Елена Михалкова - Убийственная библиотека

И вдруг до нее дошло.

– Стоп! – громко сказала Маша, но в набирающем силу шуме на нее никто не обратил внимания. – Ну-ка все стойте!

Теперь ее услышали. Остановилась Полина Лебедева, прижимая к себе короткую светлую дубленку. Перестала вещать девица с крысой. Эдуард Резцов, Коринна Андреевна и дама по имени Вика смотрели на Машу с одинаково настороженным выражением на лицах. Все собравшиеся в комнате смолкли, обернувшись к ней и удивленно ожидая продолжения.

Маша не смотрела на них. Она смотрела на пухлого следователя, стоявшего около дверей соседней комнаты с заинтересованным лицом. «И что же дальше, голубушка?» – казалось, было написано на нем.

– Стол! – громко сказала Маша через весь зал, обращаясь только к нему. – Отчего опрокинулся пузырек с йодом?

– Убитый задел его головой, когда упал, – не задумываясь ответил Корольков.

Маша кивнула головой и вздохнула. Затем перевела взгляд на Антуана Рокотова, придерживавшего под локоть Коринну.

– Зачем же вы?.. – извиняющимся тоном проговорила она. – Зачем же вы так… про стол?

Мастодонт качнул чернявой головой, словно собираясь пробежать через зал и боднуть Машу. Потом выпустил локоть заведующей и поднял руку к глазам.

– Вы-ы?! – ахнула Ниночка, взвиваясь голосом на букве «ы» куда-то под высокий потолок библиотеки. – Не может быть!!! С чего вы взяли? – она направила длинный тонкий палец на Машу.

– Потому что Антуан Валерьянович только что предложил поменять в кабинете стол, – с сожалением сказала Маша. – Я это слышала своими ушами. Но никто не мог знать о том, что йод разлился по столу. Никто, кроме меня и Коринны Андреевны, которая опознавала труп… И убийцы. Ведь никто другой в кабинет не заходил.

– Коринна Андреевна, вы говорили кому-нибудь про йод? – живо спросил Корольков.

Та отрицательно покачала головой, и лицо у нее стало таким же желтым, как янтарные бусы на шее.

– Сволочь, – глухо проговорил Рокотов, проходя по залу и садясь на стул, на котором в начале вечера читал Распутинский. – Грязная развратная скотина. Неужели он думал, что я смогу пропустить эту подробность?!

– Какую подробность, Антуан Валерьянович? – осторожно спросила Маша.

– Р-р-родинку! – прогремел Мастодонт так, что вздрогнула девица с грызуном. – Ее родинку в форме листа клевера! Ах, я чувствовал, чувствовал, что не нужно было знакомить Настеньку с этим похотливым извращенцем! – простонал он. – Она молода, она ветрена, темпераментна, в конце концов! Конечно, она увлеклась! Но этот мер-рзавец! – Голос его прокатился по старому залу библиотеки как громовой шар. – Имел наглость сунуть мне свою бесстыдную книжонку с дарственной надписью! «Покорителю стихотворного Олимпа от покорителя женских сердец!» Разумеется, я его стукнул книжкой, – обыденно добавил он. – Каждый из вас, друзья, поступил бы так же.

Книга оказалась за одной из фотографий. Аккуратно лежала на табуретной ножке между стеной и оборотной стороной снимка. «Я почти угадала, – подумала Маша, глядя, как достают «Под грудью Маты Хари», угол которой был испачкан темным. – Мне хотелось самой спрятаться за этой дикой рамкой, а Рокотов придумал спрятать туда книгу».

– От души он его приложил, – покачал головой Корольков, рассматривая угол «Маты Хари». – Но это, конечно, чистая случайность – так ударить, чтобы убить острым углом книги. Помнишь историю, когда женщину нечаянно убили носом бумажного самолетика? А книга – это вам не самолетик, граждане.

– Висок проломить – много силы не надо, – пожал плечами Георгич. – А ревность, знаешь ли, добавляет этой… экспрессии.

– Смотри-ка, даже недолгое общение с писателями обогатило твой словарный запас, – невинно заметил Корольков. – Надеюсь, стихов писать не начнешь?

– Типун тебе на язык, – испугался Георгич. – Чтоб тебе ночью «Война и мир» приснилась! Меня и так Катька еле терпит, а если я еще стихи писать начну, точно выгонит.

– Значит, все-таки дело было в рукописи, – задумчиво сказала Полина Лебедева, когда они с Машей шли к метро под тихим неторопливым снегом. – Как же Распутинский так неосторожно проговорился про родинку?

– Творческий человек, – снисходительно заметила Маша. – Витал в эмпиреях, до дел земных не опускался.

– А мне кажется, как раз опускался. И специально вставил эту родинку, зная, что в зале будет сидеть муж его любовницы. Только недооценил степень ярости, в которую может впасть Рокотов.

– Может быть, и так, – согласилась Маша и остановилась.

Около витрины супермаркета зеленела елка в кадке – живая, аккуратная, с одной-единственной игрушкой на мохнатой ветке – веселым человечком в длинном разноцветном колпаке. Человечек показывал Маше нос, и улыбка на его физиономии была ехидная.

– Ты на следующее чтение придешь? – спросила Полина.

– А кто там будет? – опасливо поинтересовалась Маша. – Опять какой-нибудь эротоман? Тогда спасибо, не надо. Я хочу писать для детей, а не участвовать в детективах. Не мой жанр.

Лебедева рассмеялась и покачала головой.

– Коринна обещала, что приведет Светлова. Ты знаешь Игоря Светлова?

– Мы приклеим шишке ножки, – сказала Маша, – мы приклеим шишке ушки.

– И покрасим желтой краской шишке спинку и живот! – подхватила Полина.

– Мы привяжем к ней немножко белых перьев из подушки.

– Нарисуем шишке глазки.

– И лошадка…

– Оживет! – хором закончили они, смеясь и шагая в ногу к станции, до которой оставалось совсем недалеко.

Снег падал на них по-прежнему неторопливо и важно. На елке возле дверей супермаркета покачивался разноцветный человечек в длинном колпаке, и теперь было видно, что улыбка на его лице не ехидная, а просто веселая. И что он подмигивает одним глазом.