Алексей Хапров - Наследник

Через некоторое время снова зажегся свет. Сразу после этого дверь спальни приоткрылась. В проеме возникла Катерина. Вид у нее был обеспокоенный. Она высунула голову за порог, и стала прислушиваться к тому, что ты говорил по телефону. Закончив разговор, ты вышел на улицу. Как только ты оказался снаружи, из холла появился "Митрофан Никитович". Я едва не вскрикнул от изумления. Он бросился к спальне, но Катерина решительно преградила ему путь.

— Не сюда, — приглушенно сказала она. — Я спрячу тебя в другом месте.

Боясь, что меня могут заметить, я не решился последовать за ними. Но по бряцанью ключей я догадался, что мачеха отвела его в подвал. Остальное ты знаешь.

Смерть бабки Лиды повергла меня в шок. Я с необыкновенной ясностью ощутил, что остался совсем один. Что вокруг меня лишь враги. Враги коварные и жестокие, которые не остановятся ни перед чем. И что помощи и поддержки мне ждать неоткуда.

На следующее утро мне снова удалось подслушать разговор Баруздина и Катерины. Он явился для меня очередным ледяным душем. Представляешь мое состояние, когда я узнал, что предстоящей ночью меня собираются убить? Поначалу я хотел откровенно дать деру. Бежать, куда глаза глядят. Но, немного поостыв, я устыдился своей трусости.

"Нет уж, — сказал себе я. — Коль взялся за гуж — не говори, что не дюж. Мы еще посмотрим, кто кого отправит на тот свет".

Близость опасности заставила мою мысль работать с лихорадочной быстротой. Не прошло и получаса, как я уже прекрасно представлял, что и как мне следует делать. В первую очередь мне требовалось оружие. Заглянув в кладовку, я нашел там старую швабру, отвинтил от нее ручку, вбил в ее конец швейную иглу, и получил что-то наподобие копья. Само по себе никакой опасности оно, конечно, не представляло. Но у меня ведь был еще и яд.

Стемнело.

Я разобрал постель, положил на простынь и накрыл сверху одеялом свернутую в тюки одежду, создав таким образом видимость, будто я крепко сплю, достал из тайника контейнер, открыл его со всеми полагающимися предосторожностями, и обмакнул в его содержимое "наконечник копья". После этого я выключил свет, забрался вместе с "оружием" под кровать, и принялся ждать своего убийцу.

Ждать пришлось долго. У меня не было с собой часов, но думаю, что время минуло далеко за полночь. Я даже начал уже засыпать. Но когда до моих ушей донесся едва уловимый скрежет, сон сняло с меня, как рукой. Я крепко обхватил "копье" и замер на изготовке.

Ручка двери медленно опустилась вниз. Дверь, чуть скрипнув, немного приоткрылась. Ее проем стал постепенно увеличиваться, и вскоре лунный свет, проникавший в комнату через неплотно прикрытые шторы, выхватил знакомый силуэт. Это был Матрос. Он переступил через порог и стал медленно приближаться ко мне. Его руки были спрятаны за спиной. Подойдя к кровати вплотную, он развел их в стороны. Мелькнула петля.

"Пора!", — скомандовал себе я, и выбросил "оружие" вперед.

Матрос охнул и повалился на пол. Его рот широко открылся, язык вывалился наружу, глаза выпучились. Он схватил ворот рубашки, и стал судорожно оттягивать его от шеи. И тут наши взгляды встретились. На его лице нарисовался ужас. Вознамерившись меня схватить, он протянул руки вперед, но вдруг дернулся, захрипел, задергался в конвульсиях, после чего распластался на полу, обмяк и стих.

Я выждал некоторое время, затем вылез из-под кровати, осторожно подошел к нему и пощупал пульс. Мой несостоявшийся убийца был мертв. Из меня вырвался вздох облегчения. Я почувствовал себя победителем.

Я осторожно выглянул из комнаты. В доме стояла тишина. Чьего либо бодрствования не наблюдалось. Я схватил труп за ноги и поволок его по коридору в "гостевую". Ох, и тяжелый он был, собака! Я буквально выбился из сил, пока его дотащил.

Втянув Матроса в комнату, я решил немного поозорничать, и усадил его на диван, придав ему непринужденную позу.

Утром меня ждали несколько презабавных минут. Помнишь изумленную физиономию Баруздина, когда он увидел меня живым и невредимым? Казалось, он проглотил собственный язык. Я ведь тогда специально открыл дверь, чтобы ему показаться. Жаль, мне не довелось наблюдать его рожу, когда он заглянул в "гостевую". Я представляю, какой она у него была.

