Полина Дашкова - Продажные твари

– Соловей… – произнес он вслух, и от звука собственного голоса окончательно пришел в себя.

Голова гудела. Он не помнил, что произошло, не понимал, почему он здесь у камня один, почему саднит затылок. Встав на ноги, он огляделся и тихо позвал:

– Машенька!

И тут ясно всплыло перед глазами застывшее в звериной гримасе лицо Ахмеджанова, оскаленные крупные белые зубы. Нахлынуло жаркой волной чувство смертельной ненависти к этому ощеренному лицу. Он вспомнил тяжелое сопение драки, даже запах лука и мяса изо рта чеченца. А вот что случилось потом, чем кончилась драка, он вспомнить не мог никак. Ноющая боль в голове, тошнота. «Сотрясение мозга, – понял он, – значит, мы дрались, Ахмеджа-нов вырубил меня. Где была Машенька? Что с ней? Может, она успела убежать?»

Соловей замолчал. Вдалеке послышались сухие хлопки выстрелов. На неверных, подкашивающихся ногах Вадим пошел на звуки стрельбы. С каждым шагом силы возвращались. Он глубоко вдыхал влажный чистый воздух, чувствовал, как расправляются легкие, успокаивается дикое сердцебиение, кровь начинает циркулировать равномерно по всему телу. Он прибавил шагу. Стрельба не прекращалась. Застрекотал автомат.

– Стой! Кто идет? – услышал Вадим и с облегчением отметил, что это сказано на чистом русском языке.

Через секунду перед ним возникли две фигуры в камуфляже. Приглядевшись внимательней, спецназовцы опустили автоматы.

Спасти девочку могло только чудо. Полковник знал: реакция у Ахмеджанова молниеносная, стоит кому-нибудь шевельнуться – и лезвие полоснет по горлу.

– Глеб Евгеньевич, что делать? Уйдет! – отчаянно, одними губами прошептал старлей Коля Клементьев.

Ахмеджанов между тем сделал осторожный шаг к зарослям ежевики, держа перед собой Машу, и опять прохрипел:

– Стоять! Я убью ее! Не двигаться никому! И тут раздался тихий спокойный голос Маши.

– Скорость, – произнесла она.

От неожиданности Ахмеджанов замер. Он уже не воспринимал ее как нечто живое, способное выговаривать слова. Она была для него уже мертва.

– Товарищ полковник, у нее крыша, что ли, поехала? – растерянно спросил младший лейтенант Игорь Захарченко, стоявший справа от Константинова.

– Фильм «Скорость», – умоляюще говорила Маша, – ну вспоминайте, пожалуйста, вспоминайте!

Константинову на секунду показалось, что девочка действительно бредит. В такой ситуации и здоровый мужик может свихнуться.

– Что ты бормочешь, сука? – спросил Ахмеджанов, сделав еще один шаг назад, к кустам.

– Первые кадры. Самое начало. Еще до автобуса. Викторина, – Маша говорила быстро, голос ее становился все уверенней.

«Нет, она не бредит!» – понял полковник.

– Shoot the hostage! – громко сказала Маша. Ни Константинов, ни старший, ни младший лейтенант в переводе не нуждались. «Подстрелите заложника!» – подсказала им Маша по-английски. Она рассчитала правильно. Кто-то из троих наверняка смотрел нашумевший боевик. И должны хоть немного понимать по-английски. Просто обязаны. А чеченец – нет. Он не поймет ее, будет вслушиваться в незнакомые слова, на секунду потеряет бдительность, а главное, у них появится шанс – неожиданность…

Первым среагировал Игорь Захарченко. Он вспомнил: террорист держал полицейского одной рукой, а в другой у него находился пульт взрывного устройства. И заложник-полицейский сказал своему напарнику именно эту фразу. Тот стрельнул в ногу, в мягкие ткани бедра. Но у девчонки ноги такие худые, широкие шорты кончаются чуть выше колена. Куда же стрелять?

За долю секунды до того, как Ахмеджанов, державший перед собой Машу, намеревался скрыться в зарослях ежевики, младший лейтенант Игорь Захарченко успел пальнуть из пистолета в широкий раструб шортов-бермудов.

Дернувшись, Маша сильно заехала Ахмеджанову головой по носу. От неожиданности хватка чеченца ослабла, Маша успела скользнуть вниз. Лезвие содрало кожу на шее и под подбородком, но ей показалось, будто оно вошло глубоко в горло. Падая на мокрую траву, чувствуя, как горячая липкая кровь течет за ворот майки, она подумала, что умирает.

– Игорь! Свяжись с капитаном! Вызывай ребят! Посмотри, что с ней, – прокричал Константинов, бросаясь в кусты за скрывшимся Ахмеджановым. – Коля! Ты за мной! Игорь, останешься с ней! – командовал он, стреляя по кустам на бегу.

Где-то вдалеке, как сквозь вату, Маша услышала треск автоматной очереди. Потом стало тихо.

