Анна Малышева - Мастер охоты на единорога

– Понятно! – кивнула Александра. – Вы услышали мой разговор с заведующей музеем, где мы упоминали вашу фамилию, и поняли, кто я. Вы очень ловки, что не попались ей на глаза! Хотя ей все равно казалось, что она вас утром видела.

Наталья промолчала, зябко обняв себя за локти.

– Как Павел попадает в квартиру Ялинского? – продолжала Александра. – У него есть ключи?

Зворунская кивнула.

– Откуда?

– Он был любовником жены Ялинского, – внезапно отчеканила Наталья, глядя в глаза Александре с такой жгучей ненавистью загнанного зверя, что та оторопела. – Давно! Чуть не с тех самых пор, как они поженились! Она ненавидела его, но не могла избавиться от этой связи. Он умел очаровывать, подавлять, высасывать все силы, волю… У него были запасные ключи от квартиры, он уходил и приходил, когда хотел. И вертел ею, как хотел. Устраивает вас?!

– Боже… – прошептала Александра, чувствуя, как на спине выступает ледяная испарина. – Где эта женщина?! Ведь она два месяца назад продала все коллекции мужа и куда-то якобы уехала… Что вы с ней сделали?!

Наталья не успела ответить – поезд вновь начал тормозить, за окном, вынырнув из начинавшей светлеть ночи, появилась станция. Тут же в вагоне появилась и барменша. Сонно моргая, она выглянула в окно:

– Что там? Ганцевичи? Ой, я испугалась, что заспалась, что Барановичи уже… Ушел этот?

Подойдя к столику, из-за которого встал мужчина, она взяла наполовину полный графинчик и с деланно недовольным видом отнесла его в бар. Затем появилась перед молчавшими женщинами:

– Что-нибудь еще желаете? Повторить? Или закусочку?

Обращалась она в основном к Наталье. Та пожала плечами:

– Еще коньяк… Лимон…

– Есть сыр отличный! – услужливо сообщила барменша.

– Давайте, пусть будет сыр.

Когда та, довольная, удалилась за стойку, Наталья взглянула на свою спутницу со странно спокойным видом.

– Теперь вы знаете все. Вы оставите в покое эти проклятые гобелены или нет? Говорю вам, они не стоят тряпки, на которой были вышиты. Раз так сказал Ялинский!

– А вам что-то очень хочется, чтобы я их оставила в покое! – заметила Александра. – Если им грош цена, то логичнее вам с Павлом не беспокоиться больше о них. Правда, вам придется сказать ему правду. Но вы же говорите, что выстрел был случайностью. Признайтесь ему во всем и идите в полицию. Ничего другого я вам сказать не могу.

– Ничего? – обреченно переспросила та.

– Ровным счетом, – подтвердила художница.

Барменша появилась перед их столиком как раз в тот момент, когда в конце вагона хлопнула дверь. Невольно обернувшись, Александра с ужасом увидела Анелю. Девушка с розовым от сна, растерянным лицом огляделась и радостно пошла к столику.

– Вот вы где! – окликнула она Александру. – Мне и проводник сказал, что вы здесь. Я проснулась, а вас нет, испугалась. И пить хочу…

Александра, молча переводившая взгляд с Анели на Зворунскую, ждала чего угодно. Взрыва эмоций – радостных или гневных, обмена вопросами, упреками… Но только не того, что произошло.

Ни Анеля, ни Зворунская не проявили при виде друг друга ничего, кроме недоумения. Наталья, мельком оглядев девушку, взялась за коньяк. Анеля, едва на нее взглянув, вновь обратилась к Александре:

– Можно мне минералки купить?

– Сейчас, – поднялась Александра. – Я на минуту!

Зворунская, к которой она адресовалась, даже не повернула головы, когда они выходили в тамбур. Там, закрыв дверь, художница так стиснула руку девушке, что та тихонько вскрикнула.

– Тише! – прошептала Александра. – Эта женщина, за столиком… Ты ее видела когда-нибудь?

– Нет! – распахнув глаза, из которых полностью улетучилось сонное выражение, ответила Анеля. – А что…

– Немедленно возвращайся в купе, ложись и не выходи больше. Воды я тебе принесу. Попозже…

Легонько толкнув Анелю в спину, Александра вернулась в вагон. Миновав столик, она подошла к барной стойке, достала из кармана куртки блокнот, ручку и, написав на чистом листке две строчки, молча протянула блокнот барменше. Та, озадаченно нахмурившись, прочитала, быстро взглянула на женщину, сидевшую к ним спиной и потягивавшую коньяк… И молча, с изменившимся лицом, кивнула.

– Ольгу Ялинскую арестовали через час в Барановичах. – Александра, сощурившись, стояла за спиной подруги и оценивала сделанный ею набросок. – Я бы сказала, ты растешь, как пейзажист… Но боюсь, зазнаешься!

– Про свой творческий и духовный рост я все сама знаю! – улыбнулась та, не без удовольствия оглядывая пейзаж, над которым работала. – Как ты от страха с ума не сошла, не понимаю!

