенный для мусульман. Едкий запах отвлекает Чжи от звучной молитвы других верующих. Мысли его начинают витать, как клубы дыма вокруг него, а взгляд устремляется на ближайший двор, где огонь в кострах поддерживают охранники мандаринов.

Запах напоминает Чжи о клятве адмиралу Чжэну. Помолившись, Чжи ускользает от остальных. Он направляется по темному коридору к хранилищу, где, как он знает, ожидают своей очереди на сожжение сотни свитков, привезенных из похода.

Перед дверьми охрана не выставлена. Чжи потихоньку проникает в хранилище. У стен лежат высокие горы свитков. Опустившись на колени, он разыскивает среди них карты; ему осталось запомнить еще несколько важных лоций — тех самых, которые он поспешил отдать еще до просьбы адмирала.

Необходимые ему документы оказываются в основании огромной горы. Чжи вытаскивает восемь самых важных и сует их подмышку. Он открывает дверь и начинает тихонько продвигаться по коридору, благодаря Аллаха за безлунную ночь.

Чжи заворачивает за угол, собираясь скрыться в комнате, которую ему предоставили, пока мандарины решают судьбу вернувшихся евнухов. И тут он натыкается на охранника.

— Что у тебя здесь, евнух?

Чжи почтительно склоняет голову.

— Ничего.

— Похоже на свитки, — говорит охранник и тянется к руке Чжи.

Чжи выворачивается из цепких лап охранника и пускается наутек. Куда бежать или к кому, он не знает, но инстинкт велит ему защищать свитки.

Охранник очень проворен. Он настигает Чжи и выталкивает во двор, где ярко горят костры. Чжи прикрывает свитки телом от охранника. Из его груди невольно вырывается крик, когда ребра трещат от пинков.

Откуда-то издалека, словно из сна, до Чжи доносится буддистская мантра. Он узнает слова. Когда-то Кэ объясняла ему, что они означают призыв к состраданию и просвещению.

Звучная мантра действует почти гипнотически. Это последнее, что он слышит, прежде чем теряет сознание. Он приходит в себя от стука сандалий по мраморному полу. Чья-то рука тащит его прочь от охранника. Чжи открывает глаза и видит буддистского монаха, который принимает пинки за него.

Охранник останавливается.

— Я не стану бить монаха, — говорит он, после чего отбирает у буддиста Чжи. — Но приказ все равно исполню.

Чжи еле передвигает ноги, пока охранник тащит его к ближайшему костру, где заставляет протянуть руки к пламени. Жар нестерпим, и Чжи невольно размыкает руки, роняя в огонь свитки. Он приходит в отчаяние, но тут к нему снова на помощь спешит монах.