Лариса Соболева - Море остывших желаний

– Куда? – спросил Держава.

– На квартиру. Вечером идем в бар.

Держава кинул на него полный сочувствия взгляд и завел мотор. Не повезло чуваку – деньги, судя по всему, не вернут, а тут еще дочь откуда-то взялась и снесла крышу Бельму...

Не один Бельмас выкручивал мозги, как мокрую тряпку, придумывая, каким образом отобрать свои же деньги. Японец тоже ворочал извилинами, соображал, как не отдать те же деньги. А тут еще ведьма Ксения принеслась к нему на помеле марки «Ауди» десятилетней давности. Так и хотелось ей сказать: «Не хочешь терять – не рискуй. Тебя не под пистолетом заставили вложить деньги, а теперь пошла вон». Но это мелочи, а вот Бельмо...

Ну, потратил Андрей Тимофеевич его деньги. А чего им лежать мертвым грузом? К тому же деньги ворованные, а не нажитые горбом, то есть непосильным трудом. Вот он, Андрей Тимофеевич, бабки Бельма приумножил именно трудом и кровавым потом, та сумма явилась стартом к большим свершениям. Но она стартанула, и от нее остались одни воспоминания.

– Сколько же это будет сейчас на наши? – промямлил Андрей Тимофеевич, нажимая на компьютерную мышь и переводя триста пятьдесят тысяч зеленых в рублики. Только на первые две получившиеся цифры глянул, дальше-то и смотреть не стал, потому что вызвали они у него приступ удушья и потемнение в глазах. – Двенадцать миллионов!

Общее состояние Андрея Тимофеевича насчитывало миллиард рублей, но отдавать двенадцать миллионов... легче удавиться. И кому отдавать? Ханурику, для которого дом родной – тюрьма? Все равно Бельмо прогуляет их с бабами. Но ведь он не отступится. Ишь как обставился гладиаторскими рожами! Думает, испугал... Отстал Бельмо от жизни, ровно на семь лет отстал.

– Есть одно простое решение проблемы, – проговорил он, нервически набирая номер. – Алло! Здравствуй, Фарид. Это Гринько Андрей Тимофеевич тебя беспокоит... Давненько, давненько... Угадал, дело есть. Однажды я оказал тебе услугу, теперь нуждаюсь в твоей... Спасибо, я знал, что могу рассчитывать на тебя. Если нет планов на вечер, давай встретимся в «Манго»... Жду.

Уложив трубку на аппарат, он посидел некоторое время в раздумье. А что тут думать?

С утра Сандра трудилась на рынке в рыбном ряду, а вечером работала официанткой в пивном баре средней руки.

Бельмас с гладиаторами – сейчас они были без шляп и пиджаков – приземлились у стены. Народу много и душно, хотя работал кондиционер. Вскоре с подносом откуда-то вырулила Сандра. Надо сказать, бегала она от столов к стойке и обратно резво. А ведь в туфельках на каблуках! Но к их столику подошел паренек, похожий на ощипанного куренка, вдобавок прыщавый.

– Я хочу, чтоб нас обслуживала вон та девушка, – сказал ему Бельмас.

– Санька? – уточнил он, так как между столами носились и другие официантки. – Тогда вам надо перейти за ее стол, а они все заняты.

– Мы подождем, если ты не возражаешь, – сказал Бельмас.

– Хочу предупредить, – наклонился паренек к Бельмасу. – Санька это самое не позволяет, по рукам бьет, а то и по лицу.

– Мы крепкие, – на сей раз подал голос Держава.

Едва из-за нужного стола встали четверо мужчин, Бельмас ринулся занимать места. На столе остались неиспользованные приборы – бокалы, тарелки, а между ними гора раковых панцирей. Сандра не торопилась подойти, хотя клиентов заметила. Прошло полчаса, Держава начал терять терпение:

– Бельмо, она нарочно не подходит. Если б не была твоей дочерью, я б ей показал...

– Побеждает терпеливый, – мудро заявил Бельмас.

– Тебе видней, но она... зараза.

Андрей Тимофеевич принял господина Фарида по кличке Шах в лучшем ресторане, а в категории «лучший» обязательно наличие отдельных кабинетов. Японец не поскупился: заставленный яствами стол, казалось, рассчитан как минимум человек на десять. Шах появился со свитой из четырех янычар, которые быстро проверили, нет ли здесь притаившегося киллера. Смешно. Кто будет приглашать в кабак, чтобы грохнуть прямо за столом? Шах создавал вокруг себя поистине царскую обстановку, потому и получил царственную кличку, довольно банальную, но соответствующую восточным вкусам, льстившую этому невысокому сорокапятилетнему усатому человеку с проседью в волосах. Возможно, он сам и дал себе прозвище, не желая получить какую-нибудь унизительную кличку. Андрей Тимофеевич давно заметил, что выходцы с Востока, добившиеся положения, зачастую позиционируют себя как жителей неба. Что ж, Шаху это удается неплохо. Он всегда спокоен, как Будда, неприступен, несуетлив, величествен и немногословен. Помимо воли при виде подобного полубога по телу проносится дрожь и сгибаешься, чтоб стать ниже ростом, ибо не подобает возвышаться над полубогом. Но с другой стороны, человек, который ничего не боится, не станет так тщательно оберегать свою жизнь, значит, чувство страха знакомо и господину Шаху.

