Михаил Март - Загляни ей в глаза: повести

Увидев в руках Заикина диктофон, охранник с перевязанной головой тут же начал давать показания:

— Их было двое. Мужчина лет под сорок, высокий с яркой внешностью, и с ним женщина. Темненькая. Она свое лицо прятала, но грудь выпирала, и я понял — баба. Как с неба свалились. Потом погас свет и меня оглушили.

— Любопытная штучка! — заявил майор, протягивая что-то Заикину.

— Что это?

— Нательный крестик. Женский. Золотой, с камушками. На обратной стороне инициалы — Л.А.

— Отвезите в редакцию. Его надо сфотографировать.

— А здесь?

— Свет не тот, нам нужно получить качественный снимок.

— Мы готовы к сотрудничеству.

Заикин вышел на улицу и набрал номер Олега. Тот долго не отвечал, потом послышался пьяный голос:

— Ну что еще там?

— Ты в «Престиже»?

— А где мне быть?

Лора ощупала грудь.

— Потеряла.

— Он был на тебе?

— Когда приехала в редакцию, был.

— Дальше?

— Лифт. Там было тесно. За мной стоял тип с уголовной рожей.

— Понял. Это Бука, шестерка Цимбала.

— Мне от этого не легче.

— Не волнуйся, крестик нашли.

Они переговаривались шепотом и трезвыми голосами.

Машина остановилась возле дома Громова. Двое мужчин взяли из багажника сумку и направились к подъезду. Поднявшись на третий этаж, открыли квартиру ключом и вошли в нее.

На нижней и верхней площадках появились бойцы спецназа. Дверь была вышиблена одним ударом. Ворвалась вооруженная команда. Двое незваных гостей ничего не успели понять, с заломленными руками их положили на пол.

— Эй, ребята, не перестарайтесь, мы свои! Удостоверение в кармане, — сказал один из них.

Удостоверения достали и у одного, и у другого. В комнату вошел Вербицкий.

— Своими мы никогда не были.

— У нас есть ордер на обыск, — заявил второй.

— Предусмотрительно. Сумочку с деньгами с собой принесли?

— Ничего мы не приносили.

Вербицкий встал на корточки, открыл экран видеокамеры и показал, как они достают сумку из багажника.

— Я не представился. Старший следователь по особо важным делам прокуратуры Вербицкий. Будете колоться сами или помочь? У сейфа стояли наши камеры, и они сработали.

— Сегодня мы откроем рот — завтра протянем ноги.

— Завтра уже некому будет до вас дотянуться. Посидите в камере, часа на раздумье вам хватит.

Вербицкий вышел.

Помощник спросил у него на улице, подавая зажженную спичку:

— Как ты догадался, Илья, что сюда поедут?

— Они пошли на дело со спортивной сумкой Олега, он с ней на теннис ходит. Ради такого доказательства можно было деньгами рискнуть.

Вербицкий раскурил сигарету.

С рассветом к знакомому киоску подъехал «БМВ» Олега. Лариса осталась в машине.

Киоскер распечатывал пачки газет.

— Привет, Гриша.

— Олежек? Твою газету сметают за час. Похоже, ею квартиры оклеивают. Утренний тираж по пять раз подвозят, а там, глядишь, дневной подойдет. Я в мыле.

— Доброе утро, Олег.

Громов обернулся и увидел знакомое лицо.

— Здравствуйте, Родион. Где напарника потеряли?

— Вы меня знаете?

— Я газетчик, обязан знать.

— И до сих пор не сдали меня?

— Ваша личная жизнь меня не интересует, пока она не стала общественно опасной. Хорошо сработали в конторе дальнобойщиков, а вот записочки не следовало писать. Пижонство.

Олег забрал свою газету:

— Успехов в личной жизни.

— Вы это серьезно? — спросил Брелев.

— Неприятностей вам и без того хватает. Громов сел в машину и тронулся с места.

— Ты прав, — сказала Лариса, листая газету, — складывается впечатление, что ты сам для Вольнова пишешь сценарии.

— Так оно и есть. Только он об этом не догадывается.

— Послушай, Олег, тут рисунки художника. Портрет не твой, он очень похож на того парня, с которым ты только что разговаривал.

Олег взглянул на рисунок размером в полполосы:

— Не повезло Брелеву, впутали парня в гнилую историю.

— А вы чем-то похожи.

Секретарша сообщила Громову, что все вызваны в кабинет Цимбала, у него проводится расширенное совещание. Олег поторопился на сходку, Лариса не отставала.

Двери приемной были нараспашку. Бука складывал бумаги в портфель.

— День открытых дверей? — спросил Олег.

— Велено пускать всех, кто придет, сегодня я ему не нужен.

