Анна Данилова - Убийство в соль минор

— Значит, за молчание Горкина назначена такая же сумма, что и за молчание Коблер, — вздохнул Мирошкин. — Но думаю, что молчание Вайса все же не криминального характера. Это дела семейные. А теперь, я полагаю, когда он узнал о существовании внучки, то, если он человек порядочный, признается во всем своей жене. Это вам не убийство какое.

— Убийство! — вырвалось у меня. — А что, если это убийство? Уж слишком цена высока!

Мы вернулись домой, и, чтобы не тратить силы на продолжение разговора, начатого у Лизы, Сережа сел за рояль и принялся заниматься.

Он сказал, что Вайс приедет в час дня, и я, слегка рассерженная на него за то, что он не предупредил меня об этом заранее (хотя когда, ведь мы же утром отправились к Лизе?!), принялась готовить обед. Приготовила легкий салат из листьев салата и рокфора, нафаршировала красный перец брынзой и поставила запекаться мясо. Я всю жизнь готовлю и кормлю гостей, но никогда еще не волновалась так сильно. У меня есть дед! И какой!

А вдруг он окажется холодным, надменным и не захочет принять меня в свою жизнь?

Голова моя шла кругом. Обо всем сразу думать было невозможно, поэтому я пыталась думать то об убийстве родителей, то о Вайсе, то о каком-то Гамлете с его бараниной и курдючным салом! Даже голова разболелась!

Между тем меня радовало то, что Сережа занимается, я слышала, как он долго разыгрывался перед тем, как начать работать над фрагментами из «Петрушки» Стравинского. Какое же это счастье, что он может вернуться к своим репетициям после всего, что ему пришлось пережить со мной!

Музыка была веселая, немного хулиганская, задиристая, бесшабашная, оригинальная, и вместе с тем не лишенная изящества, расцвеченная солнечными бликами. Она наполняла наш дом светом и радостью.

Я даже не сразу услышала звонок. Бегала из гостиной в кухню (Сережа занимался в своем кабинете, в правом крыле дома, довольно далеко от меня), раскладывала приборы, бокалы и вдруг, подбежав к буфету за серебряными кольцами для салфеток, увидела боковым зрением красный автомобиль за воротами. Вайс!

Я сорвала с себя фартук и понеслась ему навстречу.

И была просто ошеломлена, когда увидела входящими во двор Ларису Альбертовну и еще одну, совершенно незнакомую мне женщину. Обе дамы были закутаны в меха.

Я распахнула дверь и была как будто бы остановлена взглядом Ларисы Альбертовны.

— Все будет хорошо, — успела она шепнуть мне в самое ухо перед тем, как познакомить меня со своей спутницей.

О спутнице надо рассказать отдельно. Немолодая уже, но хорошо сохранившаяся брюнетка с алыми губами и бледной матовой кожей, она была из тех женщин, которым идут дорогие меха и брильянты и которые умеют все это носить. Большие синие глаза рассматривали меня с живым интересом, почти дерзко, что было позволительно в ее возрасте.

— Вот, познакомься, пожалуйста, деточка, это Ирина Вайс, моя сестра.

— Очень приятно, проходите! — Я никак не могла понять, связан ли визит сестер с намерением Вайса отобедать у меня, своей новоиспеченной внучки, или же они заехали случайно, просто так, навестить Сережу-пианиста.

Меня слегка потряхивало, как человека, принявшего в дар алмаз размером с кулак, подозревающего, что он краденый, и что его все равно придется вернуть, да еще и ответить за кражу.

Ирина Вайс — супруга Михаила Вайса — тоже пианистка.

Из глубины дома доносилась фортепьянная россыпь.

— Стравинский, — тонкие брови Ирины Вайс взлетели вверх, — чудесно!

Она даже немного ожила при звуках музыки.

Я приняла их шубы, пригласила в гостиную, усадила на диван. Они не могли не видеть накрытый к обеду стол на три персоны.

— Вы очень вовремя, сейчас будем обедать. — Я почувствовала, что мои губы никак не хотят складываться в улыбку. — Сережа… Он сейчас занимается, но я его позову.

— О, нет-нет! — Ирина Вайс выставила вперед руку, и воздух буквально разрезал блеск драгоценных камней, украшавших ее перстни. — Пусть занимается, не будем ему мешать. К тому же мы приехали по вашу душу, Валечка. Ведь вас зовут Валентина?

Я кивнула.

— Вы, наверное, думаете, что я пришла к вам со злым умыслом, да? — Голос Вайс дрогнул. Она легко, грациозно поднялась, сделала несколько шагов по направлению к окну. Я давно заметила, что люди, оказавшись в трудной ситуации или во время тяжелого разговора, всегда подходят к окну, словно там надеются почерпнуть силы, от простора ли за стеклом, от свежего ли воздуха.

— Да нет, почему…

— Валя, веришь, я ничего не знала, честно! — вдруг воскликнула Лариса Альбертовна, сцепив намертво пальцы.

