Юлия Вознесенская - Благодарю за любовь

— А пистолет?

— А пистолет — потом. И его, если он там, достанет инспектор или господин Берг.

Георгий хлопнул себя по лбу и сел.

— Так вот, значит, что случилось в тот день… — произнес он растерянно.

— Спокойно, Жорж, спокойно. Расскажи нам не торопясь и обстоятельно, что именно произошло в тот день.

— Теперь только я и сам понял, что тогда произошло на самом деле. В общем, дело было так. Я вошел в свою комнату и застал Виктора, когда он рылся в моем столе. У него в руках была пачка писем, и я подумал, что он искал письма от его бывшей жены ко мне. У нас с его бывшей женой действительно были романтические отношения…

— Были? — тихо, но живо переспросила Апраксина.

— Да, были. — твердо ответил Георгий. — Я потому и поехал с вами сюда, тетя Лиза, что понял: мои отношения с Жанной не имеют шансов на продолжение, слишком в них много накопилось всякой мути.

— Так что было дальше с Виктором? — перебила его Апраксина.

— Он сказал, что искал у меня в столе зажигалку, быстро сунул письма на место и задвинул ящик. Но я сразу же увидел его собственную зажигалку на краю стола. Я, естественно, вспыхнул, ну и наговорил ему… разных слов… Конечно, не стоило мне выгонять человека на улицу перед самым Новым годом. Но ведь не бездомный же он был! Хотя, конечно, от матери мне за это здорово попало!

— Пусть этот эпизод вас больше не тревожит, господин Измайлов, — сказал инспектор, грузно поднимаясь с дивана. — Виктор Гурнов все равно ушел бы отсюда в тот день, и сейчас вы поймете, почему. Давайте пройдем в вашу комнату. Но пистолет будет искать в ящике вашего стола господин Берг, а вы стойте в стороне и ни к чему не прикасайтесь.

— Я понял. Вы думаете, что пистолета там уже нет.

— Это нуждается в проверке, — уклончиво пробурчал инспектор Миллер.

Все прошли в комнату Георгия, и Михаэль Берг, предварительно надев тонкие резиновые перчатки, взялся за ручку верхнего ящика письменного стола, вытянул его и поставил на стол. Ящик был доверху набит бумагами. Затем он стал осторожно брать бумаги небольшими пачками и перекладывать их на стол. В углу ящика показался край кожаной кобуры.

— Так вот же он! — воскликнул Георгий и сделал шаг к столу. — А мы все подумали…

— Стой, Жорж! Тебе ни к чему нельзя прикасаться!

Георгий кивнул и остался на месте, глядя, как Михаэль Берг берет кобуру и раскрывает ее. Она была пуста.

— Все-таки он его украл, подлец! — сказал Георгий.

— Но чтобы точно знать, что это сделал именно Виктор Гурнов, мы сейчас же проведем маленькую экспертизу, — сказал Берг, держа в руках пустую кобуру. — Освободите мне половину стола, пожалуйста!

Георгий двумя руками сдвинул все бумаги на самый край стола, часть из них при этом посыпалась на пол, и он задвинул их ногой под стол, чтобы они не мешали Бергу работать. Михаэль Берг уложился в десять минут.

— Да, здесь отпечатки нескольких лиц. Но два типа отпечатков старые, и только пять отпечатков одной руки совсем свежие. Вот они.

— Инспектор, отпечатки Виктора Гурнова у вас собой? — спросила Апраксина.

— Конечно, графиня! — Инспектор сходил в гостиную и вернулся со своим объемистым портфелем; порывшись в нем, он достал плотный конверт, извлек из него другой — пластиковый, прозрачный, с листами отпечатков внутри, и протянул его Бергу.

— Да, отпечатки на кобуре несомненно принадлежат одному лицу — Виктору Гурнову, — сразу же сказал Берг, взглянув на отпечатки и сравнив их с полученными только что.

— Ну, вот и все, — сказал инспектор, убирая конверт обратно в портфель. — И собственно, на этом наш обыск закончен, господин Измайлов. Вам только надо будет явиться в полицию и дать показания по поводу случившегося. Когда вам будет удобно это сделать?

— Да вот попьем чаю с пирожками и можно ехать! Не хочется оставлять это сомнительное удовольствие на потом. Тетя Лиза, вы тоже поедете с нами в полицию?

— А как же! — радостно воскликнула Апраксина. — У меня ведь тоже могут быть к тебе вопросы, дорогой. Как-никак, а дело это веду я!

— Ну, ясное дело! — засмеялся Георгий. — Какое же русское криминальное дело может обойтись без графини Апраксиной!

И все направились в гостиную, откуда уже доносился аромат пирожков Ирины Фаддеевны.

Допрос Георгия Измайлова в полиции занял всего полчаса, после чего он распростился с инспектором и Апраксиной.

— С вами мы увидимся завтра в храме, тетя Лиза, а вы, инспектор, заходите к нам как-нибудь с тетей Лизой на мамины русские пирожки, ладно?

