Елена Михалкова - Знак Истинного Пути

– Циник ты, Сережа, – укоризненно сказал Макар. – А я не такой. Пожалуй, отвезу фотографии.

Подходя к особняку уже в сумерках, Макар увидел, что во всех комнатах второго этажа горит свет. Дом красиво светился теплыми желтыми огнями. На пороге стояла Наташа, которой Макар позвонил еще из такси.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила она. – Мы по одной из этих фотографий будем заказывать памятник. Пройдите, пожалуйста, прохладно же на улице.

Макар зашел в гостиную и отметил, что Наталья Ивановна сильно изменилась со времени их первой встречи. Утром он не обратил на это внимания, но сейчас оценил превращение. Лицо ее похудело и как бы приобрело законченность. Словно не хватало одного мазка на портрете, но вот художник положил его – и изображение ожило. Она куталась в пушистую белую шаль, которая очень ей шла, делала необыкновенно изящной. И морщинки в уголках губ, не видные с первого взгляда, не старили лицо, а делали его загадочным. «А ведь она, пожалуй, годам к тридцати пяти станет красавицей, – понял Макар, глядя, как милая женщина грациозно наклоняется, чтобы убрать фотографии в секретер. – Мог бы поклясться, что два месяца назад она была совершенно заурядной дамочкой. В меру симпатичной, но обычной. Интересно, что ее так изменило?»

– Бдыщ! Бдыщ! – раздался звонкий крик, и Макар вздрогнул от неожиданности. – Я тебя застрелил! Все, ты умер! Ложись и умирай! – кричал выскочивший из-за угла Тимофей, подпрыгивая на месте и размахивая игрушечным пистолетом.

– Тима, Тима, что ты! – принялась утихомиривать его Наташа. – Так нельзя на людей выскакивать. Хочешь пострелять – иди к Эдику.

– Нет, – нахмурился Тимоша, – я на него уже выскакивал, больше неинтересно. Я хочу на этого дядю! Почему на бабу Женю ты сама мне велела наскакивать, а на него не разрешаешь? Я его тоже хочу испугать.

– Потому что не разрешаю, – мягко, но непреклонно ответила Наташа. – Все, Тима, поднимайся к себе, скоро будем укладываться спать.

Насупившийся мальчик вышел из комнаты, и Макар услышал, как он топает и стреляет за дверью.

– Хорошо, что он так быстро пришел в себя, – сказал Макар. – Видимо, для мальчишек оружие – лучшее лекарство. Ну что ж, всего хорошего вам и вашему мужу!

Макар Илюшин пошел к дверям гостиной, но в голове у него почему-то зазвучали несколько голосов. «Его мать держалась на редкость хорошо, – говорил размеренно Бабкин. – Первый раз вижу, чтобы женщина, у которой похитили ребенка, так себя вела. Уважаю, знаешь». – «Ты на бабу Женю сама велела мне наскакивать!» – кричал маленький мальчик с пистолетом в руке. «Эта Гольц, которая хозяйка, всю свою жизнь по каким-то знакам построила», – продолжал Бабкин. «Я его тоже хочу испугать!» – требовал звонкий детский голос.

Макар остановился у двери, и тут в голове у него всё прояснилось. Всё, абсолютно всё. Голоса замолчали, и детектив услышал, как за его спиной бьют старинные часы. Подождав, пока пробьет последний удар, Макар повернулся к Наташе. Та серьезно смотрела на него.

– Так, значит, вы… – медленно проговорил Макар. – Именно вы… Как же я не догадался…

– Вы о чем? – так же мягко, как она разговаривала с Тимом, спросила Наташа.

– Да, да, именно вы… – повторил сыщик. – Вот почему у меня было ощущение, что не все закончено в этой истории. Выходит, в бабу Женю можно стрелять, а в меня нет? – Он усмехнулся, но смешок получился невеселым. – Хорошо придумано. Вы знали, как и все в доме, про закидоны мадам Гольц со Знаками и попросили мальчика выводить ее из себя. Конечно, ведь все так просто! Если ребенок десять раз сказал, что он убил ее, то на одиннадцатый раз несчастная Евгения Генриховна, хочешь не хочешь, должна была увидеть в его словах Знак, правда?

– Просто детская игра, – пожала плечами Наташа.

– Нет, – покачал головой Макар, – не просто. И вовсе не детская, а ваша взрослая игра. И вы, Наталья Ивановна, вышли в ней победителем. У вас была хорошая тактика. Вы доводили Евгению Генриховну старательно и планомерно, заметив, что ее раздражает именно ваш сын и что на его слова она обращает внимание. С ее-то склонностью во всем видеть Знаки неудивительно. Ведь устами младенцев глаголет истина! Наверное, Тимофей постоянно произносил что-нибудь нехорошее для нее. И в конце концов она не выдержала. А Бабкин еще удивлялся, что вы так сдержанно себя ведете после похищения Тима: обычно мамаши в истерике бьются, а вы – само спокойствие. Вы знали, кто виноват в похищении, и тоже полагали, что ничего плохого Тиму не будет. Вы и уговорили мужа привлечь Сергея, чтобы он провел расследование. Думаю, уже в тот момент вы предполагали, чем оно закончится. Но для вас было важно, чтобы и ваш Эдик увидел, какой ужасный человек его мать. Интересно, когда вы на самом деле поняли, что ваш Тимофей – сын Элины Гольц?

