Ольга Тарасевич - Тайна «Красной Москвы»

А потом вдруг раздался истошный вопль Сереги:

— Тоха, ты с ума сошел! Ты зачем зарезал ее?!

Антон вскочил, отшвырнул нож (который почему-то был в его руке), оторопело уставился на лежавшее на полу окровавленное существо женского пола.

— Тоха, я в милицию звоню. — Серега, ловко подхватив нож, быстро вышел из комнаты, и Антон услышал, как одноклассник закрыл дверь на ключ.

Мысли встревоженно заметались.

Так, ну понятно — прирезать существо Антон не мог бы в любом состоянии. Да и не пьяный он был, с одного-то стопарика.

Значит, зарезал Серега или те другие, незнакомые парни, которые были на кухне.

А Антона просто решили сделать крайним. Подсунули ему нож — он хватанул его спросонья… Теперь нож у Сереги, с его отпечатками пальцев, а козлина-Серега в эти минуты еще и в милицию звонит.

Серегины показания плюс еще те двое — против слова Антона. Да тут все ясно, сидеть ему за убийство этой незнакомой девки…

Только сидеть… нет, сидеть он не будет!

Это не его роль, не его кино!

Антон подошел к окну, посмотрел вниз.

Серега живет на втором этаже, но дом старый, «сталинка», потолки высокие, и внизу к тому же магазин, так что тут метров пятнадцать высоты минимум.

Прыгать вниз не стоит.

Но можно перебраться на общий балкон, а оттуда спокойно спуститься вниз… или лучше выбраться на чердак, он открыт… перейти по крыше в самый дальний подъезд и выйти уже через него, чтобы избежать встречи с подъезжающими милиционерами…

Выбравшись из дома Сереги, Антон добежал до ближайшего телефона автомата, позвонил маме и сбивчиво забормотал:

— За мной придут из милиции. Но я не убивал. Надо спрятаться. Просто не волнуйся. И верь: я не убийца, я вообще не знаю, что там произошло.

Потом он пошел прямиком к Гусю.

Гусь был бандитом.

Раз в неделю Антон отвозил ему конверт с данью за «крышевание». Сколько там находилось денег — Антон не знал и знать не хотел. Пусть у кооператора, который привозил джинсы и кроссовки на продажу, об этом голова болит. А Антону лишняя информация ни к чему. Как говорится, меньше знаешь — спокойнее спишь. Гусь забирал деньги, смотрел на Антона, и глаза его подозрительно блестели:

— Похож ты на моего сына, шельмец…

Как-то Гусь перебрал со спиртным и разоткровенничался: сына убили бандиты из другой группировки. «Теперь у меня нет никого, один я остался. А ты на Димку моего похож, ну прямо вылитый. Я как первый раз тебя увидел — мне прямо показалось, сынок с того света явился. Будет нужна помощь — обращайся. Чем смогу — всегда помогу», — сбивчиво говорил Гусь, пристально вглядываясь в лицо Антона.

И вот теперь помощь понадобилась…

— Я рад, что ты пришел ко мне, — сказал Гусь, когда Антон изложил суть своих злоключений. — Ты пока в городе не отсвечивай, на хуторе моем схоронись. Не заскучаешь там?

Антон покачал головой.

Деревенский хутор или тюремная камера, да еще и за убийство, которого не совершал. Тут уж ясно, что лучше…

Антон провел в деревне пару месяцев.

Потом, когда Гусь справил ему новые документы, вернулся в Москву. То, что его узнают, Антон не волновался. Он изменил прическу, надел очки без диоптрий в широкой оправе и дурацкую кепку, придумал себе другую походку, голос, жесты.

— Ох, сынок, играешь ты с огнем, — сокрушался Гусь, когда Антон рассказывал, как подходил к соседу, расспрашивал того о дороге в библиотеку — и тот на полном серьезе пускался в объяснения.

— Я же артист, пусть и без диплома, — отшучивался Антон.

Чем больше он общался с Гусем, наблюдал его жизнь — тем больше ему казалось, что он нашел ту надежную основу, которую всегда подсознательно искал.

Невозможно было и представить, чтобы друзья Гуся устроили с ним что-то наподобие того, что Серега вытворил с Антоном. В бандитской воровской среде было принято помогать друг другу, делиться последним. То, что раньше представлялось абсолютным злом, оказалось если и не светом, то чем-то ясным, понятным, предсказуемым.