— С удовольствием! — сказал инспектор, пожимая ему руку.

Он проводил Измайлова и вернулся в кабинет. Апраксина сидела в кресле, откинув голову на спинку, глаза ее были закрыты, на лице блуждала легкая самодовольная улыбка.

— Устали, графиня? — участливо спросил Миллер.

— Скорее измучилась. Мы с Ириной учились в детстве в одной гимназии и всю жизнь ходили в один храм.

— Но вы верили, что Георгий Измайлов не убивал Виктора Гурнова?

— Верила. Но криминалистика не религия, здесь одной веры недостаточно.

— Вы правы. Кстати, о вере — у вас ведь завтра Сочельник, а послезавтра Рождество?

— Да. И поэтому мне хотелось бы закончить наше дело еще сегодня.

— Вы забыли о характере рокового выстрела: если это самоубийство, его мог произвести только левша, а его дамы показали, что Гурнов не был левшой — а значит не был и самоубийцей.

— Они ошиблись.

— Все трое?

— Двое. Я допустила непростительное легкомыслие, инспектор: допросив на этот счет Регину Равич и Жанну Гурнову, я настолько была убеждена, что Гурнов правша, что перестала задавать этот вопрос другим свидетелям. Но Георгий Измайлов случайно подсказал мне, что они обе могли ошибаться.

— Как вас прикажете понимать, графиня?

— Объясню попозже. Сейчас мне надо сделать несколько звонков в Израиль. А вы, инспектор, не могли бы тем временем послать кого-нибудь в общежитие для иностранцев в Гизинге и доставить сюда сына Виктора Гурнова, Ивана?

— Я съезжу за ним сам.

— Большое спасибо, инспектор! И если я окажусь права в своих предположениях, то у нас останется только одна неразгаданная тайна — это тот самый злополучный венок, который так напугал бедного Виктора Гурнова.

— Венок? — ошеломленно переспросил инспектор, держа в руках свою куртку. — Ах, ну да, я же не успел вам про это сказать! С этим венком нет никакой тайны графиня. Пока вы были в Израиле, я обзвонил все магазины похоронных принадлежностей поблизости от дома, где жил Гурнов, и очень скоро нашел тот, где был сделан заказ на доставку венка в его дом. Хозяин магазина был мне очень благодарен: он никак не мог понять, куда пропал венок, заказанный болгарином, жившим двумя этажами выше Гурнова.

— Болгарином?!

— Да. Болгарином по фамилии… Где-то у меня записано. Он вернулся к столу и поглядел на записи в настольном календаре. Фамилия заказчика венка… язык сломать можно, не представляю, как это произносится! Вот, сами попробуйте прочесть. — Апраксина заглянула в календарь и увидела крупно написанную кириллицей фамилию — Гърнов.

— Почти невероятно! Что ж, немудрено было нарочному ошибиться.

— И живет этот болгарин в соседнем подъезде: так что посыльный принес венок, увидел похожую фамилию — и поставил к двери Гурнова вместо Гърнова.

— А надпись? Вы догадались списать надпись?

— Да. Вот она, ниже! — инспектор ткнул в календарь. Апраксина наклонилась и прочла: «Благодаря за любовта!» — Даже мне не пришло в голову, что это не русская надпись с ошибками, а вполне грамотная болгарская. Ну да, в полутемном коридоре и в состоянии волнения несчастный Виктор прочел эту фразу по-русски и тоже решил, что изготовитель надписи наделал ошибок. Впрочем, он мог этих ошибок и не заметить — кинул взгляд, и ему показалось, что он прочел правильно. Но каким же образом венок снова и снова оказывался у дверей его квартиры, а потом и вовсе на его кровати?

— А это уже проделки уборщицы-польки, за что-то невзлюбившей русского постояльца. Она увидела венок у дверей Виктора, а потом на лестничной площадке, рассердилась и «принципиально», как она выразилась, возвратила его на место, а потом, вконец озлившись, демонстративно возложила его на кровать Виктора. Кстати, она тоже решила, что надпись сделана по-русски.

— Не мудрено. Вот и вся разгадка таинственного венка… Но осталось еще кое-что!

— Я помню — и я уже в пути! — инспектор вышел за дверь.

Оставшись одна, Апраксина нашла в своей сумке особое портмоне, в котором лежали визитные карточки, и нашла нужную. Она позвонила, и Борух оказался дома.

— Боренька, это я, Елизавета Николаевна. Вот видите, вы понадобились мне намного раньше, чем мы оба могли предположить. Вы не могли бы оказать мне огромную услугу? Разыщите для меня, пожалуйста, телефон русской женской обители в Гефсимании и потом перезвоните мне сюда. Да, по тому же самому делу… Мне нужно задать пару вопросов Людмиле Гурновой, проживающей в монастыре. Скажите матушке Анне, что это связано со следствием. Я буду ждать вашего ответного звонка вот по этому номеру, — и она продиктовала телефон инспектора.