Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин

Хиббард вошел в комнату, слегка покачиваясь, на шее у него все еще был мой коричневый галстук.

Вслед за ним вошел Фриц и объявил, что кушать подано.

Они начали собираться довольно рано. К девяти часам пришло уже человек десять, я отмечал их в списке галочками и встречал с соответствующими почестями. Четверых из них я раньше не видел: Колларда и Гейнса из Бостона, Ирвинга из Филадельфии и профессора Моллисона из Йеля. Майкл Эйерс, прибывший трезвым, как младенец, помогала мне разносить напитки. Точно в девять к толпе присоединился Леопольд Элкас. Не представляю себе, что ему наговорил Вульф, чтобы его заполучить, во всяком случае он пришел и попросил стаканчик портвейна. Я подавил желание сообщить ему, что нитроглицерина в нем нет. Он меня узнал и отнесся ко мне весьма приветливо. Появились еще несколько человек, в том числе Огастес Фаррел, который звонил в субботу, что уже вернулся из Филадельфии и что заказ на библиотеку от мистера Олленби у него в кармане. Вульф подозревал, что он позвонил ради тех двадцати долларов, которые ему следовало получить за работу в среду, и велел мне послать ему чек.

Они выглядели совсем не такими подавленными, как неделю назад — с большим удовольствием занялись выпивкой, образовывали группки и разговаривали, один или двое даже подошли ко мне и продемонстрировали свое нетерпение. Коллард, бостонский текстильный магнат и хозяин утеса, с которого свалился судья Гаррисон, выразил надежду, что еще успеет застать последнее действие в опере, а я ответил ему, что, к сожалению, сам я от таких надежд давно уже отказался. Я услышал, как Элкас бросил Фердинанду Бауену, что Ниро Вульф, по всей вероятности, страдает сильно развитой манией величия. Я попытался расслышать ответ Бауена, но не сумел.

В четверть десятого их набралось уже пятнадцать. Настало время Вульфу появиться — как он говорил мне — на сцене.

Это было великолепно! Он все рассчитал отлично. Я специально следил за ним, чтобы чего-нибудь не пропустить. Он вошел в кабинет, сделал три шага, остановился и стоял до тех пор, пока все не повернулись в его сторону и разговоры не утихли. Склонив голову, он звучным голосом произнес:

— Добрый вечер, джентльмены!

Затем он обернулся к двери, кивнул Фрицу, который стоял на пороге, Фриц отошел в сторону, и в комнату вошел Эндрью Хиббард.

Это вызвало первый общий вопль. Быстрее всех отреагировали Прэтт и Майкл Эйерс, они крикнули: «Энди!» — и бросились к нему. Остальные последовали за ними. Окружив его, они похлопывали его по плечам и лупили по спине. За их спинами его совсем не было видно, и я не смог проследить, какое психологическое воздействие окажет это на него. Каждый, кто был свидетелем этой сцены, легко мог себе представить, что они действительно любят Энди Хиббарда. Возможно, что его любили даже Драммонд и Бауен: горькое следует принимать вместе со сладким.

Вульф сбежал от этой кричащей толпы. Он отошел к своему письменному столу, устроился в кресле, а Фриц принес ему пиво. Я посмотрел на него, и хорошо, что я это сделал, поскольку нечасто случалось, чтобы он захотел мне подмигнуть. А сейчас он поймал мой взгляд и подмигнул мне одним глазом, а я ответил ему улыбкой. Затем он выпил пива.

Суета продолжалась довольно долго. Майкл Эйерс подошел к письменному столу Вульфа и что-то ему сказал, но стоял такой шум, что я ничего не расслышал, а Вульф кивнул и что-то ответил. Майкл Эйерс пошел обратно и начал загонять остальных в кресла, Кейбот и Фаррел присоединились к нему. Наконец все успокоились. Прэтт взял Хиббарда под руку, отвел его к большому дивану, а сам сел рядом, вытащил платок и вытер глаза.

Тогда Вульф начал. Опираясь локтями на оба подлокотника, он выпрямился в кресле, опустил подбородок на грудь и уставился на них широко открытыми глазами.

— Джентльмены, благодарю вас за то, что вы пришли сегодня сюда. И даже если в ходе сегодняшнего вечера вы в чем-то не согласитесь со мной, я уверен, что все мы сейчас едины в том, что наше соглашение привело к счастливому концу. Все мы рады, что мистер Хиббард теперь снова с нами. Мистер Гудвин и я счастливы, что нам удалось вернуть Ливингстону его Стэнли[12]. Что же касается того черного континента, который мистер Хиббард решил исследовать в своих целях, и тех методов, с помощью которых мы его нашли, то это детали, которые могут подождать до другого раза, поскольку перед нами стоят более важные проблемы. Думаю, достаточно будет просто сообщить вам, что исчезновение мистера Хиббарда было его личной затеей, и он осуществил ее на свой страх и риск, так сказать — путешествие с научными целями. Я правильно излагаю, мистер Хиббард?

Все взгляды обратились к Хиббарду. Тот кивнул:

— Правильно.

Вульф вынул из ящика какие-то бумаги, разложил их и взял одну в руки.

