Наталья Андреева - Седьмое море

И тут в квартире раздался телефонный звонок. Зебриевич посмотрел на часы. Что так поздно? И кто бы это мог быть?

Он решил было не отвечать, но увидел на дисплее «Сажин». С губ сорвался смешок. Сейчас Димка будет милости просить. А прижали тебя, непреклонный ты наш. Мужчина в белом.

— Слушаю, — вкрадчиво сказал он в трубку. Сколько же с него содрать, с Сажинато? Не по миру же пускать человека… Друг какникак.

— Разговор есть, Сема.

— А что так поздно?

— Ты молчи и слушай. Я спрошу — ты ответишь. А я вот что хочу спросить… Ты зачем дал моей жене координаты парня, которого я с твоей подачи нанял? Дэна, кажется? Мне сказала об этом жена, только что. После того как мы решили родить сына. В нашей семье, так же как и в вашей, Сема, у жены нет от мужа секретов. Надеюсь, что скоро эта семья будет и такая же большая. И лезть в нее я никому не позволю. Так зачем ты в новогоднюю ночь свел Дашу с этим жиголо? Да еще с таким подтекстом?

— Так ведь это разве секрет? — промямлил он. — Что ты его нанял? Ведь ничего же не было. Так, проверка чувств.

— Да, но ты рассказал об этом Голицыну. И преподнес это так, будто бы я с Дарьей хотел развестись. Рассказать в суде о ее измене. Это ты придумал или Дан?

— Конечно, Дан!

— А он говорит, что ты. Ну и кто из вас врет?

Зебриевич растерянно молчал.

— В общем, я не буду разбираться и накажу всех, — насмешливо сказал Сажин. — Потому что мне не нравится игра, которую вы затеяли. Это, Сема, не помужски. Интриговать и сплетничать пристало бабам, тем более доводить женщину с неуравновешенной психикой до самоубийства…

— Но…

— Я сказал, молчи! — повысил голос Сажин. — Твой банк я завтра грохну. У тебя там образовалась финансовая дыра. Клиенты, среди которых есть и мои поставщики, не в курсе, что ты, предвидя финансовые проблемы, вот уже полгода пристраиваешь денежки в офшоры. Откуда я об этом знаю? А я хорошо умею считать. Да ты знаешь, мы вместе учились, — напомнил Сажин. — Так что твоя арифметика мне хорошо знакома. Я уж не говорю о характере. Ты так и остался буфетчиком, Сема. Даже если твой буфет теперь вырос до размеров банка, там все равно разбавляют все, что только можно разбавить водой. Я молчал, пока это не касалось лично меня. Но теперь, когда я вычеркнул тебя из списка моих друзей, тебе, Сема, конец. Твой буфет я закрываю. У тебя время до завтра, — жестко сказал Сажин. — И то ради твоих троих детей. Завтра у дверей твоего банка выстроится очередь из вкладчиков, которые захотят закрыть свои счета. Я вбрасываю информацию в Инет и по своим каналам, частным порядком. Сколько после этого протянет твой банк, ты легко подсчитаешь. Ты хорошо это умеешь.

— Дмитрий Александрович, за что?!

— Ты меня об этом спрашиваешь?! — И Сажин швырнул трубку.

Зебриевич хотел было ему перезвонить, но передумал. Это же Сажин! Хорошо, в морду не дал, на стоматолога тратиться не пришлось. Голицын вон схлопотал за Алису, так два импланта пришлось поставить, да с месяц от боли мучился. Зебриевич машинально потрогал челюсть. Помирился, значит, Сажин с Дашкой. И она все ему выложила как на духу. Вот, прости господи, идиотка! Надо понимать: когда у тебя муж хомячок, тут и приврать можно, а когда лев, лучше смолчать. А то такая грызня начнется… Не смолчала. Что теперь будетто, а? Семен Абрамович торопливо растолкал жену.

— Софа! Собирайся! Тебе с детьми надо уезжать!

— Господи, куда?!

— На историческую родину.

— Прямо сейчас?!

— Завтра. Но нам с тобой надо все обсудить…

— Сурово, — покачал головой Алексей. — Но ведь вы это заслужили, а? Семен Абрамович? Да и денег наверняка нахапали, с голоду не умрете. — Он кивнул на портфель. — Понятно теперь, почему вы купили билет на регулярный рейс, а не обратились к своим приятелям, у которых есть частные самолеты. Наверняка мотаются в ТельАвив чуть ли не каждый день. Никто не знает, что вы здесь, в аэропорту…

— Я вас прошу! — взвился Зебриевич. — Умоляю…

— Объявляется посадка на рейс до ТельАвива…

Зебриевич вскочил, прижимая портфель.

— Успели, — с усмешкой сказал Алексей. — Погранконтроль вы прошли, Семен Абрамович, так что формально уже за границей. Хотя в моих силах этот штамп аннулировать. И всетаки кто убил Анжелику Голицыну?

— Я вам ничего не скажу!

