Виктор Пронин - Слишком большое сходство

– Как это понимать? – спросил Ксенофонтов, подходя к Зайцеву.

– А вот так и понимай. Сейчас они тихонько оттеснят его, зададут несколько вопросов и, если он покажется им интересным, доставят в мой кабинет. И мы продолжим знакомство.

– Хитер, – одобрительно протянул Ксенофонтов. – Когда же ты своих ребят успел предупредить?

А когда Вале звонил, заодно и им брякнул… Чем, думаю, черт не шутит, вдруг этот болтун долговязый прав окажется…

– Мудрен!

– Послушай, но с чего ты взял, что он может здесь оказаться?

– А! – Ксенофонтов махнул рукой. – Вале все это неинтересно слушать, да и тебе надо торопиться. Позвони как-нибудь… А сейчас, если не возражаешь, мы сходим к реке, а, Валя?

– Можно, – кивнула девушка, ей, видимо, хотелось побыстрее уйти из этой гудящей толпы.

А поздно вечером, когда Ксенофонтов уже собирался спать, в дверь неожиданно позвонили. Оказалось, Зайцев. Он вошел, не торопясь повесил плащ на вешалку, разулся и прошел в комнату. Сбросив кота с кресла, он уселся на еще теплое сиденье, скрестив руки на животе.

– Я слушаю, – сказал Зайцев и вопросительно посмотрел на Ксенофонтова.

– Я тоже. Познакомился с толстогубым?

– Только что закончился обыск. Почти все транзисторы целы, в гардеробе лежали стопками. Правда, пару уже успел продать.

– Быстро ты управился, – сказал Ксенофонтов. – Мне так никогда не суметь.

– Я слушаю, – напомнил Зайцев.

А, Валя… Все в порядке. Ты не поверишь, оказывается, она постоянно читает мои материалы в газете. Ты не представляешь, как ей понравился очерк о слесаре Жижирине! Она говорит, что даже слезы навернулись на глаза, когда читала о его детских годах. Представляешь, в таких глазах слезы стоят!

– Издеваешься?

– Ладно, ладно, успокойся. Все понял… Но что бы мне с тебя взять? – Ксенофонтов в задумчивости охватил ладонью подбородок. – Пиджачишко твой мал, да и не нравится он мне, срамиться только… Галстук? Нет, это не галстук, поводок какой-то замусоленный… Пиво? Все уже закрыто, нигде не достанешь… Послушай, а если я попрошу тебя спеть? Спой, старик! Знаешь, какую? Эту… «Лучше нету того свету…», а? «Вся душа моя пылает, вся душа моя горит…» Спой, а? А то, понимаешь, в душе никакого подъема! Ведь надо чем-то заинтересовать человека, поощрить… Начинай, старик, а я подпою. Давай!

Зайцев, вначале слушавший Ксенофонтова с недоумением, потом с возмущением, в конце концов все-таки сдался. Видно, удачная операция по задержанию ночного грабителя привела его в хорошее настроение, и он со смущенной ухмылкой скрипучим голосом пропел один куплет.

– Старик! У тебя настоящий лирический тенор! Таким голосом петь и петь! Ты не за свое дело взялся, нет… Бросай, старик, злодеев ловить, начинай петь. Сначала в самодеятельности прокурорской, потом, глядишь, на смотр попадешь, я о тебе напишу как о молодом даровании, а главное – пошлю на радио заявку, хочу, дескать, послушать арию тореадора в исполнении следователя Зайцева. Вот смеху-то будет!

– Я слушаю! – в который раз повторил Зайцев.

– Прежде всего ты должен знать, что мы с тобой живем в разных городах. Да. И каждый житель нашего города живет в своем городе. Ты вот где живешь, где дни и ночи проводишь: прокуратура, милиция, камера предварительного заключения, носишься в машине с зарешеченными окнами, общаешься с толстогубыми грабителями. У меня свой город – типография, редакция, передовики производства, социалистические обязательства, красный флажок на станке, красивая девушка Валя, которая сегодня очень куда-то торопилась…

– Парень у нее, – обронил Зайцев. – А вчера у него было ночное дежурство, вот она и пошла в кино одна. Жаль мне тебя, Ксенофонтов, жаль.

Ладно-ладно. Ты слушай, если здесь кто и нуждается в жалости, так это ты, старик. Прежде чем начинать следствие, ты должен знать, в каком городе живет твой клиент, наметить точки его душевных интересов. А ты сразу отпечатки, суммы убытков, собака по следу, руки вверх! Чепуха все это, старик. Дурь собачья. Человека понять надо, в душу ему заглянуть, с уважением заглянуть, а не с криком: «Ваши документы!» Вот та же Валя, в каком городе она живет? Не знаешь. Могу сказать. Кино, очередь за сосисками, швейная фабрика… Там машинки рядами до горизонта, и все работают, и все план перевыполняют… И головки девичьи тоже до горизонта. А у них глаза знаешь какие… И эти глаза смотрят на иглы снующие и больше ничего не видят. А иглы даже по ночам перед ними прыгают…

– Да, я знаю, она на фабрике работает.

– А что касается твоего клиента, то все очень просто, настолько просто, настолько… Помнишь, ты сказал, что он в том магазине телевизор включил?

– Ну и что? – насторожился Зайцев.

– А время ограбления?

– После двадцати двух… И что же из этого?

– А помнишь, как на набережной я газету купил?

– Помню. Но ты ее и не читал… Свернул в трубку, и все.

– А как ты думаешь, зачем я ее купил? Ведь редакция все газеты получает, зачем мне покупать?

– Черт тебя знает… Купил и купил. Дело-то!

– Эх, старик… Ничего в жизни не бывает просто так… Даже газету человек покупает с какой-то мыслью. А тебя эта глупая моя покупка никак не насторожила, не озадачила… Равнодушный ты человек, Зайцев, безразличен к людям. Нельзя тебе следователем работать. А может, и ничего, работай… Газету я не читал, но заглянуть в нее заглянул. Прямо у киоска.

– Ну?! Что же дальше?

– Газета-то вчерашняя, Зайцев!

– Ну и что из того, что она вчерашняя?! – закричал Зайцев, уже не сдерживаясь.

– Меня интересовала программа телевидения. Вчерашняя.

– Ну?! Ну?!

– Я хотел узнать – что же показывали после десяти вечера. А показывали, оказывается, футбольный матч… «Днепр» – «Бавария». Вопросы есть?

– Ну, показали матч… А дальше?

– Что же это за грабитель такой, который, забравшись в магазин и нагрузившись транзисторами, не может удержаться от того, чтобы телевизор не включить? Что за человек такой? Или, думаю, дело в передаче? Может, в самом деле показывали необыкновенное? Да, показывали нечто из ряда вон – международный матч сильнейших команд континента. Понял? Кто же решится взглянуть на него одним глазком, рискуя свободой и независимостью? Болельщик. Отчаянный, безрассудный, безумный болельщик. Где в нашем городе водятся такие болельщики? В парке водятся. Ты вот живешь в своем криминальном городе, а в города других людей не наведываешься. А я наведываюсь. И поэтому я сижу в кресле и слушаю, как ты тут козлом заливаешься. Тоже еще. Душа у него, видишь ли, пылает, душа у него горит! – Ксенофонтов взбрыкнул ногами и захохотал в полном восторге от своей выдумки.