По заданию губчека(Повесть) - Сударушкин Борис Михайлович

— Интерес у нас к вам законный, — заверил его Тихон. — Вы продаете отрезы мануфактуры, которые похищены со склада на Пошехонской. Установлено, что склад ограбила банда Кулакова.

— Никакого Кулакова я не знаю! — с головой вжался в кресло Мендель. — Мануфактуру купил с рук на Мытном.

— Советую говорить правду. Логово Кулакова в Полушкиной роще мы нашли, в подвале — куски той же мануфактуры.

Мендель съежился, по уверенному тону Тихона, видимо, заключил, что арестована вся банда. И больше запираться не стал, торопливо заговорил:

— Не хотел я с этим бандюгой связываться, меня заставили… Пришел один человек, Струнин, передал привет от моего бывшего компаньона Клейкина. Еще до мятежа я задолжал ему крупную сумму. Признаться, думал, его и в живых нет, а он объявился в Уфе. Струнин сказал, что долг мне простится, если я буду оказывать им мелкие услуги. Дела у меня шли из рук вон плохо, вернуть долг Клейкину было не под силу. И я согласился.

— В чем состояли ваши обязанности?

— По одному паролю я должен был передавать письма, которые мне приносили беспризорники, по другому — направлял людей к Бузняку, заведующему приютом в Полушкиной роще. Первым пришел Кулаков. Через неделю он вдруг заявился ко мне домой и предложил продать несколько кусков мануфактуры, выручку — пополам. Я и подумал: получу крупный куш, верну долг Клейкину — и порву со Струниным. Да и какой дурак от выгоды отказывается?

Тихон спросил приметы Струнина и убедился, что это был Бусыгин. Узнав, сколько причитается Кулакову за проданную мануфактуру — а сумма была немалая, — задумался. Вспомнил набитый награбленным подвал в приюте. Вряд ли Кулаков скроется из города, не получив свое, «заработанное». И Тихон решил:

— Эту ночь мы проведем у вас, Яков Осипович. Позвонит Кулаков — откроете дверь, все остальное мы берем на себя.

— А если он не придет?

— Значит, будем гостить у вас до тех пор, пока не явится. Но не думаю, что он надолго отложит свой визит, вы же сами сказали: какой дурак от выгоды отказывается?

И Тихон угадал — в эту же ночь Кулаков явился в квартиру Менделя, был арестован и доставлен в губчека. На допросе выяснилось, что Бузняка о поездке чекиста в приют предупредили по телефону, и банда сразу же бежала за Волгу. В городе остался один Кулаков, чтобы получить «должок» с Менделя.

Тихон предложил оставить лавочника на свободе — вдруг еще кто-нибудь воспользуется паролем, который он получил от Бусыгина? За многочисленные убийства, отличавшиеся особой жестокостью, Кулакова по решению Ревтрибунала расстреляли, а в местной газете было опубликовано ложное сообщение, что в ночь на такое-то число патруль задержал неизвестного — назывались приметы Кулакова — и при попытке к бегству тот был убит. Таким образом, для заговорщиков Мендель остался вне подозрений. В лавку к нему «помощником» устроили Охапкина.

«Кто предупредил Бузняка?» — не выходило у Тихона из головы. Спросил Сачкова, кому он говорил об их поездке. Учитель ответил туманно, выходило, что об этом было известно чуть ли не всему губоно, где они встретились, прежде чем ехать в приют.

Тихон высказал свои подозрения Лагутину, но при проверке слова учителя подтвердились.

Пароход из Нижнего, как и обещал управляющий, пришел ровно через две недели. Тихон и Сачков встречали его у пристани бывшего пароходства «Кавказ и Меркурий», напротив Семеновского спуска.

Вид у парохода был удручающий: две высоченные трубы, на распорках и под козырьком, чадили так неистово, словно задались целью перекрасить небо в черный цвет, синяя краска с бортов облезла и обнажила красный сурик, отчего корпус походил на тело какого-то чудовища с содранной кожей.

В носовой части корпуса тускло поблескивала бронзовая плита с названием парохода — ФУЛЬТОН.

— Не представляю, как здесь уместится тысяча человек, — вполголоса сказал Сачков.

Тихон промолчал, но подумал о том же самом.

