Елена Михалкова - Танцы марионеток

– Тва-й-ю мать! – выругался Бабкин. – Опоздали!

– Вася… – пролепетала женщина. – Господи, Вася, что там происходит?!

Сергей с новой силой обрушил на дверь удары кулака. Ковригин оценил вид двери и, поняв, что выбить ее не получится, быстро начал набирать номер.

– Звони в милицию, – бросил Бабкин через плечо, но увидел, что лохматый именно этим и занимается.

И тут изнутри повернули задвижку. Напрягшийся для прыжка Бабкин одним движением отодвинул женщину в сторону и ногой толкнул дверь. Ковригин заметил у него в руках пистолет и поразился тому, когда этот здоровяк успел его достать.

Двигался Сергей бесшумно и очень быстро. Оказавшись в квартире, он в первую секунду решил, что открывший им дверь спрятался, но затем увидел на полу ворочающуюся груду и присел, оглядывая коридор и не опуская пистолета. Груда оказалась толстой пожилой женщиной с серым лицом, с которого тек пот. Она заваливалась на бок, пытаясь ухватиться рукой за стену, но пальцы сползали вниз, и она снова дергала рукой, будто тонула.

– Там… – прошептала она, едва поведя подбородком, – она ее убьет. Помогите, пожалуйста…

Бабкин попытался помочь ей сесть, но стоило ему взять ее за плечо, как пальцы погрузились в липкое, горячее. «Вот же мать твою…» Он почувствовал сзади дыхание и тихо приказал, не оборачиваясь:

– Вызови «Скорую», срочно. Скажи диспетчеру, что здесь огнестрельное. Помоги ей.

За его спиной раздался негромкий сдавленный вскрик, женщина схватилась за его руку, опустилась на колени перед раненой.

– Валентина Захаровна… Кто?.. За что?

– Леночка… – прошептала старуха. – Ты? Уходи отсюда, милая! Уходи, уходи… Не нужно тебе здесь оставаться.

– Валентина Захаровна, не разговаривайте! – очень тихо сказала женщина, и Бабкин, опасавшийся истерики, с удивлением услышал в ее голосе приказные нотки. – Сейчас приедет «Скорая», вам помогут. Подождите-ка… Вася, помоги мне!

Сергей выпрямился, обернулся к ее спутнику, у которого в руках невесть откуда оказалась белая тряпка, свернутая в жгут.

– Забирай свою бабу, и выметайтесь! – торопливо проговорил Бабкин, прислушиваясь к звукам в глубине квартиры. – Только старуху вытащите. Знаешь, кто стрелял?

– Понятия не имею, – вполголоса отозвался тот. – Милиция разберется.

– Милиция – это, конечно, хорошо, – страдальчески поморщившись, пробормотал Бабкин. – Вот только когда она еще приедет, та милиция!

– Э! Ты куда?! Спятил, что ли? Слышь, мужик!

Не обращая больше внимания на лохматого, Сергей двинулся в сторону косого ромба света, падавшего из дальней двери. Не дойдя двух шагов до него, остановился и снова прислушался. Изнутри доносился доброжелательный женский голос.

– …случайность. Если ты так думала, то ошиблась. Не то, что это имеет значение, но мне не хотелось бы, чтобы ты меня недооценивала.

Сергей поднял руку, негромко постучал и тут же отпрянул за стену. Однако выстрела не последовало. После недолгого молчания ему ответили почти весело:

– Да-да, войдите!

Он мог бы ручаться, что ответившая и в самом деле развлекается от души. Особого выбора не было, и Сергей, толкнув дверь, медленно вошел в ярко освещенную комнату, надеясь, что его не пристрелят сразу же, как увидят оружие.

– Ой, – удивленно сказала Юля Сахарова, стоявшая у стены с пистолетом в руке. – Это же наша фея!

Обежав комнату взглядом, Бабкин оценил обстановку.

На стуле возле окна сидела старуха с окаменевшим лицом, а в двух шагах от нее на полу скорчилась девушка, у которой уродливо оттопыривалась вспухшая разбитая губа, а ободранная скула сочилась кровью.

Лицо ее показалось Сергею знакомым. Вглядевшись, он вдруг вспомнил, где ее видел! Это было в тот раз, когда он следил за Сахаровой, – девчонка выбежала из подъезда одновременно с ней, и он отвлекся, когда она едва не упала возле машины. «Резиновые сапоги с бегемотами… Точно, она!»

Дочь Тогоева наблюдала за ним с откровенным любопытством. То ли она обрезала челку, до того скрывавшую глаза, то ли уложила ее по-другому, но сейчас можно было разглядеть, что зрачки у девушки темные и мутноватые, как зимняя вода, а взгляд расслабленный, но расслабленный нехорошо. Такие поплывшие глаза с расширенными зрачками Сергей видел у наркоманов, но сейчас он отчего-то был уверен, что она не принимала наркотиков. Ее кайф был в другом.

