Наталья Андреева - Вид на жительство в раю

— А может, я этого больше и не хочу? Поставим точку.

— Нет! Не смей!

Он ударил молотком по пальцам правой руки. А закричала я. И закрыла лицо руками. Это было жестоко. Он не должен был этого делать при мне. Зачем? Чтобы я начала его ненавидеть? Ведь мне было так больно! Даже когда по пальцам моего мужа, Михаила Конанова, потекла кровь, я не чувствовала такой дикой боли. Теперь у меня подогнулись ноги.

Я очнулась на диване.

— Ну что ты, Зая? — ласково спросил он. — Все уже кончено.

Его правая рука была завязана платком.

— Зачем? Мог бы попросить меня выйти.

— Поверял крепость твоих нервов. Зая, ты все та же плакса. Ну разве так можно?

— Дай я хотя бы наложу… повязку, — всхлипнула я.

— А вот этого делать не надо.

Все-таки какой сильный человек! Он справится. А я? Психологическая подготовка Гали Зайкиной заняла какое-то время. Он долго меня инструктировал.

— Запомни: беременность — твой главный козырь. Не выкладывай его на стол раньше времени. Не надо входить в кабинет следователя с видом: «Вы что, не видите — я беременна!» Играй. Он сам должен догадаться. И почувствовать вину. Легче всего манипулировать человеком, который чувствует за собой вину. Он всячески будет стараться ее загладить.

— Кто будет вести дело?

— Не знаю. Я аккуратно навел справки обо всех следователях. Общие сведения, кое с кем поболтал, в пивной посидел. Пока ты была на работе. Ты должна внимательно изучить собранную мною информацию. К примеру, Семенов. Не женат, родом из деревни. Это был бы для тебя оптимальный вариант.

— Почему?

— Во-первых, не женат. Детей нет. Даже собаки не держит. Неизрасходованный запас нежности и потребность заботы о слабом и беззащитном существе. Постарайся его понять.

— Хорошо. — Я взяла исписанные листы бумаги. — Я все это прочитаю.

— Зая, это будет непросто.

— Перестань. Я справлюсь.

— Ты не понимаешь, — с тоской сказал он. — Вся эта бравада до того, как ты откроешь дверь в кабинет следователя. А дальше… Срабатывает психологический фактор. Обстановка. Человек, которого ты не знаешь и который облачен властью. Сначала страх, потом паника. Если ты врешь, а он начинает задавать наводящие вопросы. Уверенно чувствует себя только человек, который говорит правду, и скрывать ему нечего. Но это не твой случай. Все домашние заготовки становятся ненужными. Запомни: никогда разговор не проходит так, как ты планируешь. Чем тщательнее планируешь, тем круче меняется схема. Лучшее — это импровизация. Поэтому бери паузу. Тупик — бери паузу. Скользкий вопрос — бери паузу. Твой козырь — беременность. Падай в обморок. Делай вид, что тебя мутит. Проси воды.

— Я поняла.

— Твоя задача: максимально расположить его к себе. Убедить в том, что ты не врешь. Не получится — так хотя бы в том, что ты ко всему этому не причастна. Если надо — приноси меня в жертву.

— Андрей!

— Без колебаний. Надо — жертвуй. Я тебя заранее прощаю. Я должен доделать начатое, — упрямо сказал он. — Как только я доберусь до Кошкина… Я его видел, а он меня нет. Я знаю о его существовании, он о моем не знает. Все козыри у меня в руках.

— Но… я не могу столько времени тебя не видеть!

— Добивайся свидания. Если все пройдет гладко и меня осудят как Пенкина за кражу мобильных телефонов, я попрошу разрешения на бракосочетание. Мы можем расписаться. Если ты этого, конечно, захочешь.

— Ты еще спрашиваешь!

— Нам дадут свидание. И первую брачную ночь разрешат провести вместе, — усмехнулся он. — Главное — веди себя правильно.

— Я постараюсь.

Я и сама не заметила, как согласилась. Да и что мне было делать? Ведь он украл мобильный телефон! Причем заранее узнал, что отец девушки -большая шишка. Он отрезал пути к отступлению. Мне ничего не оставалось, как проводить его в тюрьму.

И теперь я опять одна. Господи, дай мне силы!

Она поставила точку и закрыла дневник. Не следовало всего этого писать. Ведь это улика. И воспоминания… Воспоминания так болезненны. Словно заново все это пережила. Но рассказывать еще больнее. Глаза в глаза. Можно, конечно, промолчать. Но ведь этот человек будет к ней ходить, и рано или поздно она проговорится. Как было, например, в пиццерии. Рассказывала о Михаиле Конанове, а он подумал, что о гражданском муже, который уехал на Север. Выходит, что мужчина, с которым жила когда-то Чусова, уехал на Север. А вдруг он объявится? Следователь Семенов знает о Чусовой больше, чем сама Наталья. То есть женщина, живущая по ее документам.

