Ирина Градова - Врачебные связи

– Ну, не знаю – уговорить, подкупить, называйте, как хотите! Главное – конечный результат, и все шло к тому, что у нас получится выйти из воды не просто сухими, но и с существенной прибылью!

– Но Усман узнал о планах Рожкова, так? – предположила я. – Кто ему сказал?

– Возможно, Садыков. Леня старался действовать тайно, чтобы тот ни о чем не пронюхал, но, видимо, Усман знал, кого нам подсовывает: старая тюремная дружба и верность сыграли свою роль! Хотя, возможно, я и ошибаюсь, ведь Аслан Садыков наверняка не единственный человек Усмана в нашем стане.

– И что дальше?

– А дальше – кто-то убил моего сына.

– Вы говорите «кто-то»? – уцепилась за эти слова Даша. – Значит, вы знаете, что Кречет – не убийца?

– Некоторое время я считала его таковым, – тихо ответила Митрохина. – Все указывало на это – настойчивость и непримиримость Кречета, митинги, письма в различные инстанции, драка с охранниками…

– О, вы называете это «дракой»? – возмущенно перебила Даша. – Избиение несколькими здоровяками одного безоружного человека?

Елена ничего не ответила. В самом деле, что бы она могла возразить?

– Когда вы поняли, что ошибались насчет Кречета? – задала я вопрос.

– Когда узнала, что Леня и Ожегин подставляют его сестру. Леня проговорился, и я заставила его сказать правду о том, что он пытался подкупить девушку, а теперь намерен использовать факт ее прихода в «Фармаконию», чтобы заставить брата подписать признание.

– Рожков сказал, кто убил Илью?

– Он клялся, что не знает, но подозревал, что в деле поучаствовал Усман.

– Глупость какая-то! – воскликнула я. – Зачем Усману убивать вашего сына, ведь они даже не были знакомы?

– Не знаю… Я совсем запуталась!

– Почему вы решили все рассказать? – спросила Даша. – Вы понимаете, какие последствия будет иметь ваш приход?

– Похищение ребенка стало последней каплей. Я сама – мать… Илюша был хорошим сыном, самым лучшим, и я гордилась им, его способностью вести бизнес, его принципами… При его жизни ничего подобного просто не могло бы произойти!

– Значит, вы слышали, как ваш любовник разговаривает о моей племяннице?

– Да. На самом деле, Леня не сказал ничего такого, но я просто сложила факты – то, что он просил у меня ключи от дома, упоминание о какой-то девочке и о том, что надо содержать ее в нормальных условиях – на всякий случай…

– А кому он давал указания?

– Возможно, подручным Усмана, ведь похищение, шантаж – дела как раз в его духе? – предположила Митрохина. – Леня не мог решиться на такое самостоятельно!

Когда Генрих позвонил и сказал, что стоит внизу, я быстренько разгребла завал в гостиной – в последние дни не выдалось ни минуты для уборки. Меня удивило то, что Генрих явился без предупреждения. Еще больше я удивилась, когда он, едва переступив порог, сказал:

– У тебя же есть «Скайп», да? Сейчас я устрою тебе, как это… телемост!

– Что ты мне устроишь?

Генрих не шутил.

– Парня, с которым я тебя познакомлю, зовут Авнер Ассер, и он знает все о той штуке, которую вы здесь называете «Голудролом», – пояснил он, пока налаживал связь.

– Он фармацевт или врач?

– Ни то ни другое. Авнер – журналист, он пишет о медицине и врачах. На самом деле, он – просто кладезь ценной информации, и я уверен, ваш разговор будет полезен.

На экране возникло широкое лицо в очках, обрамленное иссиня-черными кудрями. Трудно было сказать, сколько лет этому «парню» – ему могло быть от сорока пяти до шестидесяти! Первые слова, которые произнес незнакомец, были на немецком, и Генрих ответил ему на том же языке, после чего перешел на русский.

– Авнер, давай-ка сразу к делу, – сказал он. – Расскажи моей подруге все, что тебе известно о препарате, который мы с тобой обсуждали, ладно?

– О «Канвеноле», я помню, – кивнул мужчина. – Анна, так?

Он говорил с акцентом, но правильность русского языка выдавала в этом человеке с нерусским именем бывшего соотечественника.

– Анна, прежде чем мы, как требует Генрих, «перейдем к делу», хочу заметить, что он не преувеличивал, описывая вас: вы действительно красивая!

Наверное, я покраснела, потому что щекам стало горячо. Несмотря на то, что Генрих не объяснил, какие отношения связывают его с Авнером, я поняла, что они давно знакомы – возможно, даже близкие друзья. Поэтому мне польстил тот факт, что совершенно незнакомый человек знает обо мне.

