Ольга Тарасевич - Подарок Мэрилин Монро

– Ты с ума сошла, здесь никто не говорит по-русски!

– Береженого бог бережет...

К счастью, долго убеждать Майкла не пришлось.

Выслушав информацию, он встревоженно нахмурился и кивнул:

– Лика полностью права. Я сам ставил ее ноутбук на шкаф, откуда открывается отличный вид на всю гостиную. Нет ничего удивительного, что преступники не заметили компьютер, шкаф высокий, ноутбук слегка прикрыт, чтобы веб-камера захватывала побольше пространства. Ликины родители такими вещами шутить бы не стали... Очень жаль, если Дэни мертв. Я предлагаю поступить так: добравшись до берега, перед поездкой в Сан-Диего, все-таки позвонить в полицию. По крайней мере, мы попытаемся оказать моему другу помощь, может, он ранен...

– Майкл прав, – кивнул Андрей. – Может, тому американскому кренделю еще можно помочь!

«Приезд полиции автоматически станет сигналом для НЦР, – подумала Вронская, прижимаясь к Андрею и обнимая его за талию. – Агенты поймут, что мы все знаем. И будут пытаться нас отыскать. В кино показывают – засечь местонахождение человека по мобильнику для спецслужбы – дело нескольких минут. В кино все так просто выбрасывают сотовые... Не уверена, что сама рискну сделать что-то подобное, остаться без связи...»

Ей все-таки удалось убедить своих друзей оставить мобильные телефоны на яхте, а звонок в полицию сделать из автомата, находящегося подальше от причала.

Дорога в Сан-Диего всех успокоила.

Майкл беззаботно подпевал игравшему в салоне его кроссовера Джону Леннону; Катя пальцами выбивала такт на стекле; напряженная морщинка на лбу сидящего на заднем сиденье Андрея разгладилась.

«Все хорошо, что хорошо заканчивается, – подумала Лика. – Но что будет потом, когда мы доберемся до консульства? Да, нам помогут сейчас. Но нас не будут охранять всю жизнь! Мы с Андреем планировали вернуться в Москву. У меня там полно друзей среди следователей и милиционеров, как-нибудь да выкручусь. Но вот что делать Кате с Майклом? Они планировали жить в Америке, и где гарантии, что их не ликвидируют, просто чуть позже, когда весь этот шум уляжется...»

«Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

Но об этом Лика подумала позже.

А сначала все ее внимание было приковано к огромному внедорожнику «БМВ», явно висевшему на хвосте кроссовера Майкла.

Похоже, Катин муж что-то заподозрил, стал ускоряться, и джип тоже добавил газа.

– Э, да за нами погоня, – протянул Андрей, резко поворачиваясь к заднему стеклу. – Вон тот крендель не отстает.

– Сам вижу! Держитесь крепче! – процедил сквозь зубы Майкл.

Он попытался уйти от погони, рванул к съезду, невольно сбрасывая скорость, чтобы войти в поворот.

Джип все приближается, и...

– Не может быть, – вырвалось у Лики, когда она смогла рассмотреть лицо находящегося за рулем человека.

Впрочем, отчетливо было видно не только лицо.

Одной рукой Стивен Уэйн придерживал руль. А в другой был пистолет...

– Держитесь! – прокричал Майкл. – Сейчас я пущу машину в занос. Потом – всем не шевелиться. Надеюсь на подушки безопасности. Иначе он перестреляет нас в два счета! Не шевелиться, всем понятно?!

...Сержант Маккейн был полным мудаком. Его щеки покрывали фиолетовые ямки, оставшиеся от угревой сыпи, а военный ремень впивался в тугое брюхо так, что из него образовывались два валика жира.

Впрочем, мудаком сержант был не поэтому.

Новобранцы, дрожа от испуга, делились душераздирающими подробностями. Кого-то отправили на уборку туалета, а потом, из-за едва заметного пятнышка, макнули лицом в унитаз. Кто-то сто раз перестилал койку. Смазливенькому парню из Мичигана, похожему на девчонку, не повезло больше всех. Сержант хотел заставить его делать минет, а потом, когда тот отказался, ударил в живот так сильно, что мальчишка два дня ходил полусогнутым.

Он был очень умный, Маккейн.

Издевался всегда без свидетелей.

Если бил – то так, чтобы не оставалось синяков.

Только одно он сделал неправильно – замучил Эдди Томпсона дежурствами по кухне.

Это была его стратегическая ошибка. О, она дорого обошлась сержанту Маккейну!

Эдди помыл посуду один вечер. Когда назначили заниматься тем же самым повторно – тоже помыл. Спорить, доказывать, что два дежурства подряд – это не дело, казалось совершенно бессмысленным. О чем вообще можно разговаривать с такими идиотами, как сержант Маккейн? С ними не разговаривать надо. Надо сделать так, чтобы они никогда не могли причинить вреда, не могли унизить...

