Шарль Эксбрайя - Ловушка для простака

– Господин Шмиттер, суду известно, какие тягостные минуты вы сейчас переживаете, и мы считаем своим долгом уверить вас в своем глубоком сочувствии. Весь город восхищается поистине апостольским служением, которое вы ведете уже многие годы. И нам так же мучительно видеть, что порой ваши усилия получают столь недостойное вознаграждение. Знайте, однако, что неблагодарность некоторых ни в коей мере не умаляет всеобщего уважения к вам.

Шмиттер молча поклонился, а помощник прокурора почел за благо присоединиться к мнению председательствующего. А Оскар тем временем продолжал:

– Сегодня утром я рассказал господам присяжным, при каких обстоятельствах вы заинтересовались судьбой Людовика Сенталло и как в течение некоторого времени могли лишь радоваться, что в очередной раз спасли достойного человека. Потом мы перешли к обсуждению эпизода, приведшего к столкновению обвиняемого с его коллегой Херлеманном, эпизода, не повлекшего за собой никакой жалобы (о чем мне только что напомнили, вероятно, опасаясь, как бы я не забыл). В результате вы по-прежнему сохранили доверие к Сенталло и оставили его на службе.

Энрико Шмиттер прокашлялся – у него был очень слабый голос. И все стали слушать, затаив дыхание.

– У нас с женой нет детей, господин председательствующий, и не стану скрывать, что мы глубоко привязались к Людовику. Он, по-видимому, платил нам взаимностью. Я радовался, что избавил от нищеты и деградации молодого человека, который сразу же проявил недюжинные умственные способности и такое рвение в работе, что в прошлом году получил место младшего бухгалтера. К несчастью, в ранней юности с Людовиком произошел случай, наложивший тяжелый отпечаток на все его существование, вызвав панический страх перед женщинами. Из-за болезненной робости Сенталло обрек себя на холостую жизнь, хотя, по его собственным признаниям, мечтал о семейном очаге. Парень так страдал, что мы с госпожой Шмиттер решили познакомить его с хорошей девушкой, которая помогла бы ему создать семью. Именно поэтому, господин председательствующий, скандальная шутка Ферди Херлеманна была непростительной жестокостью. Проведя краткое расследование среди своих служащих, я выяснил, что над Людовиком постоянно насмехались из-за его страха перед женщинами. Поэтому я счел своим долгом пойти в комиссариат и снова помочь Сенталло. И тут, с вашего позволения, мне бы хотелось поблагодарить комиссара Феликса Стиллхарда – выказав человечность и понимание, он согласился отпустить Людовика. Я компенсировал Херлеманну ущерб, оплатил его лечение и предоставил месячный отпуск, но потом посоветовал найти другую работу, полагая, что банк Линденманн не нуждается в услугах такого рода людей. Я также счел необходимым во избежание лишних осложнений перевести Сенталло в наш филиал во Фрибурге, где, должен заметить, он тоже проявил себя наилучшим образом. И через два месяца я вернул Людовика на прежнее место.

– Господин Шмиттер, суд благодарит вас за весьма трогательные показания. Мы снова вызовем вас, когда понадобится уточнить факты, непосредственно предшествовавшие преступлению, в котором обвиняется Сенталло. А потому я попрошу вас не покидать зал.

– Я в вашем полном распоряжении, господин председательствующий.

Помощник прокурора Макс Мартин патетически воззвал к Людовику:

– Сенталло, вы слышали показания своего благодетеля, вы угадали его потрясение и скорбь, а потому, во имя всего прекрасного и доброго, что существует на нашей земле, прошу вас признать свою вину и попросить прощения!

Людовик встал, и все присутствующие в зале напряженно замерли.

– До самого последнего часа я не забуду того, что для меня сделал господин Шмиттер, и благодарю его от всего сердца. Но я никак не могу доказать ему свою признательность, взяв на себя преступление, которого не совершал. Господин Шмиттер, клянусь вам, я невиновен!

– Я тебе верю, Людовик.

– Спасибо, господин Шмиттер.

Мэтр Ремпье, в свою очередь, встал.

– Я тоже благодарю вас, господин Шмиттер, ибо вы лучше, нежели кто-либо иной, знаете Сенталло, и раз уж вы не верите в его виновность, то кто может в нее поверить?

В ярости от ошибки, допущенной им из любви к театральным эффектам, Макс Мартин перешел в контрнаступление:

– Спокойнее, дорогой коллега, спокойнее. Не стоит смешивать чувства и факты. Привязанность нередко вводит нас в заблуждение. И мы докажем, что так оно и было на сей раз!