Моя мачеха и ее брат впали в растерянность. Когда вы с Панченко ушли, они закатили грандиозный скандал, возлагая вину за все произошедшее друг на друга. Им даже в голову не приходило, что причиной провала их замысла являюсь я. Правда, к следующему утру они очухались и решили все повторить. Теперь меня придушить должен был уже Баруздин. Но я счел, что мне довольно рисковать своей жизнью. Ведь я своей цели уже достиг. Я — миллионер. Завещание Карпычева, юридически оформлявшее меня таковым, находилось в Сочи, в банковской ячейке. Его нужно было просто оттуда взять. И я решил, не медля, отправиться в путь.

Ввиду своего малолетства, я нуждался в попутчике. Одного меня вполне могли счесть за беспризорника, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я обратился к тебе. К тому времени я уже разобрался, что ты никакой не убийца, а такая же жертва, как и я. Я подозревал, что ты и есть та самая "подстава", о которой упоминали в своих разговорах Баруздин и Катерина, и мне очень хотелось избавить тебя от этой участи. Ты ее не заслуживал. Ты был самым приятным человеком из всех, что крутились в нашем доме, очень хороший и очень добрый, совсем не того склада, что остальные. Кроме того, я чувствовал перед тобой свою вину, и жаждал ее как-то искупить.

Увы, я никак не предполагал, что наши "друзья" сработают так оперативно, и что твоя травля начнется уже на следующий день после нашего отъезда. Я думал, что мы все-таки успеем доехать до Сочи. А там, имея на руках завещание, я смогу свободно все рассказать, и ты будешь оправдан. Но наш путь оказался значительно сложнее.

Как это ни странно прозвучит, но, может быть, это даже было и к лучшему. Не будь у нас столь тернистого, сопряженного с опасностями, путешествия, как знать, обрели ли бы мы тогда друг друга?

С каждым днем я проникался к тебе все бСльшим и бСльшим уважением. Я привязывался к тебе все сильнее и сильнее. Ты заботился обо мне, как о своем родном ребенке. А ведь я был для тебя совершенно чужой. Наверное, мы с самого начала каким-то образом почувствовали, что нужны друг другу. Я был одинок. Ты тоже. Я мечтал иметь отца. Ты — сына. Видимо, на этом все и сошлось. Отчетливее всего я ощутил, как многим тебе обязан, в ту самую ночь, когда ты, жертвуя собой, дал мне возможность убежать, и тем самым меня спас. Весь следующий день я провел, как на иголках. Я боялся, что Баруздин тебя убьет. Ты даже не представляешь, какое меня охватило счастье, когда тебя черного, окровавленного, в полубессознательном состоянии, но все же живого вывели тогда на улицу из обгоревшего дома. Я не смог усидеть на месте и бросился к тебе. Помнишь, я тогда назвал тебя папой? Я был в этом искренен.

Интересно, стал бы ты меня спасать, если бы знал обо мне все? Наверное, нет.

Мне очень горько сознавать, что в стремлении обрести счастье, — точнее, то, что мне представлялось таковым, — я встал на путь предательства, обмана, и тяжкого греха. Когда я делал по нему свои первые шаги, меня это нисколько не отягощало, ибо окружавший меня мир казался мне холодным и черным, и все, что я делал, представлялось мне вписывающимся в его жестокие нравы и законы, а потому дозволительным. Но когда, благодаря тебе, я понял, что заблуждался, и что в этом мире все же есть и свет, и теплота, поворачивать обратно было уже поздно.

Дядь Жень, я обманывал тебя, когда говорил, что мне являлся дух моего погибшего отца. Ничего этого на самом деле не было. Я это выдумал. Я внушал тебе это лишь для того, чтобы удержать подле себя. Я знал, что ты в это поверишь. И все наши чудесные спасения, все "загадочные" смерти наших врагов произошли не от вмешательства потусторонних сил, а являлись на самом деле либо везением, либо результатом моего участия.

Да, дядь Жень, Катерину, Филиппова, Долгих, хозяина придорожного кафе убил не дух моего отца, а я. Я отправил их на тот свет тем же способом, что и мнимого "Митрофана Никитовича".

С Катериной произошло так. Перед тем, как уехать, я смазал ядом несколько канцелярских кнопок, и рассовал их по туфлям, в которых она обычно выходила на улицу. Честно говоря, я рассчитывал, что она умрет гораздо раньше. Но, то ли она неделю просидела дома, то ли ходила в чем-то другом — туфли долго оставались нетронутыми. Как только она их одела — все было кончено.

Баруздиновская "охрана". Помнишь, ты недоумевал, зачем я взял с собой в дорогу игрушечный пистолет? Я еще тогда отговорился, что он нужен мне в качестве "пугача". На самом деле у него была другая, куда более важная роль. В нем были спрятаны обмазанные ядом иглы. Они находились в обойме. Для того, чтобы их достать, требовалось сдвинуть пластину на рукоятке. Вот почему я хватал его всякий раз, когда нам грозила опасность. Это было не игрушечное, а самое, что ни на есть, настоящее, грозное оружие.