Фридрих Незнанский - Перебежчик

– А кто он, – спросил я, – в картотеке есть?

– С тремя фотографиями разных лет, – ответил Вячеслав Иванович. – Рецидивист первостатейный. Так что особо не расстраивайся. Ночью в виде привидения он к тебе не заявится, поскольку не ты его замочил. Наверное, ему было велено спровоцировать тебя, вызвать на драку. А поскольку ты парень не промах, то с задачей он явно не справился. И хозяева решили воспользоваться именно этим обстоятельством. Ты взял верх, значит, можно инсценировать убийство, чтобы тебя дискредитировать или шантажировать, уж не знаю… Так мне кажется. Ну я поеду, ребята разберутся и мне доложат. Сам понимаешь, как выбился в начальники, пошли дела все больше деликатные, политические да неотложные… Ну, ты смотри, не пропадай. И принеси нам заявление на разрешение носить огнестрельное оружие. Думаю, не помешает. Чудится мне, кто-то под тебя копает, как шагающий экскаватор, так что держи меня в курсе, если что… аблокат!

Он засмеялся, хлопнув меня по плечу, и подчиненные охотно засмеялись вместе с ним, впрочем, вполне дружески. Что поделаешь, в крови у нас это пренебрежение к защитникам – ладно бы сирых и бедных, а то ведь уголовников, разного рода упырей, коим вообще не место на земле. Не из любви к справедливости защита, а за хорошие бабки, наверняка запятнанные кровью невинных. Такие вот обывательские суждения. И чтобы это преодолеть хотя бы в себе, надо самому влезть в шкуру «аблоката». Вот я и влез. И уже сам тому не рад. Только как в этом теперь признаешься?

Вячеслав Иванович еще раз покровительственно хлопнул меня по плечу и направился к поджидавшей его черной «Волге».

Я смотрел ему вслед. Конечно, ему позвонил Александр Борисович. И, конечно, его не пришлось долго упрашивать. Пока есть на свете братство и солидарность профессионалов, пока они вместе держатся, не бросают друг друга в трудную минуту, Фемида может быть спокойна.

Но в то же время в любой команде, какое бы ни было нападение, без хорошей защиты толку не будет. Мы не можем быть единой командой – следователи, сыскари и «аблокаты». Адвокатская организация как бы альтернатива прокуратуре. В рамках закона мы проводим каждый свое расследование. И все же мы не противники. Суд решает, чьи доказательства сильней. А в жизни ни суд и никто иной не вправе нам указать – дружить или не дружить.

Вот такие благородные мысли посетили меня, когда я ехал назад от того места, где лежал мертвый Леха…

Сегодня мне предстояло дежурство в консультации во второй половине дня и еще надо было успеть посмотреть пару сдаваемых квартир, чтобы переселить Катю.

Квартиру я подобрал в тот же день возле Павелецкого, оттуда же позвонил Кате на работу. В трубке долго играла популярная музыка, потом что-то пропищал факс… Я снова набрал номер. Тот же результат.

После окончания своей школы моделей она устроилась в некий офис, куда принимали только с длинными ногами, деловым английским, знанием компьютера и не старше двадцати пяти. Именно Катины двадцать пять мы недавно отметили. Как до этого мои тридцать. Так что она туда вовремя успела и считает до сих пор, что ей здорово повезло.

Правда, я никак не могу понять, чем они там занимаются, кроме печатания объявлений в газетах насчет «дев. привлекат. внеш., незамуж. с дел. англ, ПК, не старше двадцати пяти», на которые клюет немало претенденток. Конечно, мне следовало бы гордиться, что выбрали именно мою Катю. Все-таки их выбор совпал с моим. Но что-то мешает радоваться такому совпадению вкусов.

Вечером я приехал к ней на Башиловскую, решив про себя, что на этот раз расспрошу ее о новом поприще с пристрастием. Она встретила меня в дверях радостно, поцелуями, я уловил запах вина. Оказалось, сегодня офис был закрыт, все ушли на презентацию. Но даже не это главное. Она нашла квартиру – да еще какую! В самом центре и всего за триста баксов. И обо мне она подумала. Квартира возле метро «Октябрьская», это совсем близко от моей консультации и далеко от ее мамы.

Вот только что оттуда позвонили, договорились о завтрашней встрече.

Хоть стой, хоть падай. Я как стоял, так и сел.

– Твой телефон прослушивается, – напомнил я, закинув ногу на ногу, чтобы не выглядеть таким взволнованным, – причем без санкции прокурора. Уже забыла? Именно потому ты отсюда и съезжаешь. В самом скором времени.

Она приоткрыла свой дивный ротик, побледнела, потом покраснела. Пришлось подняться, обнять ее и прижать к своему надежному мужскому плечу.