— Передо мной, джентльмены, копия памятной записки о нашей договоренности. Одной из моих задач было избавить вас от всех опасений и страха перед действиями лица или лиц, ответственных за исчезновение мистера Хиббарда. Эту задачу я полагаю выполненной. Самого мистера Хиббарда вы же не боитесь? Прекрасно. Итак, эго сделано. — Он помолчал, прошелся взглядом по всем лицам и продолжал: — Далее мне придется прочесть вам вот этот документ. — Он отложил меморандум в сторону и поднял несколько листков в коричневой папке. — Джентльмены, на этом документе стоит дата двенадцатого ноября, то есть сегодня. Он подписан Полом Чейпином и озаглавлен следующим образом: «ПРИЗНАНИЕ ПОЛА ЧЕЙПИНА О СМЕРТИ Р. ГАРРИСОНА И ЮДЖИНА ДРЕЙЕРА, А ТАКЖЕ О НАПИСАНИИ И РАССЫЛКЕ НЕКИХ ИНФОРМАЦИОННЫХ СТИХОВ УГРОЖАЮЩЕГО ХАРАКТЕРА». Оно гласит…

Адвокат Кейбот прервал его. Понятно, адвокат есть адвокат. Он перебил Вульфа:

— Мистер Вульф, возможно, это и занимательное чтение, однако считаете ли вы, что это необходимо, учитывая то, что произошло?

— Весьма. — Вульф даже не повернул головы. — Итак, если позволите: «Я, Пол Чейпин, проживающий по адресу: Перри-стрит, дом 203, Нью-Йорк-Сити, признаю настоящим, что я никоим образом не несу вины за смерть судьи Уильяма Р. Гаррисона и утверждаю, что, по моему глубокому убеждению, она явилась следствием несчастного случая. Далее я признаю, что я никоим образом не несу ответственности за смерть Юджина Дрейера. Насколько мне известно, по моему глубокому убеждению, он покончил жизнь самоубийством.

Далее я признаю…»

Майкл Эйерс раздраженно фыркнул, несколько человек начали роптать. Их заглушил саркастический голос Джулиуса Эдлера:

— Все это чушь! Чейпин всегда утверждал…

— Джентльмены! — остановил его и всех других Вульф. — Прошу вас. Я хочу, чтобы вы позволили мне продолжить. Пожалуйста, воздержитесь от замечаний, пока я не закончу.

— Дайте же ему дочитать, — пропищал Драммонд, а я про себя отметил, что он может получить от меня лишний стаканчик.

Вульф продолжал:

«Далее я признаю, что написал и отпечатал на машинке стихи, которые были разосланы разным лицам при трех различных оказиях. Целью их было внушить всем, что именно я убил Гаррисона, Дрейера и Хиббарда и намерен убить также всех остальных. Я отпечатал их на пишущей машинке в нише курительного салона в Гарвард-клубе и разослал по почте. Этот факт был установлен Ниро Вульфом. На этом я заканчиваю свое признание. Далее содержатся объяснения, которые я привожу по просьбе Ниро Вульфа.

Мысль написать эти стихи пришла мне в голову после смерти Гаррисона, вначале просто как одна из фантазий, которыми постояннозанят мозг, привыкший к литературному творчеству. Я написал стихи, они оказались неплохими, по крайней мере, для меня, и я решил их разослать. Я детально продумал вопросы бумаги, конвертов и пишущей машинки так, чтобы нельзя было доказать, что их послал я. Результат превзошел все ожидания.

Через три месяца смерть Дрейера и обстоятельства, при которых она произошла, предоставили мне еще одну оказию, которую я не захотел упускать. На этот раз, учитывая, что в то утро я присутствовал в галерее, дело было более рискованным, однако после здравых размышлений я пришел к убеждению, что настоящая опасность мне не угрожает. Я написал новые стихи и разослал их. Они имели еще больший успех, чем первые. Не стоит описывать, какое удовлетворение я испытал, когда мне предоставилась возможность наполнить беспокойством и ужасом бесстыдные сердца, столько лет оскорблявшие меня жалостью. Они называли себя Лигой раскаивающихся, — да, я знал об этом. Но лишь теперь они начали раскаиваться по-настоящему.

При любой оказии я дополнял воздействие моих стихов на некоторых моих друзей словами. Наиболее благодатную почву я нашел в Эндрью Хиббарде. В конце концов я напугал его настолько, что он сбежал. Я не знаю, где он находится, вполне возможно, что он покончил жизнь самоубийством. Я решил воспользоваться его исчезновением, как только услышал о нем. Разумеется, в тот момент, когда он появится, всей игре придет конец, но я и не предполагал, что смогу вести ее бесконечно. Исчезновение Хиббарда было слишком благоприятной оказией, чтобы от нее отказаться. Я разослал третьи стихи. Результат оказался просто великолепным, однако вскоре выяснилось, что даже слишком. О Ниро Вульфе я никогда не слышал. В тот вечер я зашел в его кабинет просто ради удовольствия посмотреть на растерянные лица своих друзей и взглянуть на Ниро Вульфа. Я увидел, что он обладает быстрым умом и интеллигентностью и что по всей видимости моей забаве приходит конец. Моя жена попыталась повлиять на Вульфа, но неудачно.