Крест - Равиль Рашидович Валиев

его не услышала… только результат — моего мальчика в районной больнице по частям сшивали. Еще повезло, что семинар какой-то был и приехал хирург из области…Да только и этот кудесник не давал гарантии, что Ленька выживет — слишком много было травм. Вот тогда мы с Таисией и пошли в храм к отцу Иову… — дед истово перекрестился, — почти месяц молились не переставая! И чудо свершилось — Лёнька встал на ноги. Только одна нога так и осталась хромой… его поэтому и в армию не взяли…

Матвей зачарованно прошептал, испытывая потрясение от открывающейся перед ним пропасти истории, в которой постепенно сходились концы с концами.

— Вот откуда у отца все эти шрамы…

Дед нахмурил брови, раздраженно спросил:

— Чего ты там бормочешь? Старый я уже — плохо слышу…

— Да не — ничего! — успокоил деда Матвей, — это я так… про себя. А что дальше было?

Дед недоверчиво посмотрел на него, покачал головой и продолжил.

— Дальше… как будто этого мало… не успела моя Таисия — кто-то раньше уже рассказал все отцу Иову…

Матвей отодвинул кружку и положил подбородок на сложенные руки. Он смотрел на деда и слышал…

… отчаянный колокольный звон и вторящий ему набат с пожарной колокольни. Подгорный, в одной развевающейся рубахе, бежал по темной улице. Дорога вела ровно туда, где находилась церковь, и тяжелая тоска черной змеей сжимала его сердце. Он бежал задыхаясь, хватая ртом воздух с явственным запахом гари.

По мере приближения стало светлей и по небу разлилось зарево беды — красное полотнище пожара. Стали слышны крики людей, треск огня и через всю эту какофонию пробивалось слабое пение псалма, настолько неожиданное, что от него по телу разбегались мурашки.

Подгорный выскочил на ярко освещенную пламенем площадь перед небольшим храмом и застыл от увиденного. Стены храма, сложенные из сосновых бревен, до самого купола были охвачены огнем. Пламя с треском металось по стенам, жадно объедая доставшееся ему богатство. Вокруг хлопотали люди, в дыму сильно смахивающие на суетливых муравьев, которые пытались водой из ведер потушить пожар. Пламя снисходительно сочувствовало их усилиям, но отступать под столь хилым натиском не собиралось.

Из бокового проулка, тревожно звеня колокольчиками, выскочила телега, запряженная двойкой коней с большой бочкой и пожарным насосом. Управляющий ею мужчина в блестящей пожарной каске ловко спрыгнул на землю, успокоил разгоряченных коней и громко закричал окружающим, организовывая и внося хоть какой-то порядок в этот суетливый бедлам. Несколько человек, повинуясь властному движению рук брандмайора, начали разматывать пожарный рукав. Двое других заняли места на ручках насоса и, дождавшись зычного окрика пожарного, начали энергично качать его рычаги. Струя воды вцепилась в разгулявшееся пламя, пытаясь отвоевать хоть какой-то приемлемый плацдарм.

Всю эту нереальную картину — площадь в дыму, мечущиеся люди и красные языки огня Подгорный охватил одним взглядом. Ему было нехорошо — сердце молотилкой билось о ребра, он пытался совладать со взбесившимися легкими. Схватив за рукав пробегающего мимо него человека с пустыми ведрами, сквозь треск и гул пожара закричал ему в ухо.

— Микола! Что здесь творится??!

Человек развернул к нему чумазое, в потеках пота лицо и проорал в ответ:

— Отец Иов и несколько людей — в храме! И мы никак не можем попасть внутрь!

У Подгорного на секунду остановилось сердце. Он приблизил страшное лицо к лицу Миколы и, уже догадываясь об ответе, дико крикнул, срываясь на фальцет:

— Кто внутри?

Увидев вильнувшие глаза смущенного Миколы, швырнул его в сторону и страшно закричал:

— Таисия!

Он сорвался с места и побежал к пылающим стенам. Подбежав к воротам храма, схватился голыми руками за горящее бревно и попытался его сдвинуть. Но оно оказалось зажато другими бревнами, плотно прижавшими двери. К нему бросились другие люди, но разгоревшееся пламя не давало взяться как следует, и они, отряхивая загоревшуюся одежду, отступили. Но не Подгорный. Охваченный исступлением, оставляя клочки кожи на бревне, надсаживаясь, он пытался сдвинуть эту смертельную ловушку.

Изнутри, аккомпанируя творящемуся безумию, доносились церковные песнопения. Раздался сильный треск, и вся горящая конструкция, в вихре взлетающих искр сильно накренилась. Несколько рук схватили сопротивляющегося Подгорного и оттащили его в сторону. Бросили на пыльную землю, сбили пламя с рубахи. Подгорный, не замечая этого, смотрел полоумными глазами на пламя и что-то тихо шептал растрескавшимися до сукровицы губами.

К нему чертиком подскочил покрытый копотью Леонид и схватил за остатки рубахи на груди.

— Что ты наделал? Отец! Что ты наделал? — заорал он и затряс безвольное тело.

Подгорный перевел на него невидящий взгляд, затем сфокусировался и прошептал:

— С-сынок… Как же так?

Леонид сплюнул ему под ноги и с внезапной ненавистью толкнул в грудь. Перешагнул через упавшего Подгорного и снова убежал в дым. Неожиданно Подгорный, сквозь треск огня и шум бегающих и кричащих людей, услышал невозможное — наполненную болью громкую молитву отца Иова.

— Верую во единого Бога Отца́, Вседержителя, творца́ небу и земли́, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа́, Сына Божия, Единородного, иже от Отца́ рождённого прежде всех век, Света от Света, Бога истинного. Нас ради человек и нашего ради спасения, сошедшего с небес…

Наступила мгновенная тишина, в которой замерло все — и время, и люди, и даже пламя пожара.

А затем все горящее здание разом рухнуло внутрь, швырнув в людей клубы дыма и ворох искр. Пламя победно охватило остатки бревен, в огне треснул и сморщился, словно тающий шоколад, металлический купол храма.

Подгорный лежал на спине и широко открытыми глазами, не моргая, смотрел в темное небо. Опадающие черные хлопья покрывали его лицо траурным саваном. Он тихо прошептал одними губами:

— Таисия…

Потрясенный Матвей медленно возвращался в реальность. Он глядел на залитую солнцем комнату, все еще ощущая на губах дымный привкус пожара. Бледный, словно мел, дед сидел, положив обе руки на стол, его клюка лежала на полу, а по щекам катились слезы, пробивая русло сквозь прихотливые дорожки морщин. Матвей сглотнул тягучую слюну и вздрогнул, услышав тихое всхлипывание. Он посмотрел вбок и увидел Анастасию, сидящую на скамейке около двери. Она вытирала мокрые глаза уголком платка. Матвей, долго не узнавая, смотрел на нее, пока окончательно не пришел в себя. Анастасия, непрерывно всхлипывая, едва слышно пояснила:

— Я уже давно пришла… не хотела только мешать… — и громко хлюпнула носом, сама испугавшись этого