– Познакомься, Марта, это твой защитник, – поведала Юля, обращаясь к старухе. Пистолет, поначалу направленный на Конецкую, она теперь перевела на Бабкина. – Прекрасный мужчина, правда? Ты-то теперь старовата для него… Между прочим, прекрасный мужчина, брось мне свою пукалку. Аккуратно положи на пол и толкни ногой.

Сергей заколебался, и она добавила:

– Считаю до трех – и выстрелю.

Юля кивнула, но не на старуху, как он ожидал, а на девушку. Он поймал умоляющий взгляд девчонки на полу и, присев на корточки, подтолкнул оружие.

– Вот умная фея, хорошая фея, – с удовлетворением сказала Сахарова, поднимая пистолет. – Другого у тебя нет, а? Раздеть тебя, что ли, чтобы проверить? Ладно, не раздевайся. По честным глазам вижу, что больше ты ничего не припас. Может, только волшебство? – Она криво улыбнулась. – Марта, не попросишь у него, чтобы он наколдовал тебе ребеночка? Маленького, славненького, сюсипуси-ребеночка? Ты-то сама, бедняжка, бесплодная была всю жизнь! Слышь, фея, тебе не противно будет с таким страшилищем…

Она прибавила несколько слов, и Бабкин увидел краем глаза, что девочку на полу передернуло. Старуха сидела неподвижно и не отозвалась даже движением век.

«Она поглумится еще немного, а затем начнет убивать, – понял Сергей. – Мне нужно заговорить ее до приезда группы. Раньше чем через час они вряд ли приедут – значит, час. Столько я не протяну. Переговорщик из меня хреновый».

– Зачем ты это делаешь? – спросил он, следя за голосом, в котором не должно было быть ничего, кроме благожелательной заинтересованности.

– Правда, Лия! – неожиданно поддержала его девчонка на полу («Умничка, – подумал он, – авось с тобой она больше захочет общаться, чем со мной»). – Ведь ты так хорошо относилась ко мне!

Юля Сахарова перевела взгляд на девчонку, наклонила голову.

– Помнишь, как ты меня утешала? – продолжала та прерывающимся голосом. – Тогда, в ванной? Меня твои слова и вправду успокоили! А помнишь, как ты тренировалась с тазиком в коридоре? Ты, наверное, думала, что никто не видит, но я видела. У тебя гораздо лучше получается, чем у меня, честное слово! И спину ты держишь прямее!

Сахарова усмехнулась.

– Лия, ведь мы тебя не обижали! – умоляюще сказала девчонка.

В голове Бабкина зажегся красный огонек и отчаянно засигналил: «Ошибка! Ошибка! Сейчас она припомнит все обиды и взорвется раньше, чем я успею отвлечь ее еще раз!»

Но он оказался не прав. Юля Сахарова не взорвалась. Вместо того чтобы ответить, она вдруг перестала притворяться, что ей весело, и минуту спустя Бабкин пожалел об этом.

Улыбка сползла с ее лица, как изношенный чулок, а глаза стали такие, будто она вот-вот уснет. Уголок губы дернулся в сторону, и Сахарова так и осталась стоять с перекошенным влево ртом, будто передразнивала девчонку с разбитой губой, сидевшую перед ней. «Больная, – понял Сергей. – Сейчас будет стрелять».

– Юльку отпусти.

Он не сразу понял, что это сказала старуха. Она повернулась к Сахаровой, и он уставился на нее во все глаза – почему-то ему казалось, что такие молчат до последнего и ни о чем не просят, даже если могут выпросить себе жизнь.

– А мы с тобой поговорим, – ровно продолжала Конецкая. – Она тебе только мешает, я вижу. Пускай идет. Она же дурочка, ты знаешь.

В сонных глазах что-то мелькнуло.

– Скажи «пожалуйста». – Сахарова говорила одной половиной рта, словно вторую парализовало. – Кто так просит? Скажи «пожалуйста».

Не говори, хотел сказать Сергей. Ты же видишь, она ее не отпустит. Она хочет, чтобы ты унизилась перед ней, вымолвила одно-единственное слово, и после этого она будет стрелять. Ему показалось, что в коридоре за его спиной раздалось шуршание, и он догадался, что это любопытная глупая тетка, которую он видел в прихожей, – сейчас зайдет в комнату и получит очередную пулю. Вторая достанется ему, третьей Сахарова убьет девчонку. А потом что-нибудь сделает со старухой… Вряд ли прикончит ее сразу. Ему вспомнилась заметка в газете, которую переводила Маша, и по спине пробежал озноб.

Конецкая открыла рот, и с этой секунды время для Бабкина пошло очень быстро. Доли секунды ему хватило, чтобы понять, что нужно делать, и сцена развернулась перед его глазами, словно он смотрел фильм. «Кем-то всегда приходится жертвовать», – всплыло откуда-то в памяти. Сейчас это было как нельзя более уместно.

Прыгнуть за старуху. Пуля ударит в нее, и если ему повезет, его не зацепит. Прикрываясь Конецкой, как щитом, преодолеть разделяющие их с Сахаровой несколько метров, обрушить на нее уже безжизненное к этому моменту тело, а там…