Анна Ольховская - Принц на черной кляче

И после возвращения в Москву приходилось в два раза чаще посещать бассейн и тренажерный зал.

Братьев и сестер у Лены не было, и Лана с Кириллом стали ими. Сестрой и братом. И вот брата убили, а сестра сейчас выгорает изнутри от боли…

А она, Лена, тупо валяется в кровати, заняв принципиальную, смелую и решительную позицию страуса!

Эгоистка!

Что? Вы хотите напомнить мне кретинский бред насчет того, что это я убила Кирюшку? Это настолько бредово, что не должно было продержаться и часа! Следствие давно уже во всем разобралось, и за решетку отправился тот, кто в действительности виноват.

То есть Петр Никодимович Шустов.

Так что надо побыстрее очухиваться и поспешить на помощь подруге.

А не лежать тут и не хлюпать носом, вспоминая Кирилла.

Лена хлюпнула еще пару раз и открыла глаза.

Все правильно, она в больнице. В муниципальной – стены выкрашены в жизнеутверждающий цвет детской диареи, на полу – дешевый линолеум, кровать, на которой лежала девушка, времен торжества развитого социализма. Правда, аппаратура, подключенная к пациентке, вполне современная.

Зато палата одноместная. Вернее, тут стоят две койки, но на второй никого нет, она вообще не застелена и радует глаз металлической пружиной.

Наверное, Лана побеспокоилась. Перевести в другую клинику по какой-то причине не получилось, так она хотя бы покой подруге постаралась обеспечить.

Хорошая моя!

Но главное – с нее, Лены, сняли чудовищные обвинения, иначе лежать ей не в обычной, а в тюремной больнице. С решетками на окнах. А здесь окна обычные, со старыми обшарпанными рамами.

В общем, есть чему радоваться. Вот только радоваться не хотелось. Совсем. Ведь Кирилла убрали не просто так, и ее, Лену, пытались подставить тоже не из любви к искусству делания гадостей.

Шустову нужна Лана. Почему именно она – сейчас не суть важно. Главное – уберечь подругу от этой мрази. Еще и Сергей какой-то имелся в наличии – Лена помнила все, что происходило во время ее первой насильственной отключки.

И если о Шустове все знали – как минимум Лана, они ведь говорили с подругой об этом, то неизвестный Сергей для остальных оставался невидимкой.

А значит, надо как можно быстрее сообщить о нем подруге. И следствию.

Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы Шустову не удалось вплотную подобраться к Лане! Чтобы он не смог прикоснуться к ней! Пожалуйста!

Лана попыталась приподняться, в любое мгновение ожидая, что привыкшая лидировать слабость снова швырнет ее на койку. Но тело оказалось на удивление послушным, и тошнота больше не подкатывала к горлу, и энергия внутри кипела, требуя выхода, действий, расплаты.

Расплаты по счетам со всей нечистью.

Кстати, не мешало бы тетку Иляну вызвать из Румынии, ее помощь очень пригодится.

В общем, первое, что сейчас было необходимо Лане, – телефон. Ее мобильник. На тумбочке ничего такого не было. На ней, если честно, вообще ничего не было, кроме депрессивной металлической кружки оттенка старой жабы. Ни соков, ни фруктов – ничего того, что обычно притаскивают в больницу пациентам друзья и родственники.

Впрочем, ничего удивительного – она ведь только что пришла в себя, какие могли быть соки и фрукты! Небось кормили через трубку, вон как горло дерет – глотать больно.

Но если кормили, если поили, то и…

Лана принюхалась и покраснела. Одновременно от смущения и злости – санитарки здесь все-таки неряхи, могли бы и сразу судно вынести!

Небось решили, что, раз пациентка все равно бревно бревном, так и нечего особо утруждаться.

Так, пора явить себя миру и навести в этом мире порядок! А заодно и телефон поискать или попросить.

Лена собралась для начала пошарить в своей тумбочке, а потом уже, если телефона там нет, звать младший медперсонал. Она даже приподнялась в кровати, и корпус развернула к тумбочке, и руки протянула…

А вот с последним действием вышла засада. Руки не протягивались. Вернее, рука. Левая.

Пристегнутая наручниками к кровати…

От неожиданности (а может, от боли – слишком резко дернула руку) Лена вскрикнула, причем достаточно громко. Во всяком случае, ее услышали.

Дверь палаты со скрипом приоткрылась, и в проеме появилась сонная физиономия полицая. Ну, хорошо, хорошо – полицейского, хотя генетически хочется называть именно так.

В общем, страж порядка нарисовался. Довольно молодой, довольно тощий – интересно, кто за него физподготовку сдает? – несколько неадекватный.

Так, во всяком случае, показалось Лене. Потому что охранник, увидев, что девушка на него смотрит вполне осознанно, икнул, побледнел и, пятясь назад, фальцетом заверещал:

– Люся! Люся!! Люся-а-а-а!!

