Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут

– Надо – значит, живи, Димон, какие проблемы. – И по фигу ему, что больше чем полгода не виделись и даже ни разу по телефону не поговорили. Когда Дима первый день засыпал на раскладушке в его холостяцкой квартире, то поблагодарил Бога за то, что есть такие люди, которым все равно, где ты и кто ты. Они просто дружат и помогают.

«Сальный» признал бывшего глянцевого журналиста и, конечно, не преминул показать свое превосходство:

– О-о-ой, ты к нам? А че так? Я резюме смотрю, думаю, ты, не ты?

На самом деле он сразу понял, чье резюме ему принесли. Он когда-то даже пытался заказать Диме материал, но тот отказался. А теперь нате, пожалуйста. Видать, что-то случилось у этого светского хлыща, раз он пришел устраиваться к ним.

– Вам нужны журналисты или нет?

Диме неважно было, где работать. Главное, чтобы хватало на конуру и на хлеб. Позвонил нескольким, чудом не успевшим еще хапнуть звезд знакомым – таких оказалось на удивление мало, – разослал несколько резюме и пошел в первую газету, которая его пригласила. «Иногда надо просто жить, не раздумывая и не рефлексируя», – приказал он себе.

– Зарплату получать будешь такую же, как все, – важничал «сальный».

– Договорились. Когда приступать к работе?

– Ну, могут быть еще гонорары за дополнительные материалы. – Его удивлял Димин равнодушный подход. Совершенно непонятно, что этот парень здесь делает.

– Хорошо.

Так Дима стал ездить на маршрутке, на метро, на автобусе и обратно. Автоматически кропая статейки про инопланетян, похитивших известную поп-звезду, мать восьмерых детей. Несколько коллег женского пола проявляли к нему повышенное внимание, но он каждый вечер уходил к своей Кошке. Она напоминала ему Киру. Но Дима старался гнать от себя все мысли о ней, потому что понимал полнейшую бесполезность этой рефлексии.

И лишь иногда, по выходным, он пил с Борей пиво в какой-нибудь забегаловке или фуд-корте одного из многочисленных торговых центров. Чаще всего они просто молчали и разглядывали снующих мимо людей.

По количеству счастья, обрушившегося на Киру, этот день можно сравнить только с тем днем, когда отец пригласил ее в гости, или с тем, когда ее спасли из этого жуткого подвала и сестры, а она их называла теперь только так, принесли ей игрушки, или когда она поступила в Академию художеств San-Luca. Войдя в стены старинного здания, она не верила, что все происходит с ней, но это была чистая правда. Она гладила стены и ощущала их на кончиках своих пальцев. Сидела в аудитории, рисовала, говорила на итальянском с однокурсниками и преподавателями (его, конечно, пришлось основательно и усиленно учить, но Кира делала это радостно и легко) и бесконечно благодарила жизнь за то, что с ней происходит. И еще она все время вспоминала день, когда познакомилась с Димой. Тогда она тоже была счастлива, несмотря на то, что он делал что-то ужасное, но она знала, была уверена, что Дима совершенно не такой, и все давно ему простила. В академии Киру атаковала масса поклонников, горячих итальянских парней, и не только итальянских. Она была красива, умна, талантлива, «загадочная русская», да еще и дочка успешного художника. Однако думала она все время только о Диме. Скучала, хотела увидеть его, хотя бы за руку подержать. Но ничего о нем не знала и не слышала. Что с ним сейчас? Этот вопрос мучил ее почти каждый день.

Утром Дементий принес билеты. Она ехала в Москву. Везла маме приглашение и кучу подарков, которые помогала покупать Глория. Кира не спала всю ночь. Ворочалась и представляла себе, как все будет. А что, собственно, представлять? Встретится с Леркой. Они постоянно общались. Кира никогда не забывала, как подруга поддерживала ее все прошлые нелегкие годы. Поедет к маме. Вот это страшновато немного. Они разговаривали по телефону, мать то обижалась, говорила, что Кира зря все это сделала и скоро ее прогонят, то впадала в радостную эйфорию, то спрашивала, много ли Кира будет зарабатывать, став художником в Италии. В общем, сложно было. Как ее там встретят? Согласится ли мама приехать к ним? Но, несмотря на все эти понятные переживания, счастье било в ней бойким весенним фонтаном. На планете стоял март. Теплый и солнечный в Риме и промозглый и пасмурный в Москве. Самолет приземлился в Шереметьево, прорезав мокрую колкую пургу. Встречала ее Лера с мужем и уже изрядно подросшим малышом. Девчонки, как водится, расплакались обнявшись. Дома ждал стол – оливье, селедка под шубой. Кира накинулась на них сразу же. Лера, наоборот, налегала на угощения, привезенные подругой. Кира выпила немного водки, Лера и Андрей опустошали бутылку граппы. Смеялись, вспоминали, обнимались, радовались и, совершенно счастливые, легли почти под утро. На следующий день предстояла поездка к маме.

