Джон Карр - Изогнутый стержень (= Согнутая петля)

- Я прошу у вас прощения,- произнес он.

Даже его голос оказался баритоном, по контрасту с резким, скрипучим тенором Фарнли. Говорил он не запинаясь, но несколько неуверенно.

- Я прошу у вас прощения,- произнес он со степенной вежливостью, но не без язвительности,- за то, что так настойчиво хочу вернуться в свой дом. Но вы, надеюсь, оцените мои мотивы. Позвольте мне представить вам своего адвоката, мистера Уэлкина.

Толстый человек с немного выпученными глазами встал с кресла на другой стороне стола. Но люди, собравшиеся в библиотеке, его почти не заметили. Истец же не только с интересом рассматривал вошедших, но с любопытством разглядывал комнату, словно узнавая и впитывая каждую деталь.

- Приступим сразу к делу,- резко бросил Фарнли.- Полагаю, с Барроузом вы встречались. Это мистер Пейдж. Это моя жена.

- Я встречался...- сказал истец, поколебавшись, а затем пристально посмотрев на Молли,- с вашей женой. Простите, но я не знаю, как к ней обращаться. Я не могу называть ее леди Фарнли. И я не могу называть ее Молли, как тогда, когда она носила бантики.

Никто из супругов Фарнли не сделал по этому поводу никаких замечаний. Молли оставалась спокойной, но покраснела, а взгляд ее стал холодным и напряженным.

- А еще,- продолжал истец,- я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы так благосклонно отнеслись к этому неловкому и неприятному делу...

- Вовсе нет,- огрызнулся Фарнли.- Я отнесся к нему чертовски плохо, и вы могли бы это понять. Я не выставил вас из дома только потому, что мой адвокат, кажется, полагает, что мы должны соблюдать приличия. Ладно, говорите. Что вы хотите сказать?

Мистер Уэлкин вышел из-за стола и прочистил горло.

- Мой клиент, сэр Джон Фарнли...- начал он.

- Один момент,- столь же вкрадчиво вмешался Барроуз.

Пейдж, казалось, услышал слабое шипение: оси правосудия заскрипели; судейские рукава засучены; разговор подходил к тому месту, с которого эти джентльмены могли его начать.

- Могу я попросить, ради удобства, называть вашего клиента каким-нибудь другим именем? Он предпочел назваться Патриком Гором.

- Я бы предпочел,- ответил Уэлкин,- чтобы его называли просто "моим клиентом". Вас это удовлетворит?

- Полностью.

- Благодарю. У меня здесь,- продолжил Уэлкин, открывая портфель,предложение моего клиента. Он хочет быть справедливым. Хотя необходимо подчеркнуть, что нынешний владелец не имеет никаких прав на титул и поместье, мой клиент помнит, при каких обстоятельствах произошел обман. Он признает, что нынешний владелец умело управлял поместьем и семейное имя осталось незапятнанным. Поэтому, если нынешний владелец немедленно согласится с предложением моего клиента, у нас не возникнет необходимости обращаться в суд. Вопроса о преследовании не возникнет. Мой клиент охотно предоставит нынешнему владельцу финансовую компенсацию, скажем пожизненную ренту в тысячу фунтов в год. Мой клиент удостоверился, что жена нынешнего владельца, урожденная мисс Молли Бишоп, имеет собственные средства. Поэтому едва ли можно будет говорить о стесненном финансовом положении супругов. Конечно, должен отметить, что жене нынешнего владельца усадьбы следовало бы поставить вопрос о законности брака, совершенного с мошенником.

Глаза Фарнли вновь налились кровью.

- Господи! Из всех наглых, бесстыдных...

Натаниэль Барроуз издал звук слишком вежливый, чтобы его можно было назвать шиканьем, но это остановило Фарнли.

- Позвольте напомнить, мистер Уэлкин,- произнес Барроуз,- что мы сейчас определяем права вашего клиента. Пока этого не сделано, никакие другие вопросы ставить неуместно.

- Как вам угодно. Мой клиент,- сказал Уэлкин, пренебрежительно пожав плечами,- всего лишь хотел избежать неприятностей. Мистер Кеннет Марри появится здесь через несколько минут. После этого, боюсь, все сомнения исчезнут. Если же нынешний владелец станет упорствовать, тогда, боюсь, последствий не избежать...

- Послушайте,- снова вмешался Фарнли,- хватит попусту болтать, давайте займемся делом.

Истец улыбнулся, как будто вспомнив какую-то уместную шутку.

- Видите?- заметил он.- Его псевдоаристократические манеры настолько въелись в него, что он не смог заставить себя произнести слово "трепаться".

- Он ни при каких обстоятельствах не опустится до дешевых оскорблений,парировала Молли, с удовлетворением отметив, что на этот раз истец слегка покраснел.

- Простите. Мне не следовало этого говорить. Но вы должны помнить,сказал истец, снова сменив тон,- что я жил среди грешных людей, а не райских голубков. Так я могу изложить мое дело, как я его вижу?

