Владимир Кашин - Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2)

- Гм, как-никак это же ваш отец!

- Поэтому и переехали сюда. Чтобы порвать все связи с прошлым.

- А как относился к этому ваш муж?

- Я от него скрыла.

- Почему?

- Со своим характером он сразу побежал бы в институт, в партбюро.

- Выходит, Алексей Иванович не знал причины переезда?

- Нет. Просто я настаивала. Институт переезжал, но он хотел остаться в филиале.

- А как ваш отец оказался в здешней больнице?

- Мне удалось добиться перевода с помощью знакомого врача.

- Нелогично. Сначала вы убегали от отца, а потом перетащили его поближе к себе.

"Интересно, - думал Коваль, вспоминая бледное, словно сразу постаревшее лицо этой женщины, - придет она на встречу или нет?"

Как он и рассчитывал, все уже собрались, когда они с лейтенантом вошли в квартиру юрисконсульта. Пришла и профессорша. Подкрашенная и нарумяненная, она все же не могла скрыть своего смущения.

Да и не она одна - и Решетняк, и юрисконсульт были какие-то осунувшиеся. Казалось, в самом воздухе висит нечто приводящее каждого из них в смятение. Только у Гороховской, которая еле передвигалась, полыхали глаза, и видно было, что она готова вступить в бой.

Коваль представил присутствующим лейтенанта Андрейко, назвав его своим талантливым помощником, отчего тот прямо-таки по-девичьи зарделся.

Сделав над собой усилие, подполковник заставил себя забыть об усталости и, окидывая взглядом комнату и всех присутствующих, дружелюбно улыбнулся. Сегодня ему нужно было быть уверенным, бодрым и приветливым, ни в коем случае не выдавая того внутреннего напряжения, которое им владело. Он думал только о том, выдержит ли то, что предстоит, старая актриса. Гороховская была возбуждена, и это произвело на Коваля глубокое впечатление. Вот что делает с человеком материнская любовь! Надеясь заслужить благодарность подполковника и уговорить его, чтобы он не открывал Арсению тайну, она словно помолодела.

Но с разговором о статуэтке Коваль не спешил. Он поудобнее уселся в кресло, стоявшее у двери на веранду, и достал свой неизменный "Беломор".

- Если дамы разрешат...

- Может быть, нам лучше расположиться на веранде? - предложил хозяин, который на этот раз забыл выкатить столик-самобранку.

Заранее продуманный план Коваля мог провалиться. Ведь статуэтка дискобола, которая стоит в кабинете, должна была сыграть главную роль. Мозг подполковника лихорадочно работал. Пряча под опущенными веками блеск глаз, Коваль спокойно произнес:

- Хорошее предложение, Иван Платонович. Но не хотелось бы, чтобы наш разговор стал достоянием улицы.

- Что ж, - развел руками юрисконсульт. - Как угодно.

Все смотрели на Коваля, ожидая от него первого слова.

- Сегодня, - начал он наконец, - у нас будет немного иной разговор, чем предполагалось. Дело в том, что ценности, которые много лет назад спрятала банда Гущака, найдены.

Как и рассчитывал Коваль, это оказалось новостью для одной только Гороховской. Правда, и юрисконсульт тоже так искренне удивлялся, что подполковнику пришлось повторить свое сообщение.

- Но, - добавил он, - произошло это не сегодня и не вчера, а перед войной. - И он рассказал историю отыскания клада, которую Клавдия Павловна уже знала из его уст. - Таким образом, вроде бы отпадают наши предварительные соображения и классическое "кви продест?" - кому выгодно?

- М-да, - сказал Козуб. - Что же тогда остается?

- Остается одно, - неожиданно резко и твердо произнес подполковник, поскольку Гущак убит, предъявить счет убийце.

- А ценности найдены все? - поинтересовался Козуб.

Коваль не спешил с ответом.

- Да... - бросил он после паузы.

- Ох, ошибаетесь, уважаемый Дмитрий Иванович, - улыбнулся юрисконсульт. - Не все. Но не огорчайтесь. Криминалисты с мировым именем и те ошибаются.

- Что вы хотите сказать?

- А то, что одна ценная вещь Апостолова у меня. - И Козуб коснулся пальцами статуэтки дискобола. - Серебро высокой пробы. - Он взял статуэтку в руки, погладил ее. - Она мне очень дорога. Она, собственно, и положила начало всей антикварной коллекции. - И он широким жестом обвел комнату.

Коваль понял, что хитроумный план его провалился. Вскользь глянул на Гороховскую - не предупредила ли Козуба? Актриса сидела ни жива ни мертва, вытаращив глаза на юрисконсульта и сжав губы, словно боялась выдать себя каким-нибудь невольным восклицанием.

