Анна Малышева - Дом у последнего фонаря

…Александра не заметила, когда уснула. Разбудил ее голос соседки, спускавшейся с верхней полки:

— Через час Москва, так что если хотите умыться…

Вернувшись в купе, женщина позвонила врачу, наблюдающему Олега. Его телефон она попросила перед поездкой в Питер. В тот день пациент пришел в себя, но посетительницу к нему не пустили, пообещав разрешить встречу через пару дней.

— Я как раз на обходе, — сказал молодой врач. — Он в сознании. Можете приехать, в общие часы посещений. С четырех до шести.

И ровно в четыре Александра вошла в палату, куда Олега перевели после того, как ему стало лучше. Здесь, кроме него, было еще пятеро больных. Буханков лежал у самой двери, в полутемном углу. Женщина, чувствуя себя очень неловко, подошла и остановилась у кровати, не зная, куда деть пакет с передачей. Тумбочка в изголовье была заставлена чашками, завалена свертками. Ближайший сосед сочно, внушительно храпел.

— Саша! — обрадованно воскликнул Олег и сделал попытку приподняться на локте. — А я гадал, придет ко мне кто-нибудь или нет? Пока только следователь и был. Вчера вечером.

— Лежи, не прыгай. — Александра показала ему пакет: — Я купила гранаты, яблоки, апельсины. Ты столько крови потерял.

— Саша… — Мужчина пытался поймать ее взгляд, а она упорно отводила глаза. — Я думал, ты не придешь… Мне столько нужно тебе объяснить! Садись, не бойся, — он похлопал рукой по краю постели. — Видишь, комфорт относительный. Стульев не предусмотрено.

Художница присела.

— Надеюсь, через недельку меня выпустят, под расписку, — с воодушевлением продолжал Олег. — Потому что, понимаешь ли, нет резона тут загорать. В этой больнице еще хуже заболеешь. Надо будет — в Москве долечусь. Ты… о Светлане знаешь?

— Подписка о невыезде до суда, — понизив голос, ответила Александра.

— А откуда знаешь? Следователь сказал? Мужик мировой, кстати.

— Нет, мне сказала Лиза. Мы с ней общаемся. Можно сказать, подружились.

Прищурившись, Олег ожидал продолжения, но Александра дипломатично хранила молчание. Наконец мужчина не выдержал:

— Ну и хорошо, а то она осталась совсем одна.

— Тебе бы с самого начала ее пожалеть, Олег! — с упреком заметила художница. — Зачем эти крокодиловы слезы? Ты же все время наводил меня на мысль, что отца убила она!

— Тсс! — Олег, дернувшись, оглянулся на храпящего соседа. — Да это все Светлана задумала, при чем тут я? Она настаивала, чтобы впутать девчонку. Ей хотелось, чтобы мы с ней были заодно. Знаешь, такие люди все рассчитывают и в конце концов ставят тебе подножку…

— Это был верх подлости, повторять бредни о том, что отец гипнотизировал Лизу, а та в состоянии гипноза могла сделать все, что угодно!

— Но меня в этом убедила Светлана!

Александра предостерегающе вытянула руку:

— Помолчи! Оставим вопросы морального порядка. Поговорим об уголовщине. Ты ограбил Лыгина. Сперва его, а потом Лизу, единственную наследницу.

Олег неловко пошевелился и застонал. В его лице не было ни кровинки. Александра едва не сжалилась над ним, но все же продолжала:

— Да, ограбил. Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Ты выманил у Лыгина, вероятно, самую ценную вещь, которую тот приобрел в своей жизни. Трактат Фомы Эвбия. И это был именно ватиканский, еретический вариант, повествующий о жертвоприношениях, а вовсе не венский. И ты знал это.

— Мы поменялись… — пробормотал мужчина. Кожа на его лице, сильно заросшем седоватой щетиной, то и дело подергивалась, как пенка на остывающем молоке.

— Лыгин никогда бы не поменял трактат Эвбия на какой-то молитвенник. Пусть даже времен Реформации. Пусть даже переписанный втайне и по ошибке украшенный дважды заставкой с одним и тем же аббатством. Чего — ты ведь знаешь сам! — не было.

— Выдумки Эрделя!

— А Эрделя ты хотел обмануть, подсунув ему составной молитвенник. Тебя подвела жадность. Ты хотел нажиться по полной. И не учел того, что Эрдель может не хуже тебя знать, каковы каноны иллюстрирования книг такого рода. А вот Лыгин, погрязший в своих алхимических изысканиях, наверное, этого не знал?

Олег слушал ее, не шевелясь. На его лице застыло такое выражение, будто он только что разжевал дольку лимона.