Наташа не ответила. Она смотрела на Макара задумчивым взглядом, но видела перед собой не его.

Молодая женщина с окровавленным лицом лежала на смятой траве под качающимися соснами. Глаза у женщины были закрыты.

Наташа присела на корточки и всмотрелась в несчастную.

– Господи, да ведь она совсем молоденькая, – потрясенно выдохнула она. – Просто очень уж замученная.

– Милицию надо вызвать… – бубнил Олег. – Наташка, отойди от нее подальше…

– Олег, она умерла, – не оборачиваясь, ответила Наташа, и в ту секунду женщина открыла глаза, оказавшиеся очень яркими, синими. Она смотрела прямо на Наташу. Та не успела ни вскрикнуть, ни отшатнуться, как женщина прошептала:

– Спасите… не отдавайте им…

Она глядела умоляюще, и, подчиняясь этому взгляду, Наташа наклонилась к самым губам умирающей.

– Элина… я Элина Гольц… расскажите маме… – шепот становился все тише, все неразличимей.

– Где твоя семья? – почти закричала ей в лицо Наташа.

– Евгения… ее зовут Евгения… скажите маме…

Неожиданно лицо женщины чуть искривилось и застыло. Теперь оно было похоже на лицо куклы, которую кто-то по недоразумению перепачкал красной и черной краской. Наташа хотела что-то сказать, но поняла, что уже поздно. Широко открытые синие глаза смотрели на заходящее солнце, и выражение у умершей было такое, словно она поняла что-то важное перед смертью.

«Элина Гольц», – повторила про себя Наташа. Перекрестила мертвую женщину и тихо-тихо попросила:

– Господи, прими душу рабы твоей Элины Гольц.

И в ту же секунду закричал ребенок…

– Так когда? – повторил настойчивый голос, и Наташа очнулась.

В дверях стоял Макар Илюшин и неприязненно смотрел на нее.

– Незадолго до похищения, – медленно ответила она. – Я не сразу поняла… точнее, не сразу поверила самой себе. А потом было уже поздно – Евгения Генриховна похитила Тимошу.

– И вы, конечно, решили никому ничего не говорить, – усмехнувшись, сказал Макар.

– Нет… – Наташа собралась с мыслями. – Поймите, Макар, я не была ни в чем уверена. Это было бы слишком удивительное совпадение. Окончательно я поверила только тогда, когда приехали вы и ваш друг.

Макар покачал головой.

– Даже если так, все равно вы виноваты в том, что доводили ее, пока жили в доме.

– Я просто хотела, чтобы она отпустила сына от себя, – негромко и словно самой себе сказала Наташа. – Чтобы она дала нам возможность жить своей жизнью – нам троим, а не только мне и Тиму…

– Чего вы хотели, мы уже не узнаем, – жестко оборвал ее Макар. – Но добились вы одного: Евгения Генриховна решила избавиться от мальчика единственным доступным ей способом.

– Вы хотите сказать, что и в этом тоже виновата я? – спокойно спросила Наташа. – В том, какой способ она выбрала?

– Нет, не хочу. Но вы, Наталья Ивановна, сыграли свою роль во всем, что произошло, причем роль, на мой вкус, довольно неприглядную.

– Мне жаль, что вы так думаете. – Голос Наташи звучал по-прежнему спокойно и доброжелательно. – Вы мне нравитесь, господин Илюшин, и мне не хотелось бы приобретать врага в вашем лице.

– А мне хотелось бы еще меньше, – ответил Макар, уже вполне овладевший собой. – Как показали последние дни, человек, которого вы числили в своих врагах, очень плохо кончил.

– Мне очень жаль, – мягко произнесла Наташа.

Макар постоял немного молча, глядя на пушистую белую шаль на ее плечах.

– Я вам не верю, – сказал он наконец, повернулся и, не прощаясь, вышел.

После его ухода Наташа, подумав, вынула фотографии из секретера и поднялась наверх. Она открыла дверь кабинета Евгении Генриховны своим ключом, зажгла свет и задернула шторы. Зеркало было завешено белой простыней – она сняла ее и, аккуратно свернув, положила на стол, рядом с фотографией Элины Гольц. Господи, как же много времени ушло у нее на то, чтобы найти семью Элины! И кто бы мог подумать, что она окажется за сотни километров, в Питере… А вот встреча с Эдиком удалась неожиданно просто – так просто, что она удивилась. И все последующее тоже удалось легко – наверное, потому, что она сама влюбилась в него. «Нет, не влюбилась, а полюбила, – поправила саму себя Наташа. – Как Тимошу. Сразу, с первого взгляда».