— А я вас в самолет не пущу!

— Не имеете права!

— У вас пока в кармане российский паспорт! Имею! Данной мне властью, господин Зебриевич, я запрещаю вам покидать страну, народ которой вы ограбили! — Алексей потянул на себя порт фель.

— Это мое! — вцепился в него Зебриевич. — Я экспроприирую экспроприаторов! У честных людей столько денег нет!

— Отдам, если скажете мне, кто столкнул мадам Голицыну за борт! — не уступал он. — Я сильнее. Не скажете — поезжайте без денег.

— Ни за что!

На них уже обращали внимание. Девушка в униформе вся превратилась вслух.

— Умоляю, потише, — попросил Зебриевич, затравленно озираясь. — Мамой клянусь, я ее не убивал! Это все… Дан. Он хотел подставить Сажина. Мы это не обсуждали, Дан сам все придумал. Я клянусь вам своими детьми!

— Значит, всетаки Голицын, — удовлетворенно кивнул Алексей, отпуская портфель.

— Я не дам никаких показаний! Дан мне должен кучу денег! Он мне в тюрьме не нужен!

— Пассажирам, зарегистрировавшимся на рейс до ТельАвива, просьба срочно пройти на посадку…

— Пустите меня! — взмолился Зебриевич и ринулся к выходу из бизнесзала.

Алексей с неохотой посторонился. «Пусть летит. Все равно его показаний мало. Да он их и не даст. Дан ему еще пригодится. Значит, всетаки Голицын…»

Он нервничал, хотя видимых причин для беспокойства вроде бы не было. Пройдет совсем немного времени, и ему выдадут справку о смерти жены, бумажку, ради которой он, собственно, и обратился в полицию. Да плевать ему на жену! Но ради денег стоит сменить социальный статус, официально стать вдовцом. Осталось потерпеть совсем немного. И появятся деньги. Ресторан Зебриевич не отберет, не царское это дело — хлопотать о продлении аренды и торговаться с поставщиками, хотя Софе очень уж хочется покомандовать на кухне в элитном заведении. Но Сема этого не допустит. Жена должна сидеть дома и заниматься детьми. Зебриевич просто наложит лапу на львиную долю доходов, но с голоду давнему другу умереть не даст, станет деньги тянуть, совать везде свой нос, давать советы. Зато с Семой проще, чем с Сажиным. Сема никогда не унижает, и договориться с ним можно. Даже обмануть. Не стоит по этому поводу так пережи вать.

Алиса! Ну, конечно! Вот почему он так нервничает! Один вчерашний разговор с девчонкой чего стоит! Она ведь нашла страховку! Всего на полдня отлучился, и вот уже Алиса командует в его кабинете, как в своем собственном!

Иногда ему даже казалось, что любовь Алисы — всего лишь игра, они нарочно придумали этот трюк, на пару с отцом. Красиво разыграно! Спать с Алисой нельзя, у нее, видишь ли, принципы. Папа попросил год отсрочки. Уволить ее тоже нельзя, дочка шефа неприкосновенна. Теперь, после исчезновения Анжелики, Дан с Алисой считаются парой и вынуждены везде появляться вместе. Алиса всем говорит, что помолвлена с Даниилом Голицыным, хотя лично он ей такого права не давал. Под предлогом того, что Алиса якобы любит его, она находится при нем неотлучно, ладно бы на работе! Но Алиса требует, чтобы он тратил на нее все свое свободное время! Пытки страшнее невозможно вообразить! Весь привычный образ жизни летит к чертям!

Ладно бы Алиса таскала его по ночным клубам и прочим злачным местам. Казино, ипподром, зажигательные пати, заканчивающиеся купанием всей толпы в бассейне. Это еще можно было бы пережить. Бокалдругой шампанского, ловко подсунутый косячок — и папины угрозы ничего не стоят. Данное ему слово легко забывается, когда в голове туман, а рядом сексуальный мужчина, таких девочек имевший несчетно. Дело техники, всего лишь. Но то, что без проблем получалось с другими, с Алисой Сажиной не работало. Она не ходила по ночным клубам и светским тусовкам. И практически не пила. На его вкрадчивое «хотя бы раз в жизни каждый человек должен это попробовать» пожимала плечами:

— У меня своя голова на плечах. Наркотиками не интересуюсь. Можешь за компанию со всеми спрыгнуть с двадцатого этажа. Хоть раз в жизни всего надо попробовать.

Девчонка была непробиваема, так же как на дорожке, с рапирой в руке. Дан часами вынужден был томиться на зрительской трибуне, все больше приходя в отчаяние. Мало того, что он ненавидел фехтование. Тоже мне спорт! Дан видел, с каким наслаждением Алиса вонзала в соперницу клинок. Пусть рапира была тренировочной, пусть, но эти крики… Точнее, победный клич, который Алиса издавала, проведя очередную блестящую атаку. У Дана мурашки бежали по спине, а сердце стыло. Потом Алиса снимала маску и с улыбкой подходила к нему: