Патриция Вентворт - Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)

Рука Мэнни напряглась. Элли отступила.

– Мэнни, ничего не поделаешь.

Миссис Мэнипл промолчала. Если она была не в состоянии сделать что-то другое для мисс Элли, то это могла. Ярко-розовый яблочный румянец ее больших, крепких щек потемнел, стал лиловым, как слива.

Она резко повернула голову через плечо и требовательно позвала:

– Полли! Иди сюда!

Потом взяла вазу из рук Элли.

– Ступай наверх, дорогая. Полли все сделает, и я присмотрю, чтобы сделала, как надо. Цветы я поставлю сама, и если не в том порядке, можешь переставить их, когда спустишься. И подрумянь щеки, а то мисс Джулия меня убьет.

Идя по коридору, Элли услышала ее довольный смех.

Она поднялась по черной лестнице, так было быстрее. И улыбнулась: Мэнни просто ангел. Однажды она сказала это Энтони, и он нарисовал на витраже шарж на Мэнни в ночной рубашке, облегающей ее формы, и с громадными крыльями, никак не способными поднять ее в воздух.

Элли собиралась войти в свою комнату, и тут ее окликнула Минни. Она занимала комнату, где раньше жила мисс Смизерс, а Элли ту, где, сколько помнила, жила вместе с Джулией. Элли открыла дверь и вошла. Минни Мерсер стояла у туалетного столика с зеркалом, прикалывая брошь, подаренную родителями на двадцать первый день рождения почти тридцать лет назад. Она представляла собой монограмму из двух переплетенных «М», усеянных мелким жемчугом, и жемчужины казались уже не такими белыми, как раньше. Эта брошь была у нее самой лучшей, и она надела свое лучшее платье ради Джулии и Энтони. Оно было не таким старым, как брошь, и хранилось очень тщательно, но застало начало войны и ее конец. «Стильным», по выражению Минни, оно никогда не было, и его ярко-синий цвет не шел к ее маленькому худому лицу, а облегающий покрой – к маленькому худому телу. Но оно было у нее лучшим, и она наивно им гордилась.

Когда Минни повернулась, в сознании Элли возникла мучительная мысль: «Вот как я буду выглядеть. Вот какой я уже становлюсь. О, Ронни!»

Тридцать лет назад Минни Мерсер была «хорошенькой Минни Мерсер» или «хорошенькой дочерью доктора Мерсера». Теперь ее черты заострились, а лицо покрылось морщинами. Густые светлые волосы выглядели бы красивыми, будь должным образом уложены. Они еще даже не поседели, просто казались вялыми, безжизненными. Но ни годы, ни что другое не могло отнять обаятельной улыбки Минни и доброты в ее глазах. Некогда они были ярко-голубыми, – со временем этот цвет потускнел. Однако доброта ее никогда не потускнеет.

Минни мягко сказала:

– Элли, дорогая, ты устало выглядишь. Сядь и расскажи мне о Ронни. Как он?

Элли опустилась в мягкое кресло.

– Изменений никаких. Лучше ему там не станет – так говорит старшая медсестра. Завтра я поговорю с Джимми.

– Он очень добрый, – произнесла Минни, отводя взгляд. – Думаю, не лучше ли – надеюсь, ты не обидишься на меня за эти слова, дорогая – не лучше ли поговорить сперва с миссис Леттер?

Лоис была «миссис Леттер» для Минни Мерсер, а Лоис звала ее просто «Минни» – красноречивая мелочь, указывающая на разницу между ними: между женой Джимми и жалкой нахлебницей Джимми. Это было одной из причин ненависти Джулии к Лоис. И закрепляло Минни в приниженном положении.

Элли наморщила лоб. Похоже, у нее это уже входит в привычку. Ей было только двадцать четыре года, но на светлой коже уже образовалась легкая морщинка. Она проговорила:

– Что толку?

– Думаю, так может быть лучше.

Наступило короткое молчание. Минни снова повернулась к туалетному столику и принялась раскладывать по местам вещи – гребенку, щетку для волос, зеркало – подарки миссис Уэйн.

За ее спиной послышался усталый голос Элли:

– Она непременно откажет. Но если сперва поговорю с Джимми, то может… может…

Она не договорила. Никто из знавших Джимми Леттера не мог утверждать, что он способен выстоять против Лоис. Он всерьез скажет «да» – ему всегда было легче говорить «да», чем «нет». Но эта черта его характера была на руку и нашим, и вашим – он не мог сказать «нет» и Лоис, которая наверняка сыщет десяток веских причин не предоставлять Ронни Стриту места в доме.

Минни повернулась к Элли.

– Дорогая, не беспокойся сейчас об этом. Знаешь, я подумала, не окажешь ли ты мне небольшую любезность…

– Само собой, окажу. Какую?

– Ну, в общем – это было так нелепо, – но сегодня со мной случился легкий обморок, когда мы занимались благотворительной работой в доме священника… Ничего страшного, сущий пустяк, но миссис Летбридж – ты знаешь, какая она добрая – так вот, она сказала, что позвонит по этому поводу миссис Леттер, а это, дорогая моя, никуда не годится. Я упрашивала ее, как только могла, но ты знаешь, какая она – очень добрая, но не очень тактичная, и мне страшно. Я подумала: может, ты позвонишь ей и попросишь этого не делать? Она собиралась навестить мисс Грин, но уже, наверно, вернулась. Можешь сказать ей, что я уже совершенно здорова.

– Да, немедленно позвоню. Она не должна сообщать Лоис – поднимется страшный шум.

Эта перспектива ужаснула Элли. Она сбежала по лестнице, но, подойдя к приоткрытой двери кабинета, с упавшим сердцем обнаружила, что опоздала. Высокий благозвучный голос Лоис был четко слышан:

– Сразу упала в обморок? Моя дорогая миссис Летбридж, какая это неприятность для вас! Я вам очень сочувствую… Да, я знаю – она слишком много работает, а потом с ней случаются нервные припадки. Разумеется, тут беспокоиться не о чем – но большое спасибо, что сообщили мне… Я сделаю все, что смогу – она ведь очень упрямая. – Лоис издала легкий смешок, чтобы смягчить сказанное. – Боюсь, вам придется освободить ее от рабочих собраний. Я буду в этом непреклонна. Добрых людей, как вы говорите, мало – мы должны о ней позаботиться. Спасибо, что сообщили мне.

Элли услышала щелчок телефонной трубки. Слегка вздрогнула, повернулась и побежала вверх по лестнице. Вошла в комнату Минни, тяжело дыша.

– Элли, дорогая!

– Мин, я опоздала. Лоис была там… разговаривала…

– С миссис Летбридж?

Элли кивнула.

Минни вздохнула:

– Что ж, ничего не поделаешь. Дорогая, тебе не следует бегать – ты совсем запыхалась.

– Ничего, это пустяк. Мин, слышала бы ты ее. «Добрых людей мало – мы должны о ней позаботиться». Джулия называет этот ее голос медово-змеиным. И знаешь, Мин, она сказала миссис Летбридж, что она больше не должна ждать тебя на рабочие собрания. Но ты воспротивишься, правда? Это у тебя единственное удовольствие.

Минни замерла. И через несколько секунд ответила:

– Дорогая, противиться у меня получается плохо. К тому же это расстраивает домашних, а я не хочу этого делать.

О Джимми она не упомянула, но он был на уме у обеих. Это его не следовало расстраивать. Минни сделала бы что угодно, вынесла бы что угодно, только бы не огорчать его. Обе это знали. «Она относится к нему, как я к Ронни», – подумала Элли. И с этой мыслью кое-что изменилось. Дочь доктора Мерсера жила здесь так долго, что все привыкли к ее привязанности и о причине такого отношения к ним даже не задумывались. А вот сегодня у Элли этот вопрос возник.

Минни терпеливо улыбнулась:

– Дорогая, тебе нужно одеться. Я приду, помогу тебе. Не будем этим вечером думать о неприятном, ведь приезжают Энтони с Джулией. Какая радость! Нам следует быть веселыми.

Когда они вошли в комнату Элли, Минни продолжала говорить:

– Ты не представляешь, как я рада, что наконец приезжает Джулия. Со стороны миссис Летбридж было очень любезно пригласить ее к себе, когда она приезжала повидаться с тобой, но то, что она не заночевала здесь, вызвало множество разговоров. И они наверняка расстроили твоего брата и… миссис Леттер. Ты наденешь голубое, так ведь?

Элли ответила:

– Да.

Она повесила хлопчатобумажный халат и надела голубое крепдешиновое платье. Оно стало ей великовато.

– Дорогая, взбей волосы и немного подрумянься. Джулия не должна видеть твою бледность.

Элли втирала в лицо крем наброшенным на плечи полотенцем. Следовало сделать это до того, как надевать платье. Но снимать его она уже не стала. Вот так всегда: сделать что-нибудь как нужно не хватает времени. Втерев остатки крема в кожу, Элли взяла пуховку и сказала:

– Мин, я боюсь, что Джулия устроит ссору с Лоис.

– Дорогая, она этого не сделает!

– Она может, – возразила Элли.

– Нет-нет!

– Возможно, она хочет этого.

Минни негромко ахнула:

– Никто не может хотеть ссоры.

– Джулия может.

– Дорогая моя, зачем?

– Чтобы устроить скандал. Джулия такая – сама знаешь. И она смертельно ненавидит Лоис.

В зеркале Элли видела, что Минни стоит прямо позади нее. Вид у нее был такой, будто она снова на грани обморока. Минни негромко произнесла дрожащим голосом:

– Ненависть – это яд.

Эта вечеринка радовала по-настоящему только Джимми Леттера. Все прочие облегченно вздохнули, когда она закончилась, однако Джимми был очень доволен. Он держался весело и очень оживленно. Семейство не собиралось вместе уже два года, и теперь он радостно оглядывал снова всех за столом – Элли сидела по одну его сторону, Джулия по другую, Энтони рядом с Элли, Минни рядом с Джулией, а его красавица Лоис улыбалась ему, сидя во главе стола. Это была традиционная семейная вечеринка, и к ней прибавилась Лоис. Лоис – его жена – его красивая, замечательная жена! Джимми не представлял, почему она вышла за него – ведь могла бы выбрать себе буквально любого мужа. Но все-таки Лоис стала его женой. И они собрались все вместе: Энтони вернулся из-за границы, и Джулия тоже здесь! Джимми нешуточно огорчался, когда она перестала приезжать и останавливаться в Леттер-Энде. Видимо, она ревновала из-за его женитьбы – и очень напрасно. Но такова уж Джулия – необузданная, своевольная. С детских лет этим отличается. Однако такая сердечная, что ее нельзя не любить. Джимми очень любит ее, а Лоис относится к ее ревности просто по-ангельски. Лоис настоящий ангел, в этом нет ни малейшего сомнения. Она говорила, что нужно только подождать, и Джулия приедет. И вот она приехала, и они обе здесь!