Совсем запуталась. Андрей сказал, что Галя Зайкина ни в чем не виновата. Мужа убили не по ее заказу, Пенкина — в ее отсутствие. Что она всего лишь соучастница. На стороне которой масса смягчающих обстоятельств, одно из которых — беременность. Но все равно: виновна.

«Зачем я это делаю?» — подумала она, аккуратно упаковывая дневник в пакет с яркой надписью. Пакет положила в сумку. Сегодня они должны были встретиться у метро и поехать на дачу к Олегу Хлынову.

Задание Андрея она выполнила. Нашла ключик к следователю Семенову, а теперь и вовсе едет с ним на дачу к оперуполномоченному Хлынову. Кругом своя. И в милиции, и в прокуратуре. Как сказать Васе, что она собирается подать прошение с просьбой зарегистрировать брак с осужденным Пенкиным? Ведь скоро суд.

Теперь все изменилось. Семенов от нее не отходит, а она… Она не может лгать всю жизнь. В дневнике — правда. И что теперь с ним делать? Отдать?

Она просто-напросто хочет переложить ответственность на Семенова. Это он должен принять решение. Галя Зайкина не так глупа, чтобы не понять, что светит Андрею Орлову, если выяснится, что он жив. Пожизненное заключение, поскольку на смертную казнь наложен мораторий. Андрей никогда не выйдет из тюрьмы, если… Его судьба в руках Василия Семенова. Если, конечно, в его руках сначала окажется дневник.

«Зачем я это делаю?»

В машине они болтали о пустяках. Она раза два запускала руку в сумку, но достала оттуда сначала зеркальце, потом помаду. Семенов выглядел так, будто камень упал с его души. Был весел, все время шутил. Дело Пенкина теперь будет решаться в суде.

«Ошибаешься, — думала она, улыбаясь в ответ на его шутки. — Все будешь решать ты. Единолично. А каково это — выносить приговор? Да еще близкому человеку?»

Она вспомнила мужа, Михаила Конанова, и рука опять потянулась к сумке. Каково это? Выносить приговор? Он должен понять. Сначала понять, а потом уже судить ее.

— Пить? — улыбнулся Семенов, заметив ее движение.

— Что? Да, пить хочу.

Он обернулся и взял с заднего сиденья бутылку минеральной воды:

— На. Теплая. Но тебе и нельзя холодного.

«Это жестоко», — подумала она. И рука бессильно опустилась. Она всячески оттягивала неприятный момент. Тема Пенкина не обсуждалась.

А за городом был рай. Лето в этом году удалось. Зелень буйствовала, радовали глаз яркие цветы. Погода стояла замечательная! Семейство Хлыновых приняло ее сдержанно, должно быть, им была известна предыстория. Но к вечеру все отправились жарить шашлыки, мужчины выпили, расслабились, жена Хлынова, Вера, тоже не отставала. Было весело. Тема Пенкина и здесь не обсуждалась. Она догадалась, что по просьбе Семенова на нее наложено табу. И опять не решилась достать из сумки пакет, в котором лежал дневник.

Семенов заметил ее нервозность и спросил:

— Наташа, что случилось?

— Ничего, — ответила она вместо того, чтобы сказать «Я не Наташа» и сунуть ему дневник. Со словами: «Вот, читай».

Он отнес ее нервозность на счет беременности. Мол, гормоны разыгрались. Заговорили о детях. Вера сразу начала вспоминать, как вынашивала и рожала своих детей. И мужчины скромно удалились. А на следующий день…

На следующий день они возвращались в Москву. Она больше устала, чем отдохнула. Надо наконец решаться. Семенов довел ее до подъезда и спросил:

— Дом-то когда сносят?

— Вот-вот.

— Уже нашла, куда переезжать?

— Думаю над этим.

— Может, ко мне? — И он отвел взгляд.

Тянуть дальше было невозможно. Она выхватила из сумки пакет и сунула ему.

— Вот.

— Что это? — удивился Семенов.

— Ты должен это прочитать. Но не сейчас. И не здесь.

— Хорошо. Я прочитаю. А как насчет…

— Здесь — все. Правда. Ты же хотел узнать правду.

— Какую еще правду? — буркнул он.

— О том, кто такой Пенкин. И… кто такая я.

— Наташа, ты о чем?

— Я не Наташа, — сказала она и почти побежала к подъезду. Семенов смотрел ей вслед с недоумением.

Хлопнула дверь. Наталья убежала, а он вертел в руках пакет, морща лоб. «Это что еще за петрушка такая?» Заглянул в пакет, вытащил оттуда общую тетрадь в клетку. Открыл. «За полчаса до того как умереть, я уже была…»

— Так, — вслух сказал он. И повторил: — Так.