Дмитрий Вересов - Скитания ворона

— Ребята, огоньку не найдется? Спички забыл.

Они оба одновременно вздрогнули. Но мужик оправился первый.

— Найдется, в обмен на курево. Мы тоже забыли сигареты на пианино.

Женщина без возраста и лица хрипло засмеялась и уже без опаски рассматривала Нила.

— Нет проблем. — Нил протянул пачку «Беломора», заранее заготовленного для проведения операции. — Бери с запасом, у меня еще пачка.

Они закурили втроем. Настал момент продолжить приятное знакомство.

— А ты что здесь шатаешься, смотри, скоро сторож спустит Дружка, от него никто в целых штанах не убегал еще.

— Да дело у меня есть, вот не знаю, как подступиться. Я смотрю, вы тут все знаете, может, поможете. Я в долгу не останусь.

— Что за дело-то. Если ты того, псих, то не с нами. Мы кормимся здесь. Нам нельзя психам помогать.

— Да нет, мне бы маляву передать, я из Тосно приехал, да вот опоздал, все закрыто. Кто тут из верных людей есть, может, помогут не за так?

— Не, мужик, мы не можем, туда и муха залетит — холостой останется. Так что извини. Нам пора самим сматываться.

Они свернули к тропинке, ведущей к уже знакомому лазу в заборе, когда женщина остановилась.

— Стой, Жора, дед помочь может, смотри, он еще роется у себя. Ты, парень, видишь, вон там теплица меж корпусов, так греби туда. Старика зовут Иннокентий. Дед Кешок, по-простому. Скажи, что Людка послала. Он жадный, но поможет, если выпить дашь.

— Спасибо, это вам. — Нил протянул непочатую пачку папирос.

Уже идя к теплице, он услышал за спиной:

— Дурак ты гребаный, наш же это был, забыл что ли, своим-то грех не помочь. Ожаднел к старости совсем...

В теплице действительно копошился горбатый старик, приход постороннего он заметил сразу.

«Хорошая примета встретить горбуна», — мелькнуло у Нила.

— Чего надо? — грубо спросил старик, — Вали, пока не поздно. Здесь чужим нельзя.

В руках горбуна незаметно оказался ломик.

— Отец, меня Людка прислала. Дело есть. Помоги малость, я при бабках, так что в накладе не останешься.

Лицо горбуна резко посветлело, а в глазах зажегся огонек.

— Ну, и что надо? Огурцы еще не поспели, так что приходи в июле, что от психов останется, смогу и уступить.

— Нет, батя, я не за этим. Девчонка у меня здесь отдыхает, а я в рейс ухожу. Надо проститься, а то вернусь только через полгода. Сам понимаешь, тяжеловато будет. Ты бы мне ее привел сюда, в теплицу на часок.

Горбун выпучил глаза до изумления.

— Ты что, охренел, морячок? Это же дурка. Здесь такое не пройдет.

— Батя, я же не пустой приехал, тоже понимаю.

Нил достал «столичную» и протянул деду. Тот не принял, и Нилу пришлось водрузить напиток богов на бочку с удобрениями.

— Не, лучше проваливай, хлопот потом не оберешься. — Старик взялся было продолжать заклеивать шланг. — Дорогого это стоит, тут одной не отделаешься.

Но Нил не дал ему продолжить и подошел совсем близко.

— Понимаю, вот, держи, на поправку шланга, а то огурцов не дождешься.

Сумма настолько потрясла старика, что он, медленно убрав деньги в носок, направился к выходу, буркнув:

— Жди тут, схоронись только.

Бутылка исчезла непонятно как и куда. Старик вышел и начал запирать дверь, но Нил его опередил.

— Батя, как зовут, я забыл тебе сказать, а то приведешь непонятно кого.

— А я думал, что тебе без разницы, здесь уже все одинаковые. Ну?

— Сапунова Света, третий корпус, палата семь.

И сердце заработало в такт секундной стрелке... Прошло довольно много времени, Нил вглядывался в темноту, но ничего не было видно, и тишина только усиливала отчаяние ожидания. Наконец что-то белое мелькнуло в зелени кустов, и горбун загремел связкой ключей. Лиз он прислонил к стеклянной стенке парника. Поверх длинной ночной рубашки был наброшен невероятной грязи ватник. Нил тихо вышел и, не сказав старику даже спасибо, быстро поднял на руки девушку и почти побежал в сторону забора.

— Не беги, сторож еще ужинает, успеешь.

Старик долго стоял у дверей теплицы, вглядываясь в темноту, пока белый подол, мелькавший среди деревьев, не пропал из виду.

В теплице он взял лопату, выкопал ямку и опустил туда поллитровку.

— Завтра, пожалуй, куплю пряники и баклажанной икры. В четверг отдам Женьке, пусть побалует внучку.

Прозрачные глаза старика наполнились влагой. Дед Кешок не пил водку, да и вообще ничего спиртного не пил никогда — даже там, даже тогда, в тридцать седьмом...

— Я хочу спать.

Лиз говорила спокойно, но была настолько слаба, что самостоятельно не смогла переодеться и Нилу пришлось стягивать с нее больничные лохмотья. Потом он отнес ее, в ванную и долго мыл, — ужасаясь ее худобе.