— Вольнов там?

— Не видел. Он спускается на своем лифте, его не проследишь.

Олег с Ларисой прошли в хоромы Цимбала. Народу набилось немало — весь состав редакции «Вестника уголовной хроники».

— А вот и главный! — обрадованно воскликнул Цимбал. — Проходите. Думаю, и твоя девушка может присутствовать на совещании. Сейчас мы должны разработать стратегию дневного выпуска, поставить в деле жирную точку. Обыватель перекалился, надо дать ему остыть недельку, и возьмемся за новое дело.

— Преступник уже пойман? — тихо спросил Олег.

— Можно сказать и так. Я вызвал в редакцию всех свидетелей, каких мы нашли, барменов и даже Сайда. Нас интересует, что они думают об опубликованных портретах. Может быть, мы зря заплатили художнику солидные деньги, и он не оправдал наших надежд.

Дверь лифта открылась, в кабинет вошел гордый и самодовольный Вольнов. Присутствующие встали. Он сделал небрежный жест, и все сели. Шеф занял председательское кресло.

— Господа! Сегодня мы обязаны оборвать цепь дерзких преступлений и завершить наше следствие.

— Скорее, не следствие, а спектакль.

Все обернулись. Человек в форме подполковника юстиции представился:

— Старший следователь по особо важным делам прокуратуры Вербицкий. Прибыл по поручению прокурора округа. Никто не возражает?

— Милости просим, — улыбнулся Вольнов.

— Спасибо, господин Вольнов. Первый вопрос у меня к вам. Девушка, изображенная на рисунке в утреннем выпуске, работала в вашем холдинге. Неужели вы ее не узнали? Ирина Борисовна Бессонова.

— Я не могу знать всех сотрудников холдинга.

— Речь идет не обо всех, а о близкой вам женщине. Ее труп в Институте судебной медицины. Позавчера утром ей перерезали горло турецким кинжалом.

— Я так и думал! — воскликнул Цимбал. — Вот зачем он покупал кинжал в клубе «Дамаск»!

— Вполне возможно. Скажите, господин Цимбал, а вы знали убитую?

— Конечно. Но сейчас мне не до редакции журнала мод, я туда давно не заглядывал.

— А вы утром в день трагедии не заезжали домой к Ирине, господин Вольнов?

— О чем вы говорите! — вмешался Цимбал. — В девять утра Павел Иванович был на месте. Я к нему заходил.

— Разве я назвал точное время?

— Точное время вы установили на разбитом будильнике, переведя стрелки на час раньше, — тихо сказал Громов.

— Что за чушь! Хорошо. Мы знали о смерти Ирины и пережили шок. О будильнике мне рассказала горничная Ирины по телефону, и о трагедии тоже.

— Горничная отдыхает у сестры в Виннице больше десяти дней и вернется только через пять, — снова сказал Олег.

— И все-то ты знаешь! А не ты ли там был в то утро?

— Был. Но ушел ровно в десять. А стрелки часов на будильнике застыли на десяти часах одиннадцати минутах. Это зафиксировано в протоколе и соответствует времени смерти.

— Пустые слова. Где твои свидетели?

— Трое таксистов. Они ждут внизу. Стоянку напротив упустил из виду?

— Извините за беспокойство, джентльмены.

На пороге кабинета стоял интересный мужчина в дорогом костюме.

— Меня зовут Родион Брелев. Пришел защищать свой мундир. Меня оклеветали, напечатав мой портрет в газете. Я уважаю свою профессию, пусть и незаконную, и не хочу, чтобы марали мою репутацию. Руки хирурга не хватаются за кувалду.

— Боюсь, вы спутаете нам все карты, — пробурчал Олег.

— Это что, явка с повинной? — спросил Вербицкий.

— Расценивайте и так. Меня можно обвинить в побеге, согласен. Я осужден на три года, добавят еще три, через четыре выйду досрочно, за хорошее поведение. Будет время отдохнуть и подумать о будущем.

— Где же ваш сообщник? — спросил Вольнов.

— Ему грозит вышка, и он со мной не пошел. Я не могу его осуждать за это.

— Никуда он не денется.

— В этом городе деньги решают любые проблемы, а у него очень много денег.

— Да… — покачал головой Вербицкий, — репутацию вам здорово подмочили. Рекомендую исправить положение. Репортерам можно фотографировать. Эти снимки вы поместите в дневном выпуске, они того стоят. Проведем следственный эксперимент в присутствии работника прокуратуры. — Вербицкий повернулся к Брелеву: — Видите сейф, Родион? Вскройте его голыми руками за пять минут. Слова одно — дело другое.

— Да, но почему мой сейф? — возмутился Цимбал. Его оттеснили ребята с фотоаппаратами.