Послышался торопливый топот, сопровождаемый возмущенным:

– Ты чего разорался, Игорек? С ума сошел? Это ведь больница, а не стадион!

– Так это… – смущенно пробормотал Игорек, уши которого приобрели пролетарский цвет кумача. – Она очнулась.

– Кто?

– Ну эта, маньячка.

– И чего? Испугался, что ли? – насмешливо фыркнула появившаяся в дверях медсестра – женщина лет тридцати пяти с выжженными добела прядями, кокетливо выбивавшимися из-под медицинской шапочки. – Тоже мне, полицейский! Она же наручниками пристегнута, не кинется, не бойся!

– И ничего я не боюсь, – еще больше смутился парень, присоединив к кумачовым ушам и щеки. – Просто она больше недели была бревно бревном, а тут – вытаращилась и смотрит! А доктор ведь говорил, что кома может тянуться и месяц, и два.

– Эй, ты, Буратино недоструганный, – холодно процедила Лена, едва удерживаясь от истеричного «Кома? Больше недели?!». – Насчет бревен я бы на твоем месте помолчала, нехорошо упоминать предков всуе.

– Ч-чего? – Доблестный страж порядка непроизвольно спрятался за широкую спину медсестры. И оттуда храбро тявкнул: – А ты… ты вообще заткнись! Маньячка! По тебе психушка плачет!

– Так, мальчик, выйди вон, – брезгливо поморщилась Лена. – И доложи своему начальству, что я очнулась и требую объяснить, что происходит?!

– А то ты не знаешь, – хмыкнула медсестра. – Гадина ты все-таки редкая! Такого мужика угробила! Я фотку в газетах видела – красавец! И жена его тоже очень даже ничего. А ты! Подруга называется! Гиена ты подлая, а не подруга!

– В каких газетах, о чем вы? Я не убивала Кирилла! Это какой-то бред! – Лена чувствовала, как внутри закипает ярость. Ярость против вселенской тупости окружающих. – Дайте мне телефон, я хочу поговорить с Ланой! Ее надо предупредить! Она в опасности!

– Она была в опасности, когда с тобой дружила. – Медсестра поджала губы и вышла из палаты, бросив напоследок: – Гадина!

Минут через пять пришел врач – довольно толстый одышливый мужчина лет пятидесяти. Он осмотрел Лену, абсолютно не реагируя на ее вопросы и возмущение, словно перед ним была не живая женщина, а учебный манекен.

Врач уже закончил осмотр и отдавал медсестре какие-то малопонятные Лене распоряжения, когда в палату вошел тот самый тип, что во время обыска занимался писаниной.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнул он, увидев пунцовую от возмущения Лену. – Вот и наша обвиняемая очнулась! Теперь можно готовить дело к передаче в суд. Вот вам повезло, Осенева. – Он прицокнул языком, усиливая впечатление от своего фиглярства. – Другие в СИЗО месяцами сидят, пока суда дождутся, а вы с корабля и прямо на бал! Из больнички – по этапу! Красота! Кстати, доктор, – обернулся он к флегматично сложившему руки на объемном животе эскулапу, – а как долго еще наша красотуля проведет в вашем богоугодном заведении?

– У нас – не менее недели, но, насколько мне известно, ей еще предстоит психолого-психиатрическая экпертиза?

– А мы ее тут, у вас, и проведем, – оживленно потер руки так и не представившийся тип. – Пригласим специалистов из соответствующего учреждения, они придут в эту чудную палату и решат, насколько вменяемая наша обвиняемая. О, стих получился! – гыгыкнул он.

– Послушайте, как вас там… – процедила Лена, с ненавистью глядя на веселящегося кретина.

– Меня? Меня – Анатолий Владимирович, я веду, вернее, вел, ваше дело. Осталось дождаться результатов экспертизы, и можно будет отдать всю эту красоту прокурору. И сверлить дырки под новые звездочки на погонах! Думаю, за успешное раскрытие такого громкого дела мне сразу майора дадут!

– Под зад коленом вам дадут, Анатолий Владимирович, – уточнила Лена, усаживаясь поудобнее (насколько это было возможно сделать на кровати, да еще и с прикованной рукой).

– Это за что же, позвольте поинтересоваться? – Следователь поставил стул напротив девушки и, жестом попросив доктора и медсестру выйти, уселся, положив принесенную папку на колени.

– За безобразное ведение следствия. За попытку свалить чужую вину на невиновного человека.

– А невиновный человек, как я понимаю, вы, Елена Сергеевна?

– Разумеется! Это же надо – додуматься до такой чудовищной версии! Я – любовница Кирилла! Абсурд! Мне изначально непонятно, почему вы вообще ухватились за этот бред, когда у вас перед носом был истинный виновник случившегося!