– Сейчас и я не понимаю, – призналась Александра, застегивая молнию на куртке до самого горла. – Тем более, выяснилось, что пистолет-то был при ней. Она соврала мне, что выбросила его в реку!

Поднимался ветер, из низин за Пиной вставал туман. Через час должно было стемнеть. Наступали последние дни октября – Александра, как и обещала заведующей музеем, вернулась в Пинск на этюды, пригласив с собой и Татьяну. Они остановились у Мирославы с Анелей, чем очень обрадовали обеих. Мирослава наотрез отказалась брать с подруг плату за комнаты, мотивируя это тем, что и так даром перебрала у Александры много денег. «И потом, вы прокатили в Минск мою Анельку! – добавила женщина. – Сколько она об этом мечтала!»

– Именно из этого пистолета была застрелена Зворунская, – вернувшись к своему этюднику, Александра присела на раскладной табурет. – Экспертиза показала, что в нее стреляли дважды, оба раза в спину. Она пыталась убежать от Ольги и Павла. После убийства Ялинского они прятали ее на даче, в отдельно стоявшем доме, в лесу. Дом принадлежал Павлу. Стерегли ее по очереди, потому что Наталья все время пыталась сбежать. Ну и… Одна попытка ей почти удалась.

Не прикасаясь больше ни к кистям, ни к краскам, Александра следила за медленным течением реки, осенью ставшей почти черной. Лиственные леса за ней уже облетели, а ельники стояли на фоне светлого еще неба угрюмой черной стеной. Где-то кричала птица – протяжно, жалобно, тонким сиротским голосом, словно о чем-то умоляя.

– Мирослава-то была права, когда обмолвилась, что Наталья пропала, как в трясину провалилась! – продолжала Александра, накидывая на голову капюшон. Она начинала замерзать, но подруга, увлеченная работой, холода не чувствовала. – Они сбросили ее в болото, которое было совсем недалеко от дома.

– И с этими чудовищами ты общалась! – Татьяна передернула плечами. – Надеюсь, они получат по полной! Павла этого в Беларуси запросто бы расстреляли! Два убийства!

– Но Ялинского, вероятно случайно, по неосторожности застрелила Наталья, – вздохнула Александра. – Она была вне себя из-за того, что он смешал с грязью ее гобелены, и никаких последствий не просчитывала. Ольга, которая тоже присутствовала при этой сцене, вообще не сразу поняла, что происходит. Когда раздался выстрел, женщины оцепенели. Прибежал Павел (он выходил поговорить по телефону) и запаниковал. Он срочно вывел своих двух любовниц из квартиры и увез за город. Вызывать полицию и объясняться никто из них не собирался. Так они все попали в западню. Павел смертельно боялся разбирательства – весь Петербург знал, что он – любовник Ольги. Не знал только Ялинский. Думаю, его вообще больше интересовали дамы с гобеленов…

Она встала и принялась собирать краски. Татьяна с сожалением оставила кисть и тоже начала собираться. Свет уходил, и пейзаж, который они писали, выглядел уже совсем иначе. За лесом уже горел закат – узкая, лилово-алая полоска, еле видимая из-под пелены тяжелых синеватых туч, ползущих с запада. Птица умолкла, и тишина сделалась от этого особенно глубокой. Слышен был только ровный гул ветра в далеком лесу.

– Зворунская прожила на даче почти месяц. Они расправились с нею в конце апреля. Причем Павел пытается подать это, как убийство из ревности: ее-де застрелила Ольга. Может, так оно и было. Ольга обвиняет его. Дескать, боялся, что девушка выдаст их всех. Куда ей было бежать, кроме как в полицию?

– А потом Павел решил найти гобелены, с твоей помощью… – вздохнула Татьяна, вытирая пальцы, испачканные красками, влажной салфеткой. – И Ольга, которая знала их тайну, молчала.

– Она не придавала этим гобеленам никакого значения! А вот в глазах Павла они приобрели огромную ценность. Наталья хотела их продать, и задорого. Она уверяла его, что гобелены находятся в запасниках, и она с большим трудом вынесла их оттуда ненадолго, чтобы показать ему и сразу вернуть. Наталья давно стала для него лишним звеном в цепи. Он думал, что справится без нее. К тому же она могла заговорить в полиции… Так что склоняюсь к версии, что стрелял все же Павел!

– А я думаю, что стреляла Ольга! – Татьяна принялась собирать в пучок растрепавшиеся белокурые волосы. – Это ведь она, по твоим рассказам, распродала после смерти Натальи все коллекции мужа и отдала деньги любовнику. Зачем? Откупиться хотела! Она помчалась в Пинск, убивать тебя, когда ты сказала Павлу по телефону, что ищешь Наталью, что уже обнаружила доказательства того, что та садилась в питерский поезд. Почему она так испугалась, что принялась по мне стрелять? Да потому, что ее совершенно устраивало то, что Наталью никто не ищет. А ты начала искать! Чего ей бояться, если она не убивала? Все, что ты раскопала, ты бы сообщила питерской полиции, ведь так? Этого она и боялась!