— А может, все же знал? — Александра не удержалась от язвительной улыбки. — Потому ты и отменил свой первоначальный план, не решился преподнести ему отдельные страницы со «вторым Дорсетширским аббатством»? Только обещал их достать, чтобы дополнить «уникальный» молитвенник? Эрдель-то обо всем догадался. Ты боялся, что Лыгин узнает о подмене от него или догадается сам? И в любом случае, Олег, тебе меня не убедить, что можно поменять ценнейший трактат на изрезанный, пусть и редкий, молитвенник! Ты берег эти страницы, не решаясь ни вручить их Лыгину, ни солгать, что их просто нет на свете. Ты изо всех сил оттягивал время, пытаясь придать своему молитвеннику несуществующую ценность. И только после смерти Лыгина смог найти применение этой заупокойной мессе! А трактат остался у тебя! Как удачно получилось! Иначе бы не найти выхода из тупика!

— Ну что ты болтаешь?! — с мучительным напряжением выговорил мужчина. — Что за дикая фантазия!

— Зачем ты рылся в архиве Альбины? Зачем вырвал страницы из тетрадей?

— Архив находится в моей квартире, можешь поехать и убедиться, что я к нему не прикасался, — скривился он. — Вот, возьми ключи, сделай милость, и забери свой чемодан. И картину не забудь! После скажешь, что я и тебя обокрал!

— Я вот подумала… — Александра взяла ключи, которые Олег извлек из кошелька, спрятанного под подушкой. — Ведь архив Альбины содержит очень давние сведения. Трактат Эвбия появился в Москве более двадцати лет назад. Когда я смотрела, какие тетради порваны, то обратила внимание, что все они очень старые. Ты хотел уничтожить все упоминания об этом трактате? Ведь если Альбина имела хоть самое отдаленное отношение к этой сделке, она бы ее зафиксировала! Всё, включая происхождение трактата и его настоящую ценность!

— Я не в состоянии больше тебя слушать. — Больной в самом деле выглядел скверно. — Ты меня в гроб вгонишь. Заявить, что я украл трактат… Совсем не такой уж ценный, к слову!

— Не такой уж ценный? — усмехнулась художница. — Хорошо. Тогда ты не очень расстроишься, узнав, что я вернула его законной владелице?

— Как… — вырвалось у Олега. Он тут же прикусил губу и не издал больше ни звука, сверля женщину горящим взглядом. Та, торжествующе улыбаясь, продолжала:

— Ну да, владелице. Ты ведь получил его на время. На большее Лыгин бы не согласился. Ты должен был вернуть трактат. Конечно, смерть Лыгина в этих обстоятельствах очень тебя устроила. Иначе ты бы ни за что не согласился помогать Светлане. А теперь ты мог продать трактат, смело, не опасаясь, что тебя схватят за руку. Наверное, уже начал показывать его покупателям? Иначе зачем возил с собой? Я нашла трактат во внутреннем кармане твоей куртки, когда делала тебе перевязку. А может, Светлана требовала, чтобы ты вернул ей раритет? Из-за чего вы ссорились, из-за чего она отрывала тебе пуговицы на рубашке? На чем вы помирились? Ты обещал ей часть выручки от сделки? Половину? Или больше? Или меньше? Отчего она вдруг пришла в такую ярость, что порвала на тебе рубашку, а потом решила с тобой покончить? Ведь тебя ждал тот же «ритуал», что и ее бывшего мужа… Ворона уже была приготовлена… Вот только ударила Светлана неудачно. Попади она чуть ниже или выше, ты не лежал бы сейчас тут и не смотрел бы такими злыми глазами на человека, который спас тебе жизнь!

Олег отвернулся к стене. По наступившей в палате тишине Александра поняла, что ее монолог слышали все — и больные, и посетители. Но ей было уже все равно.

— Теперь ты выпутался из этой темной истории, не без моей помощи, правда, — сказала она, выдержав паузу. — Трактат вернулся к наследнице. И она его уже продала, при моем посредничестве.

— Кому? — не оборачиваясь, спросил мужчина.

— Не в моих правилах сообщать посторонним такие сведения, но… ты не совсем посторонний. Эрделю. Кстати, он же попросил меня перешить мессы в молитвенниках. Один из них, в общем, твой… Лиза не из тех, кто наносит удар по умирающему. Хотя молитвенник — часть ее наследства, она велела отдать тебе книгу.

— До чего благородно! — буркнул Олег в стену. — Делайте что хотите.

— Тогда, раз уж ты дал мне ключи от своей квартиры, может, скажешь заодно, где лежит шелк, которым ты штопал молитвенник Эрделя? Оттенок идеальный. Я буду такой искать миллион лет.

— Кроме шелка, тебе ничего не надо? — в ярости повернулся мужчина. — Может, мои почки?! Печень?! Или сердце?! Так ты только скажи!

— Для тебя же стараюсь. — Александра встала и расправила примятое одеяло. — Ты мог бы выгодно продать свой молитвенник. Тому же Эрделю. Что ж, увидимся! Заеду на днях, верну ключи.