Утром Кира поехала на вокзал за билетами. Серое здание засасывало внутрь себя потоки народа, одетого по большей части в сумрачное. С чемоданами и без. Засунув руки в карманы и нахохлившись, сидели на пластиковых стульях мужики с баулами, покрикивали их бабы в мохеровых шапках и длинных китайских пуховиках ядреных цветов. Люди ждали своих поездов и электричек. Выходить на перроны в такую погоду желающих было немного. Беспризорные цыганята, чумазые и задиристые, клянчили деньги. Продавщица, перемотанная крест-накрест платком, возила тележку с жирными пирожками, ловко лавируя между гражданами. В огромные окна сыпал колючий снег. За ним сиял огнями новый торговый центр. Кира взяла билеты на дневной послеобеденный. Сдала вещи в камеру хранения. Магазины центра еще не были открыты, первый сеанс кино ожидался через час, но кафе уже работали. Она купила журнал в киоске, взяла кофе. Либо надо вернуться к ребятам, либо провести здесь несколько часов. А что? Сходит в кино, пройдется по магазинам, купит еще что-нибудь маме, может, даже отчиму. Потом пообедает – и домой… Домой? Нет, дом у нее теперь в Риме. Настоящий дом с большой и дружной семьей, о которой она всегда мечтала. Просто к маме.

Первый утренний сеанс ее разочаровал. Пока ходила по магазинам, купила себе и маме теплые длинные вязаные перчатки и шарфы. Свою пару отделила, перчатки засунула в сумку, а шарф, толстый, широкий и длинный, уютно намотала вокруг шеи, глядя сквозь большое окно на промозглую метель. До поезда оставалось два часа. Она подумала и вернулась в магазин, чтобы выбрать что-нибудь теплое для отчима. И села в итальянском ресторанчике. Пасту, которую Кира выбрала, с той, что готовила Глория, сравнивать было просто смешно. Даже с той, какую готовили в римских ресторанах. Она поковыряла в тарелке, съела фокаччу и уже допивала кофе, когда вдруг сердце ее отчаянно забилось и руки похолодели. В окно, отделяющее ресторан от фуд-корта, она увидела Диму. Сначала Кира даже не поверила, что это он. Парень, пьющий пиво из большого пластикового стакана, закусывающий куском курицы, в стоптанных, совершенно каких-то мужланских ботинках, явно дешевом пуховике в разводах и вязаной шапке, обросший, сгорбленный, с ничего не выражающим взглядом. Взял рукой жирную курицу, отодрал зубами от нее большой кусок, вытер рот рукой, запил большим глотком пива – с Димой все это никак не вязалось. Рядом лежали две бумажки. Сегодня утром Кира купила такую в кассе кинотеатра. Это были билеты. Два билета, значит, он кого-то ждет. Может, это вовсе и не Дима, просто похожий человек. Кира решила подойти, ее трясло. Если это Дима, и он ждет девушку, чтобы пойти в кино, зачем подходить? Да если бы он и не ждал никого, что толку, если она подойдет. Ведь Диме она никогда не была нужна, и этот подвал… Пока мысли хаотично метались в ее встревоженном мозгу, к Диме подошел какой-то парень и сел рядом. Заказал пива, взглянул на билеты и положил их себе в карман. Кира не заметила, как улыбнулась. И быстро засобиралась. Не стала ждать счет, сама расплатилась, и с этой секунды, с каждым шагом, приближавшим ее к столику с пластиковыми стаканами, она убеждалась, что это Дима. Пятьдесят метров, сорок пять, тридцать… Сердце выплясывало огненную джигу. Идиотская улыбка расплылась по лицу. «Что я ему скажу, почему не подумала об этом заранее?» – закрутилось в голове нервное, когда вдруг он увидел ее, что-то мимоходом бросил своему другу и, вобрав голову в плечи, очень быстро пошел в сторону эскалатора. Кира, кинув сумки около столика, где сидел Боря, бросилась за ним.

– Дима! Дима! Подожди! – Она неслась по едущей лестнице вниз, наталкиваясь на людей. Его спина мелькнула и исчезла. Дима юркнул за мраморный столб и из-за него аккуратно шмыгнул в проем между магазинами. Он видел, как растерянная Кира стоит посреди площадки и ищет его.

«Какая она красивая. – Кира действительно стала очень красивой. Она расцвела в Риме. Была стройна, модна, уверена в себе, длинные черные волосы болтались сзади хвостом, и толстый шарф невероятно ей шел. На чуть загорелой коже от бега около скул проступил нежный розовый румянец, и темнели огромные глаза цвета горького шоколада, наполненные сейчас совершенным отчаянием. – Нет, я точно не выйду. Зачем я ей нужен? – Сердце тоскливо сжалось и встало в горле комом, так невероятно хотелось выйти к ней, взять за руку и поцеловать. Только не как тогда, на той вилле, где он сделал это специально, чтобы затащить ее в подвал, а по-настоящему. Как он мог перепутать ее с Адой? – Прости, Господи», – только и смог в очередной, тысячный, наверное, раз выдавить из себя он. Тем временем Кира исчезла. Он на всякий случай решил постоять еще.