Фридрих Незнанский - Близкий свет

— О чем ты говоришь! — Дорфманис, укоризненно глядя на Сашу, привычно развел руками. Как толстый тюлень — ластами…

Турецкий нажал кнопку дверного звонка два раза, что соответствовало вызову господина Грибоваса. Никто, естественно, не откликнулся. Тогда нажал один раз. За обычной дверью, обтянутой коричневым потертым дерматином, послышались медленные шаги, и глубокий, можно сказать, бархатный, голос спросил по-латышски:

— Вы к кому, простите? Если к господину Грибовасу, то его нет дома. Можете сказать, что ему передать.

Лазарь быстро перевел, и Турецкий сказал, что говорить.

— Это из адвокатуры и полиции, господин… простите, не знаю, как вас?

— Меня зовут Станислав Корнис! — со значением произнес сосед Андриса за дверью.

— О! Сам Корнис? Поверить не могу! — с восхищением отреагировал Лазарь.

— Собственной персоной! — торжественно провозгласил тот, открывая дверь. — Вы меня слышали, господин?..

— Дорфманис, к вашим услугам. Рад видеть прекрасного артиста! Господин Корнис, глазам своим не верю!

Лазарь явно наигрывал, как говорят актеры. Но, видимо, имел причину? А у самого Турецкого появилось странное ощущение, так называемого, дежавю. Он определенно либо слышал уже однажды этот голос, либо хорошо знал о нем. Но от кого?

И вспомнил, конечно: Инга же! Она говорила про «бархатный голос» оператора, принимавшего оба раза заказы на лекарства для похудения. Неужели он? Это была бы просто великая удача!

— Я прошу прощения, — вежливо извинился он, — Лазарь Иосифович, мне необходимо срочно позвонить в связи с… вы понимаете. Одну минутку, — и вышел на лестничную площадку, доставая телефонную трубку. — Ингуша, внимательно прислушайся сейчас, — заговорил он тихо, — к голосу, который сейчас услышишь. Вспомни, не знаком ли он тебе? Так, внимание!..

Александр Борисович вернулся в квартиру и, держа перед собой мобильник со встроенным в его корпус фотоаппаратом, сделал вид, что собирается фотографировать дверь напротив и вешалку с какой-то одеждой.

— Господин Дорфманис, представьте меня, пожалуйста, господину Корнису и переведите ему, что мне необходимо задать несколько важных вопросов.

— Можете обойтись без перевода, — поощрительно улыбнулся бывший артист, — я отлично владею русским. А как же? Весь классический репертуар еще недавно… как вы понимаете… Слушаю вас, господин…

— Турецкий… к вашим услугам, — повторил он адвоката. — Нам необходимо знать, что в этой прихожей принадлежит господину Грибовасу? И есть ли у него еще места, где он держит свою одежду или другие, необходимые ему предметы быта?

— Я, разумеется, покажу, но… понимаете ли, не далее, как вчера…

— Мы в курсе. Но открылись новые обстоятельства, которые могут повлиять на следствие. Итак?

— Это, как вы изволите видеть, его вешалка. И одежда тоже его. Но здесь не вся, часть находится во дворе нашего дома, там небольшая пристройка рядом с гаражом. Там Андрис хранит и все свои рыболовные принадлежности — снасти и прочее. Он нас с Полиной Семеновной частенько балует… свежей рыбкой. Любит рыбалку. Увлеченный человек…

— А что, — и ухом не повел Турецкий, по-прежнему держа трубку перед собой, — как вы лично считаете, способен ли ваш сосед на неблаговидные дела?

— Что вы?! — почти с мистическим ужасом воскликнул Корнис. — Да он такой, что и мухи не обидит!

— Вы уверены? — как бы удивился оценке Турецкий.

— Безусловно! Подписаться готов! Лично! — Вероятно, это был настоящий подвиг для него — подписываться лично.

— Ну хорошо, благодарю вас. Нельзя ли пригласить еще кого-нибудь, кроме вас, в понятые? Мы вынуждены сорвать с двери печать.

— Да, да, конечно! — Корнис «пошлепал» по коридору, вероятно, к соседке, Полине Семеновне.

— Ну? — спросил Александр, поднося трубку к уху.

— Саша! — взволнованно заговорила Инга. — Это же он! Диспетчер! Я не могу ошибиться! Ты сам говорил, наверное, оперный певец. Не так?

— Молодец, именно так. Спасибо. Отдыхайте.

— А ты?..

— Позже, — Турецкий отключил телефон. — Диспетчер, — он кивнул вглубь коридора. — Инга узнала. Поработаем?

— Надо же! — Лазарь только руками развел.

Пришла соседка, недоверчиво поинтересовалась документами Дорфманиса — его солидный вид сделал ненужным представление ей еще и Турецкого. Полоску бумаги с печатями они сорвали и открыли дверь ключами, которые Лазарю перед уходом вручил Лацис. Вошли в комнату и огляделись.

Ничего нового, по сравнению с тем, о чем уже читали в протоколе осмотра, не увидели. Однако Турецкому теперь не давали покоя «рыбацкие наклонности» господина Грибоваса. И они, попросив бывшего оперного артиста Помочь им, вместе спустились во двор и ключом, который, оказывается, так и хранился постоянно у соседа, открыли дверь небольшой пристройки. И первое же, что увидел Турецкий, убедило его в том, что он на правильном пути. Можно было вызывать следователя Лациса. Находка того стоила…

Но почему же сюда не заглядывали те, кто производил уже обыск в квартире?

