Антон Чиж - Мертвый шар

– Ну, попробуйте, – покровительственно предложил мастер.

И Родион попробовал. Неожиданно правильно взял прицел и легко положил первого. За ним второго, а потом и третьего.

– Это вы так играть не умеете? – протрезвев, спросил Нил.

– Чему не научишься в жизни, когда хочешь превзойти старшего брата, – ответил Ванзаров, закладывая изящный дуплет.

Такой поворот Нила изрядно обрадовал. Приятно иметь дело с противником, достойным твоей победы. В ней мастер не сомневался даже после четвертого шара подряд. Подумаешь, повезло мальчишке, шары-то детские.

Бородин был уверен и после пятого шара.

И после шестого, положенного от борта, все еще улыбался.

После седьмого улыбаться перестал.

Когда восьмой грохнулся в корзину, удивленно крякнул.

Девятый был встречен сумрачным взглядом. Оно и понятно: надежды почти не осталось.

Десятый лег гвоздем в гроб его победы.

Одиннадцатый прыгнул в лузу с такой силой, что, казалось, стол дрогнул. Дальше Нил присутствовал только в роли зрителя.

Двенадцатый закатился наглым штосом.

Тринадцатый пролетел стол во всю длину, что умеют не все мастера.

Четырнадцатый был положен карамболем. На столе остался «заяц» – последний несыгранный шар. Кий милостиво лег к борту.

Нил Нилыч буквально потерял дар речи. Такого разгрома – всухую, когда партия поднята со стола одним подходом, – давно не помнил. Ну, может, в начале карьеры. Что же получается: его, гения русской пирамиды, разделал под орех непонятно кто. Хорошо, что зрителей не было, такой позор не пережить.

– Требую продолжить!

– Извольте расплатиться за эту, – ответил Ванзаров.

– Ах да! Конечно. – Нил полез за кошельком и замер. – Но, позвольте…

– Правда. Именно эту плату требую.

– Но вы же сами должны… – Бородин запнулся.

– Разве отказываюсь? Фаэтон при вас? Очень хорошо. Правда требует публики. Особенно такая. Поехали к вам в гости.

Из гостиной доносился неясный шум, будто-то кто-то звал на помощь. Бородин, хоть в растрепанных чувствах, встрепенулся и бросился в дом.

На пороге своей спальни лежала Филомена Платоновна. Привалившись на бок и бессильно вытянув руки, она казалась беспомощной рыбкой, выброшенной штормом. Бушевало изрядно: прическа растрепалась, но одежда чудом сохранила пристойный вид. Дама была жива и громко стонала. Посмотрев на вошедших, еле проговорила:

– Какое счастье, Нилушка… И Ванзаров с тобой… Помогите…

– Матушка! – Любящий сын бросился на выручку, подскочил, нежно приподнял и на себе перенес в кресло. Ванзаров участия не принимал, а только спросил:

– Что тут случилось?

Филомена Платоновна еще дышала тяжело, на руках были заметны ярко-красные следы, как от ногтей.

– Аглая… Совершенно помутилась рассудком… Ворвалась в комнату, стала обвинять, что я не люблю Нила. Потом набросилась. Отбивалась, как могла, но наши силы неравны, я прикована к стулу, у нее сильные руки. Уже стала готовиться к смерти, молилась, чтобы безумная пощадила Нила, раз никого не пощадила…

– Аглая призналась в убийствах? – спросил Родион.

– Бросила мне: «Я рассчиталась со всеми за мои муки, теперь настал твой черед».

– Что же дальше?

– Нельзя ли отложить допрос? – рявкнул Бородин. – Не видите, в каком состоянии матушка? Имейте хоть каплю такта.

– Вы позволите? – вежливо спросил Родион.

Госпожа Бородина согласно кивнула:

– Не горячись, Нилушка, это долг господина Ванзарова. Аглая швырнула меня на пол, поволокла прочь. Вцепилась в дверь, она стала царапать руки…

Родион осмотрелся:

– Куда же подевалась Аглая Николаевна?

– Не знаю… Какой-то шум отвлек… Бросила меня, убежала… Я подождала и стала звать на помощь…

– Сколько ее нет?

– Трудно сказать, быть может, с полчаса.

Дверь в спальню няни была широко распахнута. Стоило ступить на порог – открывалось малоприятное зрелище: старуха висела на простыне, свернутой в жгут, конец закинут на гардинный крюк. Туфли не доставали до пола, под телом виднелся клочок бумаги. Корявым почерком было написано: «Погубила всех и не жалею о том. Моя вина, одна я во всем виновата, злодейка. Ванзаров меня разоблачил. Совесть мучает, жить не хочу. Прощайте. Ваша Аглая». На руках повешенной не обнаружилось следов битвы, видно, умело защищалась. Но на правом виске расплылся багровый синяк. Тело еще не остыло, висит действительно меньше часа. В припадке аффекта сначала хотела убить Филомену Платоновну, но в больных мозгах перемкнуло, и она наложила руки на себя. Что ж, всякое бывает.