Козуб предвосхитил вопрос Коваля:

- Как эта великолепная вещица попала ко мне? Расскажу. - Он положил фигурку себе на колени. - Производили обыск у Апостолова. Вы помните этот обыск, Алексей Иванович? Вы ведь тоже принимали в нем участие. - Решетняк пожал плечами. Он не помнил. - Так вот. Статуэтка валялась на полу, под столом, в столовой. Поскольку она серебряная, я подумал, что ее потеряли грабители, и решил приобщить к делу как вещественное доказательство. Ну, а потом, когда вещественным доказательством ее не признали, положил ее в ящик стола. Там она провалялась какое-то время, я о ней забыл. Как-то наткнулся на нее случайно. Кому отдать? Некому. Так и осталась у меня. Конечно, Дмитрий Иванович, это с моей стороны преступление, - улыбнулся Козуб подполковнику. - Могу и статью назвать. Но, надеюсь, не арестуете. Срок давности.

Он еще раз улыбнулся и, встав, преподнес статуэтку профессорше.

- Мне остается только просить прощения, Клавдия Павловна. Но сейчас я с величайшим наслаждением возвращаю эту чудесную статуэтку ее истинной владелице. Прошу принять во внимание смягчающие обстоятельства: я хранил это произведение искусства в течение многих лет, возил его во время войны в эвакуацию.

Клавдия Павловна скользнула взглядом по статуэтке, потом внимательно посмотрела на Козуба.

- Нет, нет, благодарю. Она принадлежит вам. Вы и действительно заслужили ее, храня столько лет. Кстати, еще неизвестно, в самом ли деле была она собственностью отца.

- Я тоже видела ее в особняке, - тихо сказала Гороховская.

Пришла очередь удивляться Козубу и Решетнякам. Они вообще не могли понять, зачем подполковник пригласил на их беседы женщину, которая никакого отношения к делу Гущака не имеет.

- Как же это вы видели? - спросила профессорша.

Ванда Леоновна покраснела:

- Зайдя в комнату.

- Но это ведь было ночью, - с недоверием произнесла Клавдия Павловна. - Как же вы могли что-нибудь видеть в полной темноте?

- А у Арсения, - ответила актриса дрожащим голосом, - была зажигалка. Разрешите мне на минутку, - обратилась она к юрисконсульту, протягивая вперед обе руки.

Козуб дал ей статуэтку, и старая женщина несколько секунд ощупывала и гладила ее пальцами так, как делают это слепые.

- Ну, если уж Клавдия Павловна отказывается, - сказал Козуб, - то с ее разрешения, а также с разрешения всего уважаемого общества во главе с Дмитрием Ивановичем я подарю эту статуэтку товарищу Гороховской. В знак уважения к ее таланту и в память о молодости.

Все одобрительно улыбнулись. А Коваля этот жест юрисконсульта насторожил. Ни оперативный работник, ни следователь не имеют права поддаваться симпатиям или антипатиям к тому или иному человеку, судьба которого зависит от результатов расследования, и, взяв себя в руки, он подавил в себе это чувство.

- Разрешите мне продолжить, - сказал он после того, как возбуждение улеглось. - Должен проинформировать: выяснив, что ценности давным-давно найдены и что в связи с этим гибель репатрианта Гущака приобретает иной характер, мы уже смогли кое-что установить. - Коваль сделал многозначительную паузу и медленно произнес: - Например, что среди присутствующих в этой комнате есть человек, причастный к убийству.

Коваль произнес эти слова совсем тихо, но они произвели впечатление разорвавшейся бомбы.

- То есть как вас понимать? - после длительной паузы выдавил из себя Решетняк, который, как и на прошлой встрече, был молчалив, сосредоточен и выглядел так, словно все время что-то вспоминал или обдумывал. - Да, да! Как вас понимать? - гневно повторил он, не дождавшись ответа подполковника.

- Понимать, как сказано, - заметил Коваль. - Убийца среди нас.

Каждый невольно оглянулся и по-новому посмотрел на лейтенанта милиции со шрамом на щеке, который недвижимо сидел в углу, словно ожидая приказа, и по-новому оценил его присутствие на встрече. Первой мыслью у каждого, конечно же кроме преступника, было: "Это не я". Эту мысль каждый охотно высказал бы, если бы не считал такую реакцию преждевременной и бестактной.

Следующей мыслью было: "А кто же?" Но на это пока никто еще не осмелился бы дать ответ. Все были поражены и молчали, бросая взгляды то на Коваля и лейтенанта, то друг на друга. Актриса дышала тяжело, словно поднималась в гору.

- Вы что же - всех подозреваете? - снова загремел Решетняк.

- Если говорить серьезно, дорогой Дмитрий Иванович, то это незаконно. Вы, конечно, пошутили, - произнес юрисконсульт доброжелательным тоном, с некоторым оттенком превосходства по отношению к своему явно заблуждающемуся коллеге по профессии и усмехнулся сразу всеми своими многочисленными и глубокими морщинами и морщинками. - Но не стоит так шутить.