- Да,- кивнул Фарнли.- Помолчите,- добавил он, обращаясь к обоим адвокатам.- Теперь это наше личное дело.

Словно по какому-то сигналу, все подошли к столу и сели в кресла. Истец устроился спиной к огромному окну. Некоторое время он пребывал в раздумье, рассеянно похлопывая по редеющим темным волосам на макушке. Затем он поднял взгляд, и вокруг его глаз появились насмешливые морщинки.

- Я Джон Фарнли,- начал он с подкупающей простотой и напускной серьезностью.- Пожалуйста, не перебивайте меня юридическими софизмами; я представляю свое дело и имею право называться хоть татарским ханом. Однако я действительно Джон Фарнли, и я расскажу вам, что со мной случилось. В детстве я, наверное, был несносным ребенком, хотя даже сейчас я не уверен, что вел себя неправильно. Мой покойный отец, Дадли Фарнли, задал бы мне взбучку, если бы был сейчас жив. Нет, я не могу сказать, что вел себя неправильно, разве что мне следовало бы научиться почаще уступать. Я ссорился со старшими тогда, когда они указывали мне, что я слишком юн. Я ссорился с домашними учителями, потому что презирал все, что меня не интересовало. Переходим к делу. Вам известно, почему я уехал отсюда. Я отправился с Марри на "Титанике" и с самого начала плавания проводил очень много времени с пассажирами четвертого класса. Не потому, как вы понимаете, что мне очень нравились пассажиры четвертого класса, а просто потому, что я ненавидел собственный номер в первом классе. Это, знаете ли, не защита - это психологический отчет, который, полагаю, вы найдете убедительным. В четвертом классе я встретил мальчика примерно моего возраста, наполовину румына, наполовину англичанина, который один направлялся в Штаты. Он меня заинтересовал. Его отец, которого, как он говорил, он никогда не знал, был английским джентльменом, а мать - румынской девушкой, исполнительницей танцев со змеями, кочевавшей с цирком. В те времена она еще не пила. Но настало время, когда от пьянства в ее голове настоящие змеи перепутались с воображаемыми, и ей пришлось опуститься до места кухарки на неполный рабочий день в столовой цирка. Мальчик стал обузой. Ее старый поклонник состоял в хороших отношениях с одним американским циркачом, и она отослала мальчика к нему. Ему предстояло учиться ездить на велосипеде или ходить по канату, ему предстояла кочевая жизнь - как же я ему завидовал! Повелитель святых и змей, как я ему завидовал! Какой благонамеренный мальчик или мужчина упрекнет меня?

Истец слегка пошевелился в кресле. Казалось, он был погружен в свои сладкие воспоминания; все остальные ждали продолжения. Обходительный мистер Уэлкин, который, похоже, хотел вставить какое-то замечание или предположение, быстро оглядел лица собравшихся и промолчал.

- Самое странное,- продолжал рассказчик, разглядывая ногти,- было то, что этот мальчик завидовал мне. Его имя, нечто непроизносимое, превратилось в Патрика Гора, потому что ему нравилось, как это звучит. Он не любил цирковую жизнь. Он терпеть не мог переезды, шум и беспорядок. Он ненавидел кочевую жизнь, шатры цирков и толкотню в бесплатной столовой. Не знаю, где он этому научился, но он был сдержанным, хладнокровным, воспитанным парнем. В первую нашу встречу мы схватились друг с другом и дрались до тех пор, пока половина пассажиров четвертого класса не кинулась нас разнимать. Боюсь, я был настолько разъярен, что мне хотелось пойти на него со складным ножом. Он лишь кивнул мне и удалился; он до сих пор стоит у меня перед глазами. Я обращаюсь к вам, мой друг!- Он взглянул на Фарнли.

- Это не может быть правдой!- воскликнул вдруг Фарнли, проведя рукой по лбу.- Я в это не верю. Это кошмар. Вы серьезно предлагаете...

- Да,- решительно прервал его истец.- Мы часто мечтали о том, как было бы славно, если бы можно было поменяться ролями. Он стал бы Джоном Фарнли, а я - Патриком Гором. Разумеется, мечтать об этом можно было только в самых дерзких снах. Вы говорили, что это невозможно, хотя, глядя на вас тогда, можно было подумать, что вы с удовольствием убили бы меня, чтобы добиться этого. Я не сказал, что вы действительно замышляли нечто подобное; итак, я дал вам полную информацию о себе. Я обычно говорил вам: "Если встретишь мою тетушку такую-то или мою кузину такую-то, скажи им то-то и то-то" - и выражал это в словах, которые мне неприятно вспоминать, потому что моему тогдашнему поведению нет оправдания. Я считал и продолжаю считать вас ограниченным человеком. Я также показывал вам мой дневник. Я всегда вел дневник по той простой причине, что на всей земле не было человека, с которым я мог бы поговорить. Я и сейчас веду дневник.- Здесь истец почти капризно поднял глаза.- Ты вспоминаешь меня, Патрик? Ты помнишь ночь, когда "Титаник" пошел ко дну?