После отбоя, когда взвод захрапел, ноги сами собой привели Эдди к койке сержанта.

Конечно, беззвучно опустить подушку на лицо Маккейна не вышло. Тот хрипел, пытался оттолкнуть стальные кулаки, вжимавшие его в постель; перебудил ребят. Многие делали вид, что спят, в душе явно радуясь тому, что с сержантом будет покончено. А те, которые набрались смелости отбросить одеяло, на помощь начальнику не бросились; просто смотрели, как под жирным телом койка ходит ходуном, а потом амплитуда движений становится все меньше и меньше...

– Рядовой Эдвард Томпсон, признаете ли вы свою вину в умышленном убийстве сержанта Маккейна? – спрашивал полицейский из специального отдела, занимающегося расследованием преступлений в армии.

Эдди кивает.

Отпираться глупо.

Приговор не страшит.

Конечно, не очень-то хочется отправляться в тюрьму. Там нет ни виски, ни симпатичных милашек, с которыми так сладко провести время на заднем сиденье «Форда».

Но все-таки оказаться за решеткой – это означает разорвать привычную схему выходца из провинциального городка. У таких ведь, как он, все расписано с пеленок: учеба, армия, работа, свадьба, дети, старость, чинная панихида на местном кладбище.

Каждый шаг предсказуем, любое событие ожидаемо.

Из этого круга всегда хотелось вырваться. Неважно, каким образом. Постоять за себя – чем не повод...

– Может, убийство произошло случайно? Может, вы просто не рассчитали свои силы? Думали избить сержанта, наказать его? Вы подумайте, рядовой Томпсон, возможно, речь идет об убийстве по неосторожности?

Он хороший парень, этот полицейский. Должно быть, родом из Нью-Йорка или Чикаго. Он просто не понимает, какой это ад: знать в лицо всех жителей своего городка. Здороваться с ними, спрашивать «как дела?» и при этом отчаянно ненавидеть... Может, этот полицейский, узнай он о такой печальной ситуации, возразил бы: «А отчего не уехать? Америка ведь огромная». Умный выискался! Как будто бы Эдди Томпсон – полный кретин и сам до такого бы ни за что бы не додумался! Страна-то огромная. Только вот, как ни старайся, нет в ней места, чтобы укрыться от жалости к отцу, Томпсону-старшему. Он ведь мэр, похоже, пожизненный; сколько бы выборов ни проходило – итог один. И что скажут люди, если даже дети такого идеального мэра покидают этот славных тихий городок, от которого на самом деле сводит скулы. С утра до вечера отец выступает с призывами: «Молодежь! Не отрывайтесь от ваших корней! Население нашего города за последние годы сократилось вдвое!» Побег собственного сына, с детства воспитываемого в духе яростного местного патриотизма, папу доконает, это очевидно. А он ведь и так пережил инсульт... «Сын мэра отстоял свою честь» – а вот такой заголовок в местной газете отцу понравится. Он даже будет по-своему счастлив, воспитал не какого-нибудь там покорного ублюдка, настоящего мужчину, который отстоял свою честь и, значит, – не посрамил родной городок...

– Я хотел убить сержанта Маккейна, – говорит Эдди, и, наплевав на приличия, вытирает лоб рукавом рубашки.

В комнате для допросов жара. Вентилятор не включен, окна закрыты. Разгар лета... Должно быть, так делается специально. Чтобы те парни, которые попадают в эту комнату, были посговорчивее.

Облизав пересохшие губы, Эдди повторяет:

– Я хотел убить сержанта Маккейна, и я его убил. Мне было наплевать, что меня поймают. Я никому не позволю над собой издеваться. И мне наплевать, что будет потом. Я знаю об этой жизни все. И ничего из того, что я знаю, мне неинтересно.

В ответ раздается:

– Очень хорошо.

Взгляд полицейского между тем ничего хорошего не предвещает.

Опасения оправдываются. В камере уже ждут трое крепких парней. Они потирают кулаки, готовясь вот-вот пустить их в ход.

Бьют долго, сосредоточенно, несмотря на усталость.

Свет теряет яркость, воздуха становится все меньше. С одной стороны, хочется скорее сдохнуть, чтобы прекратилась эта боль. С другой... в истерзанном теле кипит холодная ярость. Собраться бы с силами, броситься к стеклу, выломать кусок. Потом – по шее хотя бы одному из этих троих. А вот потом можно и подыхать. И папа-мэр будет гордиться...

Эдди собирается с силами и, как ни странно, разбрасывает своих обидчиков по углам камеры, мощным ударом разбивает окно.

Уже потом стало понятно, почему не было на окне никаких решеток, почему вдруг в камере оказались те трое, которые, не говоря ни слова, набросились с кулаками...