— Я, честно говоря, вообще не понимаю, что происходит, — тихо сказала я. — В чем дело-то?

— Да в том, моя девочка, что о романе моего мужа и твоей бабки я знаю всю жизнь! Да-да, не удивляйся! Я все и про нее знаю, и про Риту, дочку ее непутевую, что она сбежала… Вот только о том, что ты, ее внучка, жива, не знала, ей-богу! Да эта история и не всплыла бы никогда, если бы не ты, не факт того, что ты существуешь! Ты — внучка моего мужа! Потрясающе! Ты только не подумай, я не скандалить пришла, вовсе нет! Я просто в шоке от своего мужа, наивного теленка, который полагал, что я все эти годы жила рядом с ним слепая и глухая, ничего не видела и не слышала! Я больше скажу — мне Елена Николаевна очень даже импонировала! Конечно, тяжело было осознавать, что твой муж тебе изменяет, но все мужчины такие. У Вайса случались время от времени романы, но чтобы вот так, чтобы роман длился долгие годы… Меня утешало одно — они почти не видятся. Так, изредка перезваниваются, знаю, что Вайс отправлял дочери деньги, посылки.

— Он придет? — спросила я, напрягаясь и не зная, чего ждать от этого визита.

— Да, безусловно, он просто поехал за цветами. А я, в свою очередь, хочу тебе сказать, что горжусь тобой. Да-да, я, чужая тебе тетка, однако являющаяся женой твоего родного деда, горжусь тем, что ты вот такая, потрясающая! Ведь это ты вытащила Смирнова из ямы, в которую он упал. Ты спасла его! Ты — удивительная девушка! И мне бесконечно жаль, что мы почти четверть века ничего не знали о твоем существовании, а ты, ты, сирота, причем при родном отце, скиталась где-то там, бедствовала. Да мы все виноваты перед тобой! Вот сестра моя, Ларка, виновата в том, что не разглядела блеска в глазах Миши, когда тот бывал в Пристанном. Я — что не пыталась выяснить, как сложилась судьба Маргариты, хотя могла бы через знакомых выяснить, что с ней и как. Это я совсем недавно узнала, что она благополучна, что живет во Франции, с мужем. Но про ребенка я ничего не знала. Совсем. Я, собственно говоря, чего прискакала-то пораньше, и без Миши. Хочу сказать тебе, что теперь у тебя есть семья, поняла? Что двери нашего дома, наших всех домов, и в Германии тоже, распахнуты для тебя, поняла? Что ты можешь жить вместе с нами и сколько тебе будет угодно. Я познакомлю тебя со своими детьми, и вы подружитесь, они хорошие ребята. Господи, это какой-то кошмар… ребенок один скитался…

Она вдруг остановилась и принялась стаскивать с пальца большой перстень.

— Вот, — она протянула его мне, — это мой перстень, это тебе, от нас. Просто подарок. А еще… я буду рада…

И тут ее голос дрогнул, она бросилась ко мне и обняла меня, я чуть не задохнулась в теплом аромате ее изысканных духов.

— Может, у нас с тобой и разная кровь, но я буду рада, если хоть в чем-то заменю тебе мать… или бабку… мне все равно.

У меня голова кружилась от услышанного. В первые минуты своего пребывания здесь она походила на высокомерную, холодную даму, заявившуюся с намерением объяснить мне отсутствие каких-либо прав на Вайса. Я просто была уверена в этом.

Ее одежда, манера держаться, драгоценности, дома в Европе, богатство — все это меньше всего свидетельствовало о том, что она примет меня в свою семью. И тут вдруг такое!

— Привет! — В гостиную вошел, сияя счастливым лицом, Сережа. Он всегда был доволен и радостен после плодотворной репетиции. — Извините?

Он прищурил глаза, разглядывая Ирину.

— Вы — Ирина Вайс! Как я рад! А где Михаил Семенович?

— Сережа… Какой ты… просто красавец! А как играешь?! Я все слышала. Стравинский! Ты блестяще справился! Какой темп! Миша исполняет это медленнее.

Сережа подошел к обеим гостьям и поцеловал им руки. Лариса Альбертовна бросила на меня виноватый взгляд, словно ей было стыдно за то, что она столько лет покрывала зятя-изменника. Но вспоминая наши с ней встречи и ту ночную беседу, в ночь убийства Коблер (вот душа не позволяет мне называть ее своей матерью и даже Ритой!), когда я, оставив в ресторане Горкина (моего отца!), помчалась к ней в надежде узнать правду о своих родителях, я уверена, что она была честна со мной. Но как же чудовищно срежиссирован этот жизненный спектакль: я, оставив в ресторане своих родителей, помчалась в Пристанное, чтобы поближе подобраться к тайне своего рождения! Дьявол посетил этот ресторан, раз мой собственный отец положил на меня глаз и согласился провести со мной ночь в гостинице, да к тому же еще принял меня за мою же мать, которую пытался шантажировать! Как все это осмыслить, пережить?