Игорь Захарченко, стоя на корточках, одной рукой держал переговорное устройство, другой перевернул на спину неподвижно лежавшую девчонку. Разговаривая со своим командиром, он думал о том, как хорошо, что не ему придется сообщать родителям этой Кузьминой Марии о смерти их девятнадцатилетней дочери. Это самое страшное – сообщать родителям, что их ребенок погиб. Еще он размышлял об операции, начавшейся так удачно, а теперь почти проваленной. Ахмеджанов смылся, бегает где-то в горах. Оба заложника погибли. Конечно, базу они обнаружили и разгромили, кучу духов перестреляли, некоторых удалось взять живыми. А оружия обнаружили столько, что на всю Чечню хватило бы и еще на многое другое.

– Все, конец связи! – услышал он голос капитана из переговорного устройства.

Жалко девчонку. Сначала он ее подстрелил, потом дух зарезал. Зарезал все-таки, сволочь! И второго заложника наверняка уложил. Правда, его пока не нашли, но, судя по всему, он тоже мертвый.

В неверном предрассветном свете он видел кровавое пятно на тонкой шее, мертвенно-бледное перемазанное лицо, прикрытые глаза Маши. Вдруг ему показалось, что длинные угольно-черные ресницы чуть вздрогнули. Он стал быстро искать пульс на тонком запястье, не нашел, припал ухом к левой стороне груди и услышал слабый стук сердца.

– Ой, мама родная! Да она жива! Что же я, дурак, сижу!

Выхватив бинт из походного набора, Игорь содрал плотную обертку из вощеной бумаги зубами.

– Вадим… – тихо, отчетливо произнесла Маша.

– Эй, открой глаза! Ты меня слышишь? – Игорь приподнял ей голову и стал бинтовать шею. Теперь он понял – нож только ободрал кожу.

– Я что, жива? – удивленно спросила Маша, открывая глаза.

– Конечно. Он тебя только поцарапал, – весело сообщил Игорь.

– Где Вадим? Вы нашли его?

– Нет, – Игорь понял, что она спрашивает о втором заложнике.

– А Ахмеджанов? – Маша поднялась на ноги. – Ахмеджанова поймали?

– Смылся. Но далеко не уйдет. Слушай, как твоя нога? Это ведь я тебя подстрелил, по твоей просьбе.

Он собирался задрать штанину шортов, на которой зияла дыра от пули, и посмотреть, не задета ли нога. Но ему стало неловко, все-таки она – девчонка. Даже сквозь слой грязи на лице видно, что очень симпатичная.

– С ногой все нормально. Ты только штанину прострелил, даже кожу не задел. Пожалуйста, пойдем скорее. Вадим там, у камня. Это совсем недалеко.

«Может, он жив», – хотела сказать она, но не решилась, запнулась, будто боялась сглазить, спугнуть внезапную шальную надежду.

Дорогу Маша, конечно, не помнила, шла наугад. К поляне вышли только через полчаса. Маша сразу узнала это место и застыла как вкопанная: у камня никого не было.

– Он исчез, – прошептала она, – он лежал здесь.

– Наверное, встал и ушел, – осторожно предположил Игорь. – Его как дух вырубил? Ножом?

– Нет, головой о камень ударил.

– Ну, это пустяки. Видишь, какой здесь мох толстый. Удар смягчило, вырубился твой Вадим, а потом встал и отправился тебя искать. Оклемался он, точно оклемался. У меня был такой случай…

И тут Маша расплакалась, горько, навзрыд, по-детски шмыгая носом.

– Ну ты что? – смутился Игорь. – Эй, кончай реветь. У тебя ссадина здоровая на горле, закровит!

Плечи ее крупно и быстро вздрагивали, она опустилась в траву, уткнулась лбом в мягкий мох, которым порос камень. Слезы катились ручьем, она рыдала в голос и не могла остановиться.

Защелкало переговорное устройство.

– Пятый, Пятый! Что там у тебя? Где ты?

– У меня все нормально, – ответил Игорь. – Жива заложница, только рыдает. А второй заложник куда-то делся. Судя по всему, тоже жив. Какие указания, товарищ капитан?

– Ну какие указания? Приводи ее в чувство и дуйте к дороге. Там у штабной палатки фельдшер дежурит. Как, дойдет она сама?

– Не знаю, – пожал плечами Игорь, – попробую довести.

– Ладно, Игорек. Если чеченца увидишь, стреляй на поражение, не геройствуй. Он где-то близко бродит. И еще трое, по нашим сведениям, ушли. Так что гляди, осторожней. Все. Конец связи.

Вдали послышалось несколько коротких очередей.

– Кончай истерику! – строго сказал Игорь и поднял Машу за локти. – Вот выйдем из района боевых действий – и рыдай себе на здоровье.

Маша встала и вытерла слезы кулаками.

– Ты думаешь, если человека ударили затылком о камень, он может выжить?

– Маша, – вздохнул Игорь. – Ну если он встал и ушел, значит, выжил. Вот у меня был такой случай, еще на гражданке, в десятом классе…