Антону не пришлось делать над собой усилий, чтобы выколачивать деньги из кооператоров или «поднимать» квартиры вместе с ребятами Гуся. Эти люди приняли его в свою семью и помогли, ничего не требуя взамен. И Антон понял, что готов ради них на все.

Первую кровь он пролил случайно. Просто шкурой почувствовал, что тот бритоголовый мужик в кафе сейчас пристрелит Гуся.

Дальнейшее произошло молниеносно и само собой, без участия мыслей, на одних инстинктах.

Антон выхватил пистолет и, закрывая собой Гуся, выстрелил в мужика, уже прицеливающегося и нажимающего на спусковой крючок. Бритоголовый махнул руками и упал.

— Бежим! — Гусь схватил Антона за локоть и потащил к выходу, втолкнул в машину.

— Как ты? Не молчи. Главное — не молчи. Ты поплачь, если тебе хочется, — обеспокоенно твердил старый бандит и смотрел на Антона в зеркало заднего вида.

Антон покачал головой:

— А не хочется мне плакать. Если бы я его не убил, он мог бы вас пристрелить.

Гусь кивнул:

— Молодец, ты все правильно сделал. Спасибо.

Антон и сам не ожидал, что перенесет убийство человека так легко. Вон как тот же Достоевский описывал мучительные ощущения Раскольникова, перешагнувшего эту черту. А он — нет, никаких страданий. Скорее просто удивлен, чем напуган…

Единственное, что мешало ему чувствовать себя полностью счастливым в бригаде Гуся, это родители.

Антон очень скучал, часто наблюдал за ними издалека, на праздники всегда оставлял деньги в почтовом ящике.

Отец и мать сдали, постарели… Антон смотрел на них, и у него от горькой любви и тоски сжималось сердце… Но дать им о себе весточку Антон не решился. То, что он жив, родителям было известно. Но они никогда бы не приняли ту жизнь, которую приходилось вести Антону.

В общей сложности у Гуся он провел три года.

И ушел так же внезапно, как и пришел.

Еще одно стечение обстоятельств, навсегда изменившее его жизнь, — просто газета, на которой Антон чистил селедку.

Точнее, не столько газета, сколько Катино интервью с ее чудесной фотографией.

Антон мельком посмотрел на симпатичное девичье личико (он даже не мог понять, какой у нее цвет волос и глаз, газета была черно-белой, а фотография — сильно ретушированной) — и вдруг понял: это его женщина, его жена, его любовь. И он сам станет собой только тогда, когда Катя окажется рядом…

Как и предполагал Антон, Гусь не стал возражать, когда узнал о его желании уйти из бригады.

— Бог дал — Бог взял, я уже знаю. Спасибо, что был рядом со мной и напоминал о сыне. Как лучик света все это время… Но ты погоди-то у своих объявляться. Я попытаюсь узнать, что там с твоим уголовным делом, — вздохнул Гусь, глядя на Антона тем самым особенным, полным нежности и боли взглядом.

Уголовное дело, как оказалось, было приостановлено в связи с невозможностью отыскать лицо, которое надлежит привлечь к ответственности. А сам Антон находится в розыске. Серега, пытавшийся подставить Антона, уже топтал зону за другое преступление.

На прощание Гусь сунул Антону тяжелую пачку денег:

— Держи, может, получится свободу купить…

Деньги оказались кстати. Как и связи отца.

Антону пришлось в общей сложности полгода провести в СИЗО. Но он точно знал, что будет делать сразу после того, как вся эта эпопея с уголовным делом закончится — пойдет узнавать про вступительные экзамены в ГИТИС.

А как еще произвести впечатление на актрису Екатерину Савицкую? Таким женщинам нужно соответствовать…

В СИЗО он прочитал еще одно интервью Кати. В нем она рассказывала о муже, известном режиссере Федоре Иванове.

Антон читал про семейную жизнь своей любимой и улыбался. Замужнее положение Кати его совершенно не волновало. Просто они еще не знакомы. Она ничего не знает об Антоне. А когда узнает — то поймет то же самое, что он понял. Антон ведь тоже заблуждался, встречался и спал с разными девушками, и иногда это даже было приятно. Но, оказывается, все это не стоит хотя бы пары часов жизни с настоящей любовью в сердце.

То, что на актерский факультет поступить будет проще простого, Антон понял, когда выяснял про экзамены, предстоящие абитуриентам. Список литературы вызывал умиление — пара работ Станиславского, Немировича-Данченко и старая добрая школьная классика, которую любой троечник вспомнит. За творческий конкурс он тоже не переживал. Так долго приходилось притворяться другим человеком, а тут какие-то басни-танцы…