По трапу на пристань спустился капитан «Фультона», низенький, старый, с темным насупленным лицом и седыми пушистыми баками. Оглядев пристань, вразвалку подошел к ним:

— Вы из губоно? Капитан Лаврентьев. Прибыл на основании приказа Управления речного пароходства в ваше распоряжение.

Они представились ему. Сачков с вежливой издевкой в голосе поинтересовался:

— Неужели в Нижнем не нашлось более подходящего парохода?

— А чем вас не устраивает этот?

— Извините, но он развалится по дороге, — нервно заметил учитель. — Его не на корабельном кладбище нашли?

— Вы почти угадали: это будет последний рейс «Фультона». А уж потом на кладбище, — спокойно пояснил капитан, раскуривая трубку.

— В Самару надо доставить тысячу детей, — сказал Тихон. — На сколько человек рассчитан ваш пароход?

— На пятьсот пассажиров. Но в германскую мы доставляли по Каме и Волге новобранцев, случалось, по тысяче за рейс. Постараемся разместить всех, только без удобств.

— Какие там удобства! Как бы не перевернуться! — вырвалось у Тихона.

— Ну, это моя забота, — обиженно произнес капитан. — Вы делайте свое дело, я — свое.

Убежденность в его голосе несколько успокоила Тихона. Втроем поднялись на пароход, осмотрели палубы, служебные помещения, каюты. Нужно было ломать переборки, делать нары, настилы, оборудовать еще одну столовую.

В этот же день Тихон в губоно встретился с фельдшерами. Оба не понравились ему — здоровенные парни с большими, захватистыми руками. О чем-то шептались, многозначительно переглядывались.

Тихон спросил без обиняков, как им удалось отвертеться от фронта.

— Студентов медицинского факультета на фронт не посылали, дали возможность доучиться, — расплылся один из них в доброжелательной улыбке.

— Ну и как, доучились?

— Не успели, революция началась.

— Значит, революция помешала? А как в Ярославле очутились?

— Вместе с красноармейским госпиталем от белочехов бежали. Еще вопросы будут? — зло спросил второй, стриженый и скуластый.

Тихон промолчал, разрешил Сачкову оформлять студентов.

Когда остались вдвоем, напомнил ему о списках воспитателей. Учитель протянул ему несколько аккуратно исписанных страниц, сказал:

— Нужен еще хозяйственник. Сейчас не у дел бывший комендант гимназии Корсунской. Человек опытный, энергичный.

— Я не против, оформляйте.

— С воспитателями тоже будете беседовать? — поинтересовался Сачков, и на тонких губах его Тихону опять почудилась ироническая усмешка.

— Посмотрим, — неопределенно ответил он, вечером отдал списки воспитателей Лагутину.

А через день председатель губчека вызвал его к себе и спросил, кто из тех, кто будет на «Фультоне», знает, что он чекист. Тихон неуверенно перечислил:

— Сачков. Врач Флексер. Капитан Лаврентьев. А в чем дело?

Лагутин взял со стола газету, протянул ее Тихону:

— Тридцатого мая опубликовано воззвание за подписью Ленина и Дзержинского. Читай.

Тихон пробежал глазами обведенный красным карандашом текст:

«Смерть шпионам! Наступление белогвардейцев на Петроград с очевидностью доказало, что во всей фронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрыва мостов, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций. Все должны быть на посту, Везде удвоить бдительность, обдумать и провести самым строгим образом ряд мер по выслеживанию шпионов и белых заговорщиков и по поимке их…»

Дождавшись, когда Тихон дочитал воззвание до конца, Лагутин заговорил, по привычке шагами вымеривая кабинет и дымя толстой, в палец, цигаркой:

— Долгое время не было известно, кто направляет вражескую работу. Благодаря Перову, другим нашим разведчикам теперь стало кое-что проясняться. В Москве и Петрограде действует хорошо законспирированная организация «Национальный центр». Она имеет связи с Деникиным на юге, Колчаком на востоке, Юденичем на северо-западе, интервентами на севере. Агенты этой организации, по сведениям Перова, работают даже во Всероссийском Главном штабе Красной Армии, отделение существует и в Ярославле. Уже после ареста группы Дробыша поручик известил нас, что руководитель местного «Центра» остался на свободе.