Проверив кабинет, янычары вышли вон, а Шах расслабился в кресле, выжидающе уставился на Японца. Андрей Тимофеевич подождал, когда официант нальет в рюмки коньяк, а в бокалы минеральную воду и уйдет, сказал короткий тост:

– За встречу!

После того как опустошили рюмки, Шах подцепил вилкой кусочек семги. Медленно жевал, не спуская черных глаз с Японца. Тот не торопился выложить причину, вынудившую позвать его, – с аппетитом уплетал закуски.

– Дело, Андрей Тимофеевич, – напомнил Шах.

Он обращался к Японцу только по имени-отчеству, тем самым обозначая дистанцию, мол, мы партнеры, о дружбе не может идти речи.

– Ну, давай еще выпьем, а то как-то неловко сразу о делах говорить, – предложил Японец, разливая коньяк.

Шах закусил маслиной. На этот раз и Японец не стал много есть, уложил локти на стол, изобразил озабоченность. Впрочем, он и был озабочен.

– Надо убрать одного человека, – сказал Японец, видя, что Шах не расположен к долгому ужину.

– Кого? – не удивился тот.

Еще бы ему удивляться! Несмотря на прочное положение главного в городе ювелира – ему принадлежали несколько ювелирных магазинов, два ломбарда и тройка мастерских, – Шах не брезговал ни мошенничеством, ни разбойными делами. Однажды Японец помог ему отмазаться, когда выяснилось, что в одном из ювелирных салонов продукция толкалась низкого качества из Турции, выдаваемая за золото высшей пробы.

– Бельмаса по кличке Бельмо, – сказал Андрей Тимофеевич.

– Кто он? – Шах был как всегда краток.

– Каленый (то есть судимый) вор. Который в законе. Букет судимостей имеет. Правда, меня сомнение берет по поводу того, что он «в законе», – усмехнулся Японец. – Какие сейчас законы, где? На зоне? Их на воле-то нет, на зоне тем более. Освободился он месяц назад...

Японец проверил реакцию Шаха, но на его лице никогда ничего не прочтешь.

– И чем тебе помешал вор Бельмо? – спросил Шах.

– Деньги требует. Дал неделю срока.

– Много хочет?

– Много. Так много, что выговорить страшно.

– Почему требует?

Законный вопрос. Вор обычно берет то, что считает возможным забрать, но требует – звучит неправдоподобно. Андрей Тимофеевич не хотел говорить правду, лишь ограничился:

– Потому что ему так захотелось.

– А ты не давай.

– Не знаешь ты его, Фарид. Бельмо безнадежный рецидивист. Более двадцати лет назад он ограбил цеховика, взял мешок драгоценностей. Ну и деньги, конечно. Куда дел – так и не выяснили. Цеховика тогда же замочили, подозрение пало на Бельмо, хотя он уверял, будто его подставили...

– Настоящий вор не мокрушничает, – перебил Шах.

– А он замарался, – перешел на категоричный тон Японец, потому что ему не понравились расспросы Шаха. – Вообще-то его причастность к убийству не доказали, Бельмо изворотливый. Срок получил за другое преступление, его взяли с поличным. Потом выходил из тюрьмы и снова садился, выходил и...

– Все-таки, Андрей Тимофеевич, почему он к тебе пришел с таким странным требованием? Рэкет дело опасное хотя бы потому, что сферы поделены. А он рискнул.

– Когда-то мы были дружны, – с сожалением произнес Японец. – Но это в далеком прошлом. А Бельмо так не считает. Он откинулся с зоны, ему надо на что-то жить. По его мнению, я должен поделиться, а мне, знаешь ли, делиться не хочется. Я помогал ему много раз, завязать он не захотел, – пустился Японец в объяснения. В благородство поиграть тоже не лишнее, Шах должен знать, что Бельмо конченый негодяй, а у Андрея Тимофеевича, почти святого, положение безвыходное. – Ему нравится жить легко, играючи и за чужой счет. Поможешь избавиться от этой шантрапы?

– Люди должны помогать друг другу, – многообещающе сказал Шах, тем не менее не пообещав избавить от проблемы. – Когда ты должен отдать деньги?

– Ровно через неделю. В пятницу вечером.

– Хорошо. Но прежде хочу выяснить о нем все. Прости, дорогой, у меня такое правило.

Да, Шах не бросается сломя голову в водоворот. Осторожность – его кредо, даже если он должник. Однако осторожность Шаха имела более глубокие корни, чем трусость, что прекрасно понял Японец. Понял и затрепетал. Зачем Фариду проверять, кто такой Бельмо, не все ли ему равно? А на тот случай – вдруг пригодится ас воровского искусства. И тогда Японцу сделают «чик-чик», если этого захочет Бельмо. А он захочет. Вот тебе и плата за услугу!