— Ничего, ничего, были бы кости, мясо нарастим. Я тебя откормлю как кабанчика.

Лиз равнодушно подчинялась, нисколько не стесняясь наготы. Потом Нил поил ее горячим чаем с медом. Лиз даже не могла держать чашку, закутанная в одеяла, она, как больной ребенок, только открывала рот и заснула мгновенно. Один раз только она пошевелила рукой и почти одними губами произнесла:

— Я знала, что ты ... — Но Нил уже целовал драгоценное лицо и гладил стриженую голову.

— Молчи, молчи, все прошло. Я увезу тебя отсюда., Спать пока, только спать.

Утром, как только открылся первый магазин, Нил неслышно прикрыл дверь и рванул за молоком. Накрапывал дождь, утренние запахи весны наполнили гордый, грязный и голодный Ленинград, и город стал похож на старого бедного интеллигента, собравшегося в филармонию и надевшего парадный костюм времен далекой молодости. Нил мчался по улице и счастье, которое он так долго ждал, утренним ярким шаром поднималось над ржавыми крышами родного города.

— Я вылечу ее и сделаю самой счастливой на земле. У нее опять вырастут длинные волосы, и она будет закалывать их днем в тугой пучок, а ночью распускать. Мы будем жить на острове и нарожаем кучу детей! Нет, пока надо поправить ее — все остальное потом. Потом, потом...

Нил чуть не врезался в «жигули», за что услышал в свой адрес много выразительных слов. Все, все теперь было не важно в этой жизни, потому что его сокровище было спасено.

Сверху кто-то решил заняться утренней уборкой, потому что по улице летели листы бумаги.

Нил высоко подпрыгнул и на лету схватил летящий на него лист.

"Tu sais, finalement je n'ai pas pu etre avec personne apres toi, c'etait comme une obsession. Ou bien tu m 'aurais empoisonne par toi-meme. J 'ai rencontre des mecs pas mal et meme tres bien, mais des qu'il s'agissait de 1'amour ou d'intimite c'est ton image qui apparaissait et tout desir disparaissait. Je fais meme pitie a tout ceux qui me draguent. Ces petits cons esperent et souffrent en vain.

Je suis a toi Nil meme si toute ma vie passera en attente... mais je suis persuadee que nous nous retrouverons encore dan's notre train en ecoutant son petit bruit sur des rails, en regardant par la fenetre, en buvant du the dans les verres... Tu t'en souviens ces supports en ferraille rigollots? ...et de se souvenir, et de rigoler, bien sur de rigoler sur notre passe qui etait si stupide.

Et on se mariera a Paris et je ne manquerai pas de mettre les gants blancs et les petites filles en robes en dentelles porteront des bouquets de fleurs.

Ah, j 'ai oublie de te poser une question, si tu savais jouer aux echecs. J'aurais bien voulu que tu apprennes ce jeu a notre fils. Je vous imagine assis sur la veranda en train de deplacer ces petites pieces magiques et il fait si silencieux chez nous, si caime, parce que je ne viendrai jamais vous deranger. Pourvu que tu rentres Ie plus vite possible... ou moi, je..."<"А знаешь, я все-таки так и не смогла ни с кем быть после тебя, понимаешь, это какое-то психическое заболевание. Или ты отравил меня собой. Есть и неплохие парни и даже очень хорошие, но как только начинается тема любви и близости, ты как будто встаешь рядом со мной, и у меня пропадает всякое желание. Мне даже жалко всех, кто ухаживает за мной. Они, дурачки, надеются и страдают совершенно напрасно. Я твоя, Нил, даже если пройдет вся жизнь в ожидании, но я точно знаю, что наш поезд опять застучит по рельсам, и мы будем смотреть в окно, пить чай из стаканов, помнишь, в таких смешных .железных подставках, и вспоминать и смеяться, конечно, смеяться, что так глупо все у нас было в прошлом. А венчаться мы будем в Париже, я непременно надену белые перчатки, и маленькие девочки в кружевных платьях будут нести букетики из флердоранжа. Да, я забыла тебя спросить, умеешь ли ты играть в шахматы. Я бы очень хотела, чтобы ты научил нашего сына. Я так и вижу, что вы сидите на веранде и двигаете эти волшебные фигурки, и дома тихо-тихо, потому что я вам не буду никогда мешать. Только бы поскорее ты вернулся... или я..." (франц.)>

Нил стоял у парадной в оцепенении, потом поднял голову и посмотрел наверх, но увидел только руку, которая бросала листы бумаги.

— Lise!!! Use!!! Non! Tu prendras froid! Je cours<Лиз!!! Лиз!!! Нет! Ты простудишься! Я бегу...(франц.)>... — почему-то по-французски прокричал Нил и рванулся в парадную.

Монументальный лифт не работал, и он бегом взлетел на шестой этаж. Палец вжался в кнопку звонка.

— Кто там? — послышался, наконец, сонный старушечий голос.

— Бандероль. Ценная.

Дверь в бывшую квартиру Яблонских, соединенную с его каморкой тем самым балконом, на котором стояла Лиз, чуть приоткрылась. Этого было достаточно.

Нил отпихнул мелкую старушонку и рванулся по знакомому коридору.