Вернувшись в гостиную, Родион застал мадам Бородину на любимом троне с колесиками и сферами Зодиака. Она успела поправить волосы, как и любая женщина. Нил бережно отирал кровавые следы, за что был награжден нежной материнской улыбкой.

– Аглая Николаевна повесилась.

– Туда ей и дорога, – прорычал заботливый сын. – Что наделала, ведьма…

– Няня любила вас, как родного, Нил Нилыч.

– И как отплатила за нашу доброту? Поднять руку на маменьку!

– Не надо так, Нилушка, – Филомена Платоновна поцеловала сыновью руку. – Аглая всегда была со странностями. Мы привыкли к ним. Но теперь все кончено. Скоро вернутся слуги, мы заживем как прежде, и весь этот кошмар забудется. Я окружу тебя заботой, мой милый…

– Там записка, в которой Аглая делает признание…

– Я так и знал! – вскричал Нил. – Она погубила Варвару и Липу! Бедные Тонька и Орест! Змея коварная! Эту правду хотели мне рассказать?

– Забыли Марфушу, – напомнил Родион.

– Ну, уж это наверняка ее рук дело. Больше некому. Значит, призналась перед смертью, не захотела с такими грехами уйти. Спасибо и на этом. Ты права, матушка, как хорошо, что весь этот кошмар кончился. Не сердитесь за мою резкость, Родион Георгиевич, вы старались честно, не ваша вина, что не вышло. Кто мог догадаться о таком коварстве! И столько лет жила под нашим кровом. Ох, словно гора с плеч свалилась… А еще глаз, негодная, подкинула, чтобы пугать меня. Но и конец достойный, по заслугам.

– Не такой конец я ожидал, – сказал Родион, самовольно усаживаясь в кресло. – Трудно предугадать семейный рок. Моя вина…

К вечеру бильярдная зала «Hotel de France» гудела. Любители и мастера раскатать шары, разбившись на группы, ангажировали столы русской пирамиды. Впрочем, и французский карамболь не пустовал. На зеленом сукне, задвинутом в дальний угол, нелюбимый завсегдатаями, выстроился треугольник белых шаров. Зрителей вокруг не нашлось, даже маркера, да и пара, кажется, не нуждалась в чужом внимании. Уже с полчаса драгоценного времени потратили на болтовню.

– И это все? Ради этого надо было вытаскивать меня в бильярдную?

Дама поигрывала кием, как тевтонский рыцарь мечом. Барышня была недовольна и даже рассержена: обещали захватывающую интригу, а подсунули сумасшедшую. Тоже в своем роде нетерпеливый характер.

– Это жульничество, – добавила она. – Раскрыли преступление с помощью самого же убийцы, который к тому же повесился. За это не узнаете мой секрет.

Ванзаров неторопливо покатал ладошкой красный биток.

– Напомните, фрейлейн фон Рейн, кто считается родоначальником криминального жанра в литературе?

Неожиданный вопрос не застал врасплох.

– Эдгар По, конечно, «Убийство на улице Морг». Какое имеет отношение…

– Смею утверждать, что криминальный жанр старше на много веков. Первую криминальную историю изложил бессмертный Софокл в своей великой трагедии «Эдип-царь», или «Царь Эдип», как уж переводчику будет угодно.

– Вы шутите?

– Только факты. – Родион был серьезен до чрезвычайности. Даже усы распушились всерьез, вот как. – В трагедии есть страшное преступление: убит старый царь, есть настоящее расследование, есть интрига и поимка преступника. Но самое главное – есть рок, который тяготеет над семейством Эдипа. Должен признаться: я пересмотрел свое отношение к року. Есть вещи, которые выходят за границы логики и вообще нашего понимания.

Оценив изящную тираду, одноглазая барышня строгим тоном спросила:

– Долго будете мучить и ходить вокруг да около?

– Именно так из меня душу и вытягивали…

– Из вас? Ни за что не поверю. А кто? – не удержалась Ирма от чисто женского любопытства.

– Тот господин, что вам так не понравился.

– Этот надутый индюк? Этот наглый мужлан с бутоньеркой? Этот… – видимо, в русском языке, которым владела наполовину немка, не хватило подходящих образов.

– Зря вы так. Аполлон Григорьевич – гений криминалистики. А гению можно простить многое. По секрету: вы ему тоже сильно не понравились.

– Вот как? – оскорбилась одноглазая, но все-таки женщина. – Не больно-то интересует мнение всяких господ, от которых воняет неизвестно чем.

– Вам хорошо, уехали, и дела нет. А меня Лебедев теперь точно съест живьем. – Родион исторгнул из самой души тяжкий вздох. – Да и Курочкин надуется. Очень господа эти любопытные, обязательно желали знать, чем закончится дело. Пришлось даже наврать им. Ну, ничего. К счастью, вы не мой сослуживец. Имеете право знать.