– Посмотрим!

Председательствующий ударил по столу молоточком, требуя тишины.

– Я попрошу защиту, как и обвинение, не ввязываться в личные ссоры. Мы с господами присяжными сами решим, насколько важны те или иные свидетельства и факты. И никому не дозволено влиять на их решение. Сенталло!

Людовик встал.

– Сенталло, расскажите господам присяжным, что с вами якобы произошло незадолго до ограбления, за которое вам предстоит здесь ответить.

– Ну, пришло время сказок! – проворчал Макс Мартин достаточно громко, чтобы его все услышали.

– Господин помощник прокурора!

– Прошу вас принять мои извинения, господин председательствующий.

Под напускным смирением Мартина чувствовалось, как он рад, что соответствующим образом настроил присяжных. Мэтра Ремпье этот маневр не обманул.

– От имени защиты я протестую против подобных замечаний! – с возмущением воскликнул он. – И…

Но Арнольд Оскар сухо оборвал адвоката:

– Это излишне, мэтр. Суд уже призвал господина помощника прокурора к порядку! Разумеется, эта фраза обвинения не будет фигурировать в стенографическом отчете.

– Тем не менее присяжные ее слышали!

– Не в моей власти, мэтр, тут что-либо изменить, а кроме того, не думаю, чтобы это могло стать поводом к кассации. Итак, с вашего позволения, мы продолжим.

В зале послышались приглушенные смешки, и Макс Мартин, завернувшись в свою пурпурную мантию, чуть ли не мурлыкал от удовольствия: он наконец исправил прежнюю оплошность.

– Мы слушаем вас, Сенталло!

– Дней за пятнадцать до ареста мне снова захотелось прогуляться в Веттштейнпарке.

– Почему?

– Не знаю, господин председательствующий. Возможно, потянуло еще раз взглянуть на место, где я ждал Дженни. Я вошел в парк около половины одиннадцатого и сел на скамейку, где, как я думал когда-то, мне назначили свидание… Я размышлял обо всем, что произошло с того давнего вечера, и не заметил, как кто-то сел рядом. Мало-помалу я стал выходить из охватившего меня оцепенения, и первое, на что упал мой взгляд, – туфельки, туфельки моей соседки. Должен признаться, я почти не обратил на них внимания, но механически скользнул глазами по длинным стройным ногам и платью… И лишь название книги, которую женщина держала на коленях, потрясло меня до глубины души… «Черный обелиск»…

– Минутку, Сенталло… Я напоминаю господам присяжным, что именно это произведение известного немецкого писателя Эриха-Марии Ремарка должна была прихватить с собой несуществующая Дженни – героиня сомнительной шутки, которую сыграл с вами Ферди Херлеманн… Я полагаю, это стоит еще раз подчеркнуть. Продолжайте.

– Внимательно поглядев на соседку, я увидел хорошенькую улыбающуюся блондинку. А на голове у нее была белая шляпка…

– Опять-таки, как и у Дженни, придуманной Херлеманном?

– Да, господин председательствующий… Это оказалось выше моих сил, и я невольно проговорил: «Дженни…»

– И что же?

– Она ответила: «Да, Людовик».

В зале началось волнение, и председательствующему пришлось строго призвать всех к порядку.

– Короче, Сенталло, если я правильно понял… – Он повернулся к присяжным: – Точнее, если мы правильно поняли, призрак Дженни неожиданно материализовался?

– Да, господин председательствующий!

Помощник прокурора снова не выдержал:

– Как это правдоподобно!

Мэтр Ремпье не остался в долгу:

– Истина часто выглядит не слишком правдоподобно, господин помощник прокурора, но именно ее нам и необходимо выяснить.

– А я утверждаю, что обвиняемый издевается над правосудием, рассказывая нам всякие небылицы!

Арнольд Оскар в очередной раз навел порядок и приказал Сенталло продолжать.

– Дженни сказала, что напрасно прождала в тот вечер, когда назначила мне свидание. Тем не менее до конца осени она упрямо продолжала приходить в парк, а с началом весны снова стала ждать на скамейке.

Один из присяжных попросил разрешения задать вопрос, и председательствующий сразу предоставил ему слово.

– Боюсь, я не совсем понимаю ситуацию, господин председательствующий. Мне казалось, этой Дженни не существует…

– А по-моему, господин третий присяжный, самое разумное – дослушать объяснения обвиняемого, а когда он закончит, вы снова сможете попросить уточнений.