– А теперь о «Канвеноле»… Как ты говорил, он называется в России?

– «Голудрол», – ответил Генрих.

– Не слишком изобретательно! – хмыкнул Авнер. – В общем, Анна, Генрих переслал мне файлы вашего знакомого, и я могу утверждать, что наш «Канвенол» и ваш «Голудрол» – братья-близнецы.

– Ваш «Канвенол»?

– Ну, честно говоря, не совсем наш. Препарат впервые появился пять лет назад в Германии, только тогда у него еще не было названия. Первая серия испытаний прошла настолько успешно, что в СМИ даже поспешили выпустить несколько репортажей под громкими названиями типа «Лейкоз побежден!»

– Самоуверенно! – вырвалось у меня.

– И не говорите! Но потом восторги поутихли: такое впечатление, что никто ничего и не говорил.

– По причине?..

– Слушайте дальше. Через некоторое время одна из мелких фирм в Израиле заявила о том, что скоро выбросит на рынок препарат, помогающий при остром лейкозе и позволяющий избежать пересадки костного мозга. Я заинтересовался, потому что еще свежа была история с похожим лекарством в Германии. Наша фирма пошла дальше немецкой, и препарат начали потихоньку рекламировать, уже под названием «Канвенол», но, разумеется, только для клиник и врачей частной практики, а не для пациентов. Я лично интересовался результатами клинических испытаний, но по какой-то причине фирма-производитель не спешила раскрывать своих секретов. А потом – снова тишина.

– То есть, гол… «Канвенол», получается, ожиданий не оправдал?

– Первоначальные клинические испытания дали потрясающие результаты, но впоследствии препарат начал проявлять тяжелый побочный эффект – рекордно быстрое развитие хронической почечной недостаточности. И это при том, что против рака он действовал невероятно эффективно! Процентное соотношение пациентов, достигших устойчивой ремиссии без осложнений, к тем, кто пострадал от побочного эффекта, – один к пяти, и это говорило о невозможности запуска «Канвенола» в продажу. Доработать его не представлялось возможным, и он исчез так же быстро и неожиданно, как появился. А теперь вот, выходит, «всплыл» у вас?

– Похоже на то. Вы не пытались узнать, почему от «Канвенола» отказались? Может, ему следовало дать шанс…

– Конечно, выяснял, ведь за такие открытия дают Нобелевскую премию! Но, видно, как ни старались лучшие люди фармацевтической промышленности, номер, как говорится, был дохлый: «Канвенол» просто невозможно было довести до ума. Очень жаль! Занимаясь освещением фармацевтического рынка, я могу с точностью заявить, что до сих пор еще не появлялся препарат, который помогал бы всем группам пациентов, ведь лечение от онкологии обычно требует индивидуального подхода, одним лекарство помогает, другим – нет. А «Канвенол» был универсален.

– Это легально? – спросила я. – В смысле, продавать препарат, доказавший свою опасность, в другую страну?

– Если есть покупатель, найдется и продавец, – пожал плечами Авнер. – Таков принцип рыночной экономики. Никаких запретов на продажи такого рода не существует, ведь продается некое безымянное лекарство, вернее, даже не лекарство, а «сырье», можно сказать, и покупатель волен делать с ним все, что ему заблагорассудится. Естественно, что ответственность за дальнейшую судьбу препарата полностью ложится на плечи приобретателя. Кстати, если вам требуются материалы по «Канвенолу», буду рад вам их переслать, Анна: я как чувствовал, что это «чудо-лекарство» еще всплывет, но не думал, что в Европе – возможно, где-нибудь в банановых республиках…

– Дожили! – воскликнула я, когда мы с Авнером тепло попрощались, поблагодарив его за помощь. – Россия – банановая республика!

– Не расстраивайся так, – улыбнулся Генрих, гладя меня по руке. – И в Германии подобное случается – да в любой стране мира, где правит капитал! Злоупотребления неизбежны, просто нужно их вовремя пресекать. Ты, к примеру, можешь собой гордиться, потому что помогла раскрыть серьезную аферу!

– Да уж, есть чем гордиться! – кисло откликнулась я. – Куча людей оказались в ситуации, когда требуется трансплантация, а никому и дела нет, что их до этого довело!

– Ну, теперь-то будет дело…

– Но это никак не повлияет на состояние их здоровья! Сколько из них умрут, так и не дождавшись пересадки почки?

Мы помолчали. Наконец Генрих сказал:

– Давай-ка поднимайся!

– Чего это? – насторожилась я.

– Увидишь. Можешь особенно не наряжаться. Я отвезу тебя кое-куда – надеюсь, тебе понравится.