— Так никто из них и не спрашивал, — ответил Корнис. А сам он знал, что здесь нет ничего иного, кроме вот этой просмоленной одежды, высоких сапог и нескольких удочек с небольшим бреднем. Но ни бреднем, ни удочками, сухими и даже покрытыми в отдельных местах паутиной, как убедился Турецкий, уже давно никто не пользовался. А вот одежда — кожаные штаны, плащ, шляпа, рукавицы, — они все еще остро пахли морем и рыбой.

Говорили, правда, вспомнил Корнис, о каких-то запрещенных средствах, но он мог бы дать руку на отсечение, что ничего подобного у Андриса и близко не было. Очень вежливый и заботливый мужчина, всегда из своих поездок с хорошей рыбой возвращается и ничего ведь себе не оставляет, все отдает им с соседкой.

Можно было закрывать дверь и ожидать следователя…

Поблагодарив бывшего артиста, они сказали, что сейчас снова поднимутся к нему, чтобы продолжить с соседями разговор об Андрисе. Нужны, мол, смягчающие его вину аргументы. А сами присели на лавочке у подъезда, чтобы перекинуться некоторыми мыслями по поводу неожиданных находок. Правда, неожиданными они были, скорее, для Лазаря, а Турецкий чувствовал, что о чем-то подобном он уже думал, прикидывая, каким образом мог курьер, если им был «вежливый» Андрис, доставлять товар из Калининграда в Ригу? Так вот же и способ: «рыбалка». Это могло быть какое-нибудь рыбацкое суденышко или даже сейнерок, из бывших колхозных, и подозревать наверняка знакомый всем пограничникам экипаж в контрабанде было бы смешно. «Вежливые» рыбаки с честными голубыми глазами, всегда при рыбе, не жадные, какие могут быть вопросы? Удобная и вполне проходимая версия…

Но те полицейские, которые производили здесь обыск, не знали, что курьер и диспетчер были соседями. И, естественно, к певцу не сунулись, зачем? А теперь интересно, как он станет оправдываться, когда ему будет предъявлено обвинение в соучастии в преступлении?

Надо бы тщательно теперь проверить и этого господина, но сделать это мог лишь Лацис, как официальное лицо. А пока нельзя спугнуть соучастника, надо его всячески отвлекать от мысли о том, будто следствие и его в чем-то подозревает.

— Пойдем-ка, поболтаем со Станиславом, расспроси его о прошлых театральных триумфах, «бывшие» это очень любят. Вспоминать, рассказывать… Расскажи мне — при нем, конечно, — о его былых триумфах, соври, он все съест. Главное, чтоб не заподозрил.

Вот с этого пункта и надо начинать разговор с Грибовасом, чтобы сразу отсечь у того все надежды на то, что им удастся обмануть следствие. Но при этом обязательно посеять другие надежды. Пусть на менее благополучный, но все же исход…

Марис Эдуардович Лацис был обескуражен сообщением Турецкого, который, оставив Лазаря предаваться «сладким воспоминаниям» со Станиславом Корнисом, вышел, чтобы встретить следователя и ввести его в курс дела. Рассказал он и о своей версии по поводу доставки контрабанды из Калининграда в Ригу морским путем. А также высказал мысль о том, что, поскольку база с фальсификатами так и не обнаружена до сих пор, а задержанные «ничего о ней не знают», можно предположить, что она находится где-нибудь в рыболовном порту. Мало ли там давно списанных суденышек! Лучше сейфа и не придумаешь…

Следователь смотрел на Турецкого, кивал, будто в раздумье, и потом сказал:

— Вы знаете, господин Турецкий, я очень признателен Лазарю Иосифовичу, обеспечившему наше знакомство. И сотрудничество. Очень. И я теперь думаю, что подозреваемый Грибовас, если он действительно пойдет на сотрудничество со следствием, захочет нам указать адрес базы, так?

— Ну разумеется, а я тоже рад, что в меру своих сил сумел немного помочь вам. Но впереди, к сожалению, куда более серьезная проблема: накрыть основных поставщиков всех этих фальсификатов… Да, кстати, господин Лацис, у меня тут мелькнула мысль. Обратите внимание, когда начнете беседу с оперным певцом, вот на какой момент. Судя по его отзывам, и он сам, и соседка Полина Семеновна, похоже, души не чают в Андрисе, который им всегда помогает. Прошу обратить внимание: помогает, одаривая их свежей рыбой. Возможно, что и Грибовас тепло относится к своим соседям: он не молод, одинок, так же как и они. И еще — несмотря на то что они живут в одной коммунальной квартире, а это всегда бывает непросто, они дружат. Они — русские, что ни говорите, и в чужой для них стране. Это преступность, как вы прекрасно знаете, интернациональна. Я к тому говорю, что, если Грибовас услышит, скорее всего, от вас, что в результате его противоправных действий обязательно пострадают его соседи, которые, оказывается, все знали о нем, но не выполнили своего гражданского долга, не донесли на него полиции, для Андриса это обстоятельство может стать где-то даже и решающим в его признательных показаниях. Ну и рыболовный порт… Мне кажется, для того, чтобы прижать его к стенке, этого достаточно. Плюс — обещание какого-то снисхождения в суде.