– Ну-ну, – сказал я, – я тоже нашел для нас квартиру. Еще ближе к моей работе и еще дальше от твоей мамы. Возле Павелецкого. Оттуда сюда не позвонят, поскольку я сказал, что у нас нет телефона.

– Но я ведь уже пообещала, – сказала она, отстранившись от меня. – Я сказала, что квартира подходит! Это интеллигентные люди. Они мне поверили. При мне отказали другим желающим. Ты это можешь понять?

Я внимательно посмотрел на нее. Теперь, пожалуй, будет мучиться и страдать, поскольку подвела хороших людей. И ни за что от этой квартиры не откажется.

– Слушай, – сказал я. – Нам придется соблюдать конспирацию еще какое-то время. Пока я не разберусь с этими… Скажи, ты случайно не звонила отсюда на свою работу или, быть может, с работы звонили тебе?

– Нет, – твердо сказала она, помотав головой. – У нас не принято беспокоить тех, кто находится дома. Также не принято беспокоить звонками из дома тех, кто на работе.

– Хороший принцип, – согласился я. – Здорово придумано. Нам бы в прокуратуру такое правило. Ни за что бы не ушел оттуда… И сколько, если не секрет, тебе платят в таком приличном месте?

– Мало, – вздохнула она, – полторы тысячи долларов. – А увидев мое изумление, поспешила утешить: – Но сегодня мой шеф обещал мне надбавку.

– Пообещал во время презентации?

Она усмехнулась.

– Гордеев! – погрозила пальчиком. – Опять начинаешь? Просто шеф только что подписал новый контракт с Ниной, своей любовницей, повысил ей до двух с половиной тысяч, хотя она английский совсем не знает, а мы только тем и заняты, что учим ее работать на компьютере… Что ты смотришь? Ну прямо как мой папочка. Хотя он еще о моих заработках не знает. Ничего, это скоро у тебя пройдет. Просто в тебе проснулся совковый интерес к чужому карману, хотя для тебя мой карман с некоторых пор совсем не чужой. Плюс у тебя классовая ненависть, помноженная на любовь к моим прелестям… Я права? – спросила она, увлекая меня на софу с множеством вышитых подушечек.

– Просто моему карману вдруг стало неудобно перед твоим, – вздохнул я. – Выходит, тебе придется меня содержать. Хотя бы некоторое время. Но нет худа без добра. Сделаем вот что. Я перееду на ту квартиру, что нашла ты, где телефон наверняка будет прослушиваться, а ты отправишься на Павелецкий. Там триста баксов и там триста. Итого шестьсот. Зарабатываешь ты много, непонятно, правда, за что, так что пусть твои денежки поработают на создание правового государства.

– Ты это серьезно? – спросила она.

– Предложи что-нибудь другое.

– Ну да, я твое слабое звено, – сказала она с обидой. – Ахиллесова пята, можно сказать.

– Вот-вот, – кивнул я. – Но, может быть, закончим нашу пикировку? И займемся укладкой чемоданов?

– Мы будем жить отдельно? – спросила она, по-детски округлив глаза.

Я не ответил. Мне было некогда – собирал свои вещи, стараясь ничего не забыть. Конечно, я вполне мог переехать обратно к родителям в Останкино, но я был уверен, что эти козлы и там меня будут прослушивать. Сейчас я был заинтересован в том, чтобы мой телефон прослушивали, но, разумеется, не домашний. Только так, с помощью Турецкого и новой аппаратуры, я надеялся выйти на их след. Надо разобраться, почему это я стал кому-то нужен или мешать, как только сменил профессию.

Итак, чем я могу помочь подзащитному? На что они рассчитывают? Буду способствовать развалу дела. Например, подскажу Бахметьеву, с кем из свидетелей стоит поработать. Хотя от Петра Савельева, который занимался расследованием, я как-то слышал, что свидетели уже отказываются от собственных показаний. И очень жалеют, что вообще их дали… Боятся, конечно, но пусть их осуждает тот, кто сможет обеспечить их безопасность.

И вообще есть некие тайны следствия, которые им наверняка хотелось бы узнать. Если им помочь, то тем самым, кстати говоря, можно заработать себе репутацию хорошего защитника. Не говоря уже о хороших деньгах. А будут бабки, найдутся и бабы, как сказал когда-то один мой подследственный… Видимо, на это они рассчитывают.

Я с опаской покосился на расстроенную Катю, словно она могла прочитать мои мысли.

– Звонить мне только из автомата, – сказал я сурово. – И вообще с этого дня будешь согласовывать со мной каждое свое телодвижение.

Она промолчала, только кивнула. Это хороший знак. Будет меня слушаться как миленькая. А значит, я буду за нее спокоен.

Когда зазвонил телефон, мы посмотрели друг на друга. Я подумал